‹1946›
КАРПАТСКАЯ ПЕСНЯ
Ты встаешь бессонными ночами
И идешь к знакомой крутизне,
Где не опаленными крылами
Наша песня плещет в вышине.
С ней на кручу всадники взлетели
Из пыли горячей и степной,
И ее припевом прошумели
Ветры над безвестной крутизной.
И сказал один из нас: «До века
Не забыть ни губ твоих, ни кос,
Твоего русалочьего смеха…»
И коня погнал он под откос.
Бой потом гремел над Верховиной…
Ты его нашла среди травы:
Те же руки, взгляд такой же синий,
Только чуб в запекшейся крови.
Потому бессонными ночами
Ты идешь к знакомой крутизне,
Где не опаленными крылами
Наша песня плещет в вышине.
‹1946›
* * *
Когда ты пал на поле боя
И тяжкий ратный труд свершил,
Тогда бессмертье над тобою
Простерло ширь незримых крыл.
И ты без роты и без взвода,
В грядущем ты, из года в год
Живешь уже как честь народа,
Как сам народ.
‹1949›
ПЕСНЯ ВЕТЕРАНА
Зовешь меня дедом, а разве ж я дед
И разве же в сердце решимости нет?
Какой же я дед! Я солдат-ветеран, —
В японской войне штурмовал Ляоян.
В пятнадцатом годе — я вновь на войне,
В семнадцатом годе — в октябрьском огне.
В сраженьях с фашизмом я был партизан.
Какой же я дед! Я солдат-ветеран!
Не зря и теперь я расходую дни, —
В работе попробуй меня догони!
Какой же я дед! Я солдат-ветеран.
На теле ношу я четырнадцать ран.
С пятнадцатой раной в грядущем бою
Готов умереть за Отчизну свою.
Так выпьем, ребята! Налейте стакан!
Какой же я дед! Я солдат-ветеран.
‹1949›
НЕЖНЫЕ ИМЕНА
Милица, Радонька, Блага —
Есть ли нежней имена!
Их освятила отвага,
В песни ввела старина.
В страшную старую пору
Те имена рождены
Там, где лесистые горы, —
В тайных дорогах войны.
Вражью встречая засаду
Ночью в чащобе лесной,
Звал на совет свою Раду
Воин, вступающий в бой:
«Радость моя, посоветуй,
Рада, скажи мне, прошу —
Может, мне дать пистолету
Слово, а может, ножу?»
Рада в лесу не бывала,
Но помогала всегда.
По лесу эхо гуляло,
В небе сияла звезда.
Хлопец в турецкой неволе
Думал о милой другой:
«Мне помоги в моей доле,
Милица, раны обмой».
Милица лишь в сновиденье
Тихо склонялась над ним, —
Будто дарила терпенье
Ласковым взглядом своим.
Близкую гибель почуя,
Стиснув под сердцем свинец,
Благу просил дорогую
Старый гайдук-удалец:
«Блага, взгляни, погибаю,
Блага, мне больше не встать.
Блага моя всеблагая,
Деткам дари благодать!»
Нежное имя в походе
Знаменем смелых цвело,
Нежное имя к свободе
Юных и старых вело.
Милица, Благонька, Рада —
Есть ли нежней имена!
Все они сердцу отрада,
Всем моя память верна.
‹1957›
* * *
Ворон ручной благодарно берет
Пищу из рук и клюет бутерброд,
Ценит заботу и щедрость мою.
…Но, приведись мне погибнуть в бою,
Ворон, забыв о былой тишине,
Выклюет очи мне.
‹1959›
* * *
Степь, в полудреме вздыхая,
Житом шумит налитым.
Вдовушка, туча седая,
Ходит с серпом золотым.
Знать, не дает ей покою
Холмик во ржи под кустом.
Серп заслонила рукою —
И разрыдалась дождем.
Вдовьей тоской опоенный,
Колос поник головой…
И лишь к поре полуденной
Влагу повыкосил зной.
Спину хлеба распрямили.
Пышет, искрится коса.
А на солдатской могиле
Так и не сохнет роса.
‹1960›
* * *
К могилам — к обелискам и крестам —
Тропою торной скорбь несу живую.
Пусть бой! — святыни эти не отдам,
А коль отдам,
То сам и отвоюю.
Но там, в грядущем, где растает тьма,
Не для гробов строгать мы доски будем,
А для бандур,
На коих жизнь сама
Настроит струны лишь на радость людям —
Тем людям, для кого — всех солнц лучи!
Пусть нет еще таких людей на свете, —
К их песням, к нотам есть уже ключи:
Вон те кресты И обелиски эти.
‹1967›
* * *
Да, Дон-Кихот ошибся,
Сделал промах:
Взяв щит — воображение свое, —
За ближних, с благородством не знакомых,
Он поднял благородное копье.
Тряслись от смеха Лиц холодных блюдца,
А он — горел, сгорал в святом огне.
…О разум мой!
Сумей так промахнуться!
Вот так светло дай ошибиться мне!