В одной из отечественных книг, вышедшей в самые что ни на есть застойные коммунистические времена были строки: «Тот, кто знаком с деятельностью буржуазно-парламентской демократии, знает, что она невозможна без финансового обеспечения. Выборы требуют колоссальных средств; партии редко существуют только на членские взносы, а партии, рвущиеся к власти, не могут победить без „доброхотных подаяний“ со стороны промышленников и банкиров».[544]

Но в эту критику верили не многие, т.к. в нашей стране к середине 80-х годов ХХ века коммунистические вожди заметно заврались и верить им уже не хотелось, включая то, что они говорили о Западе.

Тогда мы не знали реалий западной демократии, а то некоторые наивные не так бы спешили в годы перестройки к той самой заветной казалось бы демократии, которую они представляли в виде манны небесной. Это, разумеется, о наивных людях, а не о проходимцах, которые знали куда дело идёт, но с пеной у рта орали о светлом демократическом будущем, которое они, перещеголяв самого Н. Хрущёва обещали даже не через двадцать лет, а значительно раньше.

Уже после нескольких лет бестолковых (а может быть коварных?) попыток создать в России демократическое правление, даже те, кто рассматривает демократию как благо стали более осторожны в оценках.

«Демократия конечно — благо, но только когда она соответствует политической культуре народа; когда есть внутри страны согласие на совместное проживание, есть система права, регламентирующая взаимоотношения групп с разными интересами, и есть понимание необходимости этому праву следовать. Иначе вместо блага демократия приносит лишь манипуляцию общественным сознанием».[545]

4.15.3. Напомним, что афинская демократия, которую часто приводят за образец первой демократической системы, была демократией для меньшинства, т.е. для свободных мужчин (рабы, выходцы из других полисов, женщины к участию в демократических процессах не допускались). Но тогда демократия была при наличии относительно равных возможностей. Относительно, в том смысле, что богатый и бедняк все же были не равны, первый для достижения своих целей мог потратить гораздо больше и, следовательно, шансов у него было больше. Однако эти возможности были несравненно более равны, чем у демократий в XX веке, и особенно во второй его половине. Именно в ХХ веке появились возможности в массовом масштабе манипулировать общественным мнением и были отработаны способы такого манипулирования.

В ХХ веке демократия стала уж больно специфической. «Ах, злые языки страшнее пистолета», — сказал один из героев грибоедовского «Горя от ума». Это когда СМИ в современном смысле ещё и не было. «Журналистика — поистине грозное оружие в борьбе за новые способы искажать факты. Она не теряется и в том случае, если нет никаких фактов», — написал Ярослав Гашек.[546] Но это ещё было до наступления эры телевидения, когда «демократия» расцвела особенно ярко.

«Страшный грех лежит на журналистах, — писал в 1994 году. — Они ещё раз доказали, что журналистика — вторая древнейшая, то есть вторая после проституции, профессия на земле. Заметим, положение сейчас не такое, как много лет назад, когда отказ говорить неправду влёк за собой суровые репрессии. Сейчас может грозить только увольнение с работы (страсти-то какие! И только поэтому надо так расстилаться перед властью? Давать ежедневно насиловать себя? Нет, точно — вторая дневнейшая)».[547]

Для профессионалов политических манипуляций не секрет, что желаемый результат на выборах создаётся преимущественно путём активного использования электронных средств массовой информации. Даже печатные СМИ, при всем их влиянии, уступают телевидению и радио. А значит, тот, кто владеет этими электронными СМИ (или большинством из них), имеет несравненно больше возможностей для достижения своих целей. И получается, что узкая группа людей, владеющих СМИ, может навязывать свою волю многим миллионам — избирателей. Если назвать это демократией, то будет ли это настоящей демократией?

«Мы столкнулись и со старой проблемой: как при помощи голосования осуществить реальную свободу выбора. Для выбора нужна информированность и значит, вместо нас выбирают те, кто снабжает нас информацией. Конкретно, мы увидели: чтобы быть избранным, нужно уметь добиваться большего времени на телевидении, отпечатать много листовок, мобилизовать агитаторов, написать заманчивую программу. И все это отнюдь не гарантирует государственной мудрости, опыта, а часто даже элементарной честности».[548]

Да и сам выбор. Нужен ли он? Способен ли каждый человек (например, наркоман, закоренелый преступник, глупый, неграмотный и т.п.) понимать что действительно нужно стране вообще и ему лично в частности. Заметим, что лётчика, который ведёт пассажирский самолёт мы не выбираем, в ведь управлять самолётом во много раз легче, чем страной.

Внешне демократия — это, прежде всего, выборы. Ещё в XIX веке, в романе «Янки при дворе короля Артура» Марк Твен заметил: «Очевидно и бесспорно, что глава исполнительной власти в государстве должен быть человек высокой души и выдающихся способностей; столь же очевидно и бесспорно, что только бог один может, не опасаясь ошибиться, избрать такого человека».[549] Право выбора не есть гарантия от ошибок. А в условиях фиктивной демократии тем более.

Но в 1989 году, когда мы начали «демократические опыты» до этой простой и банальной мысли доходили очень и очень немногие. Впрочем, отдельные мудрые люди предсказывали это ещё до того, как этот режим падёт. Но кто их слушает-то мудрецов в период всеобщего возбуждения.[550]

Бывший руководитель советской разведки мрачно пошутил: «Демократия протухла, не успев созреть. Это бывает со скороспелками».[551]

4.15.4. Летом 1988 года в стране прошло конференция КПСС, произошло это уже после длительного перерыва в проведении таких мероприятий. Горбачёв не стал ждать съезда и решил воспользоваться возможностями проведения конференции. «…С партийной конференции началось пробуждение политической активности в стране. И выдвижение депутатов на партконференцию было первой попыткой изменить советскую процедуру выборов».[552]

И все же, можно сказать, в Советском Союзе демократия началась в 1989 году, когда появился по сути дела новый орган — Съезд народных депутатов. пытался проводить серьёзные изменения в политической системе, не обращая внимание на продолжающиеся экономические трудности. Экономику по боку, политику вперёд.

Журнал «Известия ЦК КПСС констатировал: „Главным событием общественно-политической жизни страны и партии в мае стала работа Съезда народных депутатов СССР. Ход съезда…явились поворотным пунктом и одновременно завершением первого этапа реформы политической системы советского общества, осуществляемой в соответствии с программными установками XIX Всесоюзной партийной конференции“.[553] Все вполне в духе партийной риторики. Окунёмся в неё ещё раз.

«Вся общественно-политическая жизнь в июне проходила под знаком работы первого Съезда народных депутатов СССР и первой сессии Верховного совета СССР, ставших, по единодушному мнению как советской, так и международной общественности, не только событием номер один во внутренней жизни Советского Союза, но и предметом самого пристального внимания всего мирового сообщества», — с пафосом написали в том же журнале через месяц.[554]