— Даже когда ты вышвырнул меня из дома, я все равно не собиралась сдаваться. Я была так зла на тебя за то, что ты вышвырнул меня из своей жизни, хотя я понимала, насколько тебе плохо, но я не собиралась сдаваться. Все, что ты сказал мне тогда было ничто, по сравнению с тем, когда я увидела тебя с Мелани у «Barney’s», — говорю я ему, стараясь, чтобы мой голос не надломился. — Я понимала, что ты был пьян и у тебя серьезные проблемы, но я тогда по-прежнему продолжала верить, даже после того дерьма, которое ты мне сказал о других женщинах, что ты бы не пошел на это, чтобы оттолкнуть меня. В тот вечер ты разбил мое сердце на тысячу мелких кусочков, увидев твои руки на ней и ее рот..., это была единственная причина, по которой я отступила. Единственная причина, по которой я ушла.

Слезы сами собой начинают катиться, несмотря на то, что я пытаюсь сильно зажмурить глаза, чтобы удержать их. Фишер убирает руку с моей талии и прижимает ладонь к моей щеке, поворачивая меня к нему.

Он целует каждую мою слезинку, хотя его собственные слезы катятся вниз по лицу и перемешиваются с моими.

— Мне так жаль. Мне так чертовски жаль, — сокрушенно шепчет он. — Ничего не было с Мелани, Богом клянусь, Люси. Ты, наверное, мне не поверишь, но у меня, бл*дь были галлюцинации, и я клянусь тебе, я думал, что она — это ты. Хотя я ощущал ее не такой, как ты — она пахла не так и голос у нее был другой, но я хотел, чтобы это была ты, хотя и совершенно другой, но меня это тогда мало волновало. Я с трудом пересилил себя, чтобы выдворить тебя из дома, и мне просто хотелось, чтобы в баре была ты. Я хотел сжать тебя в своих объятиях, и чтобы ты сказала мне, что все будет хорошо, но я продолжал пить, погружаясь все глубже и глубже в эту чертовую черную дыру, пока все окончательно потеряло весь смысл и тогда уже ничего не имело значения, мне не о чем было волноваться.

Мое сердце замирает и начинает возвращаться к жизни от его слов, и я всхлипываю сквозь слезы. Даже в ужасном таком состоянии, его больное сознание надеялось найти кого-то, кто смог бы облегчить его боль. Кого-то более опытного, чем я, более красивого, чем я, кого он хотел больше меня. Кого-то, кто не напоминал ему о его боли и его прошлом, которое было связано со мной.

Фишер вытирает мои слезы большим пальцем и внимательно смотрит мне в глаза.

— Я должен был доверять тебе, и мне не следовало оставлять тебя. Прости меня, что не видел, насколько ты сильная. Прости меня, за слабость, позволившей тьме завладеть мною, я должен был знать, что ты всегда была светом и ты всегда могла помочь мне это исправить.

Я разворачиваюсь к нему и беру его лицо в свои ладони.

— Ты был НЕ слабым. Не смей так говорить! Ты через многое прошел и вынес все это на своих плечах. Ты самый сильный мужчина, которого я когда-либо встречала, Фишер. Я так горжусь тобой за то, что ты сделал. Я горжусь, что ты обратился к врачам, и я горжусь, что ты нашел свой путь вернуться сюда.

Он резко выдыхает и прижимается лбом к моему.

— Я ненавидел все это. Я ненавидел каждую секунду, которую находился вдали от тебя. Я был долбанутый на всю голову, Люси. Но я так боялся подмять и разрушить в прямом смысле твою жизнь, что понимал необходимость держаться подальше от тебя, пока не смог бы четко мыслить без галлюцинаций, и перестал бы все время быть таким агрессивным.

Фишер пропускает пальцы через мои волосы и нежно целует меня в губы.

— Я практически слышу, как вопросы крутятся у тебя в голове, — улыбается он мне в губы, и отстраняется, чтобы взглянуть в мои глаза. — Спроси меня. Ты можешь спрашивать меня, о чем угодно. Я ничего не собираюсь от тебя скрывать.

Я опускаю глаза и нервно вытираю концами полотенца юбку.

— В тот вечер у Барни, когда ты вернулся в город сказал, что ты просто пьешь газированную воду. Ты...ты...

Я замолкаю, неожиданно чувствуя себя очень неуютно из-за этого разговора, но я понимаю, что он необходим, потому что его пьянство стало именно той причиной, которая нас в итоге и разлучила.

— Я не пью с той ночи, когда Бобби доставил меня в реабилитационный военный госпиталь, — тихо говорит он. — Это засасывало и превратилось в кромешный ад, но с каждым днем становилось чуть-чуть легче. Помог мне очень один хороший мужчина, с которым можно было поговорить, если я испытывал опять искушение выпить. В госпитале он постоянно надирал мне задницу, но он хороший парень. Он служил во Вьетнаме и понимает через что приходится проходить ветераном после военных действий. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь выпить снова пива, чтобы не испытать соблазна перепить, но в данный момент мне не хочется это даже проверять. Я действую так, как меня учили и это работает пока.

Я смотрю на него снизу-вверх в ясные, карие глаза, которые с тех пор, как он вернулся не разу не были налиты кровью, опускаю взгляд ниже по его лицу, которое не было опухшим и одутловатым от алкоголя в течение последних двух месяцев, и я верю, что он говорит правду. Я провожу руками по его щетине, и мое сердце на минуту замирает, он улыбается мне, и я вижу ямочки на щеках, проглядывающее через его небритость.

— Я горжусь тобой, — говорю я ему честно.

Он пожимает плечами.

— Я чуть-чуть гордился собой тоже. Приятно иметь незамутненный мозг все время и четко видеть, что находится прямо перед собой и мне важно знать, что я остаюсь трезвым.

Подавшись вперед, я прикасаюсь губами к его.

— Ты думаешь четко прямо сейчас? — шепчу я ему в губы.

Он улыбается мне широкой улыбкой и прикрывает глаза.

— Я никогда не думал так ясно, как сейчас, что я очень сильно тебя люблю, и ты мне очень сильно нужна, и я никогда не хочу быть нигде, только здесь, с тобой.

Я слышу голоса за окном и шаги у входа. Фишер и я отодвигаемся друг от друга немного подальше, постояльцы, смеясь и разговаривая о прошедших событиях насыщенного дня, начинают заходить в гостиницу. Они машут нам рукой, проходя мимо к своим номерам.

— Мне вероятно, следует вернуться к Трипу, — тихо говорит Фишер. — Тебе скорее всего нужно многое сделать здесь.

Я заставляю подняться себя с пола, протягиваю ему руку, чтобы помочь ему встать.

— Это может подождать до завтра. Останься, — говорю я ему.

Сейчас, когда я получила его назад, в данный момент, когда мы побороли большинство демонов, живущих все это время в наших головах и сердцах, я не хочу его отпускать.

Он наклоняется и быстро меня целует и немного отодвигается назад.

— Больше нигде я и не хотел бы быть.

Я поворачиваюсь и веду его через гостиную в свою комнату, завожу в маленькую ванную, включаю воду в душе, чтобы она нагрелась. Мы медленно раздеваемся друг напротив друга и ступаем под струю горячей воды. Фишер не торопливо проводит мылом по моему телу, и я вздыхаю от удовольствия, когда он разворачивает меня вокруг и начинает мыть мне голову шампунем. Смыв его, он опускается на колени и мягко разводит мои бедра, погружая рот между моих ног. Он лижет и дегустирует, я вцепляюсь ему в волосы и умоляю еще, быстро толкаясь бедрами к нему. Его пальцы тут же присоединяются к губам и языку, наполняя внутри меня и медленно двигаясь взад-вперед. После стольких лет ублажая и изучая мое тело, он знает точно, что нужно делать, где коснуться и как двигать руками и языком, чтобы свести меня с ума. Я так сильно скучала по этому, что почти начинаю кричать, почувствовав оргазм, проносящийся по телу. Я скучала по тому, кто знает меня настолько хорошо и любит всю меня полностью. Я быстро кончаю, голова ударяется о кафель стены, вода струится прямо на нас, и Фишер мурлычет от своего удовольствия прямо в мою киску.

Я часто и тяжело дышу и пытаюсь успокоить свое бешенное сердце, Фишер выключает воду и вытаскивает меня из душа, оборачивая нас в полотенца. Держась за руки, мы заходим в мою темную спальню и отбрасываем полотенца на пол, сворачиваемся оба под одеялом на моей маленькой кровати, прижимаемся друг к другу, чуть ли не вжавшись друг в друга, я даже удивляюсь, что мы в состоянии еще дышать. Его теплые руки и стук его сердца в унисон моему быстро убаюкивают меня, погружая в самый спокойный сон за последний год.