СТАРАЯ ПЛАСТИНКА
Вращался диск, и голос вкрадчивый
был как засушенный цветок.
Плыла мелодия прозрачная,
не потревожив городок.
Был вечер теплый перед осенью,
и голос был- под стать ему…
Вращалось певчее колесико
в старинной песне, как в дыму.
А шум иглы — дыханье сиплое
крылатых лет… И вспомнил я:
так пела женщина красивая —
тревога давняя моя.
Еще в войну, в каком-то сборище,
где был у взрослых патефон,
ее услышал я, и ноюще
рванулось сердце ей вдогон!
Ах, эти грезы! Не нелепо ли?
Восторга сколько! Все в песок…
Наверно, женщины и не было,
а был всего лишь голосок —
мечта, украшенная звуками…
Но ведь была! И сквозь судьбу
еще не раз меня аукала,
звала с дороги на тропу.
…Вращался диск, печаль раскручивал,
и голос бился, как слепой,
над той рекой, над той излучиной,
где мы не свиделись с тобой…
РУБЕЖИ
Беспристрастно, как птица с вершины полета,
без добра или худа, без правды и лжи
я гляжу на бегущие в рвах и болотах,
на шуршащие в скалах ничьи рубежи.
Зеленеют солдаты. Торжественно мокнут.
Полосатый шлагбаум ложится на путь…
А в ничейном кустарнике птицы не молкнут,
всепланетные песни терзают им грудь.
Вечереют солдаты… Торжественны лица.
Я гляжу беспристрастней, чем каменный пик.
А земля, будто в трещинах, в этих границах,
подо мною, растущим к звезде напрямик!
Собираю глазами наземные краски,
запираю себя на амбарный замок…
И срываюсь! И бьюсь! Не могу беспристрастно…
И на русскую землю валюсь, как щенок.
Обнимаю корявую старую вербу,
поднимаю над полем себя, как свечу…
И в стальную, пшеничную, кровную — верю!
И вовек никому отдавать не хочу.
ИСХАК МАШБАШ{169}
(Род. в 1931 г.)
С адыгейского
САМШИТОВАЯ ТРУБКА
Самшитовая трубка, ты поведай
О думе своей тысячелетней,
Поведай о сраженьях и победах,
О первой радости и о беде последней.
Скажи, с кем разделила ты разлуку,
Улыбку чью и чей изгнанья стыд?
Ты расскажи о той стреле из лука,
Что до сих пор в истории летит.
О топоре, о ложке расскажи,
О первом колесе, бегущем и поныне,
Скажи о простодушии и лжи,
И о слезе — как роднике в пустыне.
Самшитовая трубка, песнь моя,
Все расскажи не ложными словами.
Хочу узнать, хочу услышать я,
Как ты курилась сладкими дымами
В минуты и веселья и удач.
А иногда была пустой — хоть плачь!
Поведай о могилах наших предков,
Лежащих в перекрестье горных троп.
О трудной человеческой работе,
О человеке, чей огромный лоб
Вместил в себя вселенские заботы.
Поведай мне о воинах погибших,
О мире, совершенства не достигшем,
Но рвущемся ежесекундно ввысь —
Как твой дымок, как жесткий лист травы,
Самшитовая трубка, разве нам —
Потомкам, — разве нам легко бывает?
Порою нас неправда убивает,
А сами преграждаем путь смертям.
Самшитовая трубка, песнь моя,
Ты не грусти. Ведь мир вокруг прекрасен.
Он труден, мир, порою он неясен.
По что сравнить с отрадой бытия!
‹1964›
ТАЙСТО СУММАНЕН{170}
(Род. в 1931 г.)
С финского
СОН
Сегодня мне припомнилось сполна
То, что недавно видел я во сне:
Картину под названием «Война»
Я будто бы пишу на полотне.
Пишу не мертвых в зелени травы,
Не танк, молчащий, как железный склеп,
А только руки будущей вдовы
И на столе пайковый серый хлеб.
И за движеньем бережным ножа,
Что делит этот хлеб на четверых,
Следят ее детишки не дыша,
И даже самый меньшенький притих.
Сидит он в люльке и глядит на мать.
Еще не ходит, хил, большеголов.
«Хлеб, хлеба!» — не устал он повторять
И больше никаких не знает слов.
Проснулся я. Снежок лучисто-бел,
Прозрачная, нетронутая тишь, —
Лишь паровоз далеко прогудел,
Спит сладким сном румяный мой малыш.
Зима и солнце искрятся в окне,
Сугробов розоватая гряда.
Мой мальчик спит…
И даже пусть во сне
Войны он не увидит никогда.
‹1967›
ФАЗУ АЛИЕВА{171}
(Род. в 1932 г.)
С аварского
* * *
Ты мне сказал:
— Любимая, смотри,
как стало сердце, точно птица,
беспомощно и безнадежно биться
в плену твоем с зари и до зари!
— О, что ты говоришь?!
Я не силок,
опутавший тебе внезапно ноги,
и не гляди ты на меня в тревоге,
как пленный сокол!
Нет, я не силок.
Свобода я твоя, и ты лети
в свой синий мир, в свой океан воздушный.
Кроме полета твоего, не нужно
мне ничего на жизненном пути.
А если ослабеют два крыла,
сама твоими крыльями я стану,
не дам сгуститься над тобой туману:
твоя свобода — я всегда светла.
Ты мне сказал:
— Любимая, смотри,
вернуть покой душе не удается.
как пойманная рыбка, сердце бьется
в твоем плену с зари и до зари.
— О, что ты говоришь!
Я не крючок
с заманчивой губительной наживкой.
Не трепещи ты пойманною рыбкой,
не задыхайся! Нет, я не крючок.
Свобода я твоя. И ты плыви
в зеленые бунтующие воды.
Свобода я твоя. А без свободы
нет для тебя и для меня любви!