В какой мере Белый дом был инициатором «исполнительной акции», одобрял ее или был в курсе происходящего? Биссел передал Харви, что Белый дом дважды требовал создания такого потенциала, и в докладе генерального инспектора приведены записи Харви (более не существующие), которые подтверждают это. Сам Биссел не вспомнил какого-либо особого разговора с Белым домом, но в своем первом показании комиссии заявил, что записям Харви можно верить и что последний, без сомнения, мог создать такую группу своей властью, получив какое-либо задание по каналу Банди или Уолта Ростоу. При последующем слушании Биссел, однако, сказал, что он всего лишь информировал Банди в рамках своего доклада о существовании этого потенциала, но что тот не сформулировал при этом никакого задания. Банди, со своей стороны, заявил, что действительно получил такую информацию во время доклада Биссела, не дав никакого задания, но, впрочем, и не выдвинув каких-либо возражений. Что касается Ростоу, то он утверждал, что вообще никогда не слышал об этом проекте.
Уильям Харви заявил о своей «почти полной уверенности» в том, что 25 и 26 января 1961. г. он встретился с двумя сотрудниками ЦРУ — Джозефом Шейдером, бывшим в то время шефом отдела технического обеспечения, и сотрудником — специалистом по вербовке, чтобы обсудить возможности создания внутри ЦРУ потенциала «исполнительной акции». Просмотрев записи, сделанные во время этих бесед, Харви заявил, что они состоялись после его первого разговора с Бисселом об «исполнительной акции», слухи о которой могли распространиться в «первые дни января». [...]
Харви заявил также, что потенциал «исполнительной акции» должен был включать убийство. Его закодированные записи, сделанные от руки во время встреч 25 и 26 января, содержат фразы, заставляющие подумать, что речь шла именно об этом: «последнее средство после провала последнего средства и признания в слабости», «волшебная кнопка» и «никогда не упоминать слово „убийство"». Харви подтвердил эту интерпретацию записей:
«Первое, что я сделал после получения приказов от Биссела, обсудил, используя нашу терминологию, с несколькими сотрудниками, которым я полностью доверял, вопросы, относящиеся к убийству, подбору потенциальных агентов, к нашей позиции, затронув даже, если хотите, фундаментальные проблемы, например, является ли убийство особым орудием американских секретных служб? И если вы допускаете, что да, то в нашей ли власти при существующем правительстве сделать это эффективно и грамотно, в полной безопасности и с соблюдением полнейшей тайны?»
В том месте доклада генерального инспектора, где говорится, как Биссел впервые возложил на Харви ответственность за «исполнительную акцию», есть ссылка на записи последнего, сегодня отсутствующие, согласно которым Биссел сказал Харви, что «Белый дом два раза требовал создания такого потенциала». [...]
Вот что сказал Харви:
«Два раза, во всяком случае не один раз, я знаю, что это было больше одного раза, потому что в то время делу придавали серьезное значение (...). Белый дом, и это точно, я отметил письменно, торопил Биссела, хотя, может быть, и не его лично, а непосредственно ЦРУ, с подготовкой потенциала „исполнительной акции"».
Но у Харви не было ни одного прямого доказательства, что такой разговор между Бисселом и Белым домом действительно состоялся. Говоря с Харви, Биссел не назвал ни одного конкретного лица из Белого дома. Харви объяснил, что с его стороны было бы весьма «некорректным» спросить у Биссела, с кем он разговаривал, и что Биссел совершил бы «непростительную оплошность», назвав имя своего собеседника.
Биссел точно помнит, что давал Харви задание изучить потенциал, но совершенно не помнит «о каком-либо определенном разговоре с кем бы то ни было в Белом доме, который мог бы стать причиной порученной Харви миссии». Показания Биссела перед комиссией расходились в этом важном пункте: получал он приказ Белого дома на создание потенциала «исполнительной акции или нет»?
Выступая со своими первыми показаниями перед комиссией 9 и 11 июня 1975 г., Биссел дал понять, что Белый дом предоставил ему такое разрешение. Когда ему зачитали записи Харви, упомянутые в докладе генерального инспектора («Белый дом дважды требовал у него...»), Биссел ответил:
«У меня нет ни малейшей причины думать, что Харви мог приписать мне слова, которых я не говорил».
Он заявил также, что Белый дом действительно потребовал от него создать всегда готовый к действию потенциал убийств. [...]
В своем последнем показании относительно Банди (сделанном после телефонного разговора с последним) Биссел заявил, что, по его мнению, он информировал Банди о потенциале лишь после его создания. Биссел, однако, подтвердил свое начальное показание: он ничего не говорил Банди об уже предпринятых ЦРУ попытках покушения на Фиделя Кастро. Он «совершенно уверен», что не сообщал этого Банди с целью, чтобы тот довел до сведения президента вопрос о потенциале «исполнительной акции».
Вопрос: Считаете ли вы, что создание потенциала для убийства иностранных руководителей было достаточно важным вопросом, чтобы предложить его вниманию президента?
Биссел: Нет, не считаю, принимая во внимание существовавшие в то время условия и ограниченные рамки вытекающих из этого проекта действий.
Биссел объяснил, что с Банди они обсуждали скорее потенциал вообще, без намеченной цели, чем какой-либо определенный план убийства или детали его выполнения.
«Точно не помню,— сказал он, — но я вполне мог упомянуть Кастро, Лумумбу или Трухильо при обсуждении «исполнительной акции», потому что это был как раз тот тип деятелей, против которых на том этапе данный потенциал мог быть применен».
Биссел добавил, что, по сложившемуся у него впечатлению, Банди, не выразив никакого не благоприятного проекту мнения, дал такой ответ, что его скорее всего следовало считать положительным. Биссел далее заявил, что он мог истолковать реакцию Банди как одобрение (по меньшей мере, подразумеваемое) идеи «исполнительной акции».
Вопрос: (...) Я думаю, такое заявление можно охарактеризовать как далеко идущее, если, по-вашему, выходит, что ответ, который вы получили от Банди, означал одобрение.
Биссел: Я, по крайней мере, интерпретировал его ответ так, что вы можете назвать это одобрением или определить как «нет возражений». Его (Банди) информировали о том, что происходит, как я считаю теперь, лишь по инициативе самого ЦРУ. В ответ Банди высказал свое мнение, не выдвинув никаких возражений. На мой взгляд, его реакция была более благосклонной, более положительной, но ведь это вопрос личной оценки. Будь на моем месте другие люди, у них обязательно сложилось бы такое же мнение.
Все свидетельства Биссела о его разговоре с Банди по поводу «исполнительной акции» являются результатом его умозаключений. С первого и до последнего выступления в комиссии он заявлял, что «не помнит четкой картины событий». Но он подтвердил, что, по-видимому, необходимо было иметь «более четкое, более специфическое и более определенно выраженное одобрение», прежде чем «потенциал стал бы действительно и конкретно использоваться». [...]
Биссел заявил под конец, что создание потенциала «исполнительной акции» было, «без всякого сомнения» или «с самой высокой достоверностью», решением самого ЦРУ. Он признал уже в своем первом показании, что
«Это вряд ли могло быть чем-то необычным. Такова была обычная практика ЦРУ: важной частью его задачи было создание разного рода потенциалов задолго до того, как появилась причина задуматься об их назначении, и задолго до того, как становилось известно, где, как и почему их следует применить. Обычная работа (...) секретной разведывательной службы по вербовке агентуры носит такой же характер (...). Для меня также нет ничего удивительного в том, что решение о создании рассматриваемого потенциала было принято при отсутствии какого-либо запроса извне».