— То путанки! У них запросы шире мандолины. Тещи поскромнее. Им деньги не нужны, сами дадут за сердечное отношение. Слышь, Толян, мотай на ус!

— Это не мое! — отмахивался зло.

— Слушай, сосед! Отправь свою Дрезину на курорт или в санаторий. Хоть месяц отдохнете. Там глядишь, хахаля себе сыщет. Дураки еще не перевелись в свете, может и вам повезет, — предложил сантехник негромко.

На юг теперь опасно ехать. Самолеты один за другим падают с неба, автобусы и машины разбиваются даже за границей, поезда тоже ненадежные, пароходы тонут. Люди едут отдыхать, а их возвращают в гробах.

— Да кто заплачет по Дрезине? Накроется, Толян вздохнет, хоть руки ему развяжет. Совсем замордовала мужика! — поддержал говоривших верхний сосед Толика грузчик Женька. И продолжил через паузу:

— Вечером вышел покурить на лоджию, так тепло и тихо вокруг. Я, понятное дело, расслабился как на подушке. Вдруг слышу, снизу Дрезина орет:

— Чего без тапков шляешься по лоджии? Иль с волосами мозги просрал, козья грыжа? Сам носки стирать будешь, рахит безмозглый! Уже вовсе лысый, а ума как не было, так и нет. Чего тут жопу сушишь? Иди дрыхнуть, не воняй куревом. Не только лоджию, весь двор пробздел!

— Знаете, мужики, у меня наверху кулаки сжались. Ни на того нарвалась лярва, я б ей все расквасил. А Толян ушел молча. И ни слова в ответ той медузе, — вздохнул Женька сочувственно.

Толик слушал и не слышал. Что там носки? Домой давно идти не хотелось. Вроде имеется семья, и нет ее. Пытался говорить с женой, та плачет, умоляет помириться с матерью, понять и пощадить. Но как? До того достала теща, хоть ночевать оставайся на заводе.

Вчера при сыне скандал закатила. Ногами топать стала на Толика. Да так, что у нижнего соседа люстра с потолка упала и разбилась. Пришлось ущерб возмещать. А все потому наехала, что рубашку не туда положил, оставил на спинке стула. Но куда приспособишь, не повесишь в шкаф грязную, в ванную не мог войти — там теща мылась. Так вот и оставил в зале, забыл о рубашке. Теща, скрутив ее в жгут, огрела Толика по лицу. Тот подскочил, хотел отвесить пощечину, но баба отшвырнула ногой к стене, да так, что мужик влип со всего маху, а Нина наступила ногой на грудь, слегка. Толяну дышать нечем стало:

— Размажу, как клопа по стене! — услышал едкое. Хорошо, что в это время позвонили соседи снизу, иначе кто знает, чем закончилась бы очередная стычка.

— Вруби ты ей один раз по зубам. Поставь мозги на место. Бабу если не колотить, она наглеть начинает. Так хоть кулака бояться будет, — подзуживали мужики.

— Она специально меня провоцирует на это. Если ударю, тут же милицию вызовет. Те на пятнадцать суток, потом на два года в зону упекут. Останусь без семьи и угла…

— Эх-х, ты, бедолага! Сыщет тебе Дрезина угол на погосте. Чую, что это она задумала, — отозвался водитель-дальнобойщик.

— Ладно вам отпевать человека загодя. Толян мужик крепкий, отмахнется от бабы, хоть она сама Дрезина. У других тещи не лучше, разница лишь в габаритах, — утешал человека стоматолог, какой много лет жил под одной крышей с тещей и хорошо понимал Анатолия.

Во всем микрорайоне не было совершенно счастливых семей. У одних родители допекали, других — дети, иные сами меж собой не ладили, гнули людей нужда и болезни, одолевала близкая и дальняя родня, обижало начальство на работе. А потому, жили люди здесь, как и повсюду, со своими радостями и горестями.

Нина Федоровна тоже не всегда была Дрезиной. Когда-то и о ней вздыхали мечтательно и, смеясь веселой глоткой под окном дома, звала ее на улицу гармонь трехрядка, пела о любви. Что и говорить, Нину тоже не обошла весна. Была она красивой девушкой, высокой, стройной, как березка, с косой русой ниже пояса, с глазами синими, лучистыми, с губами алее мака. На ее румяное лицо даже солнце заглядывалось. А какая светлая была улыбка. В хороводе деревенских девчат, краше ее не сыскалось бы. Всем казалось, что счастье будет идти с нею по жизни рука об руку. В своей деревне Нину любили все. Веселую, ласковую, добрую девчонку называли голубкой и лебедушкой. Никто не сказал о ней худого слова, никто  не обидел. Любовались Ниной и в своей семье, и в деревне. Колокольчиком, звонким ручейком пела она песни, верила в свое счастье и ждала его трепетно.

А встретила судьбу нежданно и негаданно. На лесной тропинке увидела парня. Он тоже удавился, повстречав в лесной чаще девушку. Нина пришла наломать березовых веток для веника, чтоб попариться в баньке от души, вместе с подружками. На такие веники желанья загадывают Девица не успела березку приглядеть, как увидела меж деревьев человека. Он уверенно шел по лесу, но увидев Нину, удивился, поздоровался, спросил, какая нужда привела в чащу, узнав, разулыбался, решил помочь.

Вдвоем они быстро наломали веток, познакомились, разговорились:

— Мой отец здесь лесником работает. Он всех тут знает, давно живет в зимовье. А я, со старшей сестрой в городе. Учился в школе, потом институт закончил. Теперь работаю по специальности, самостоятельно. Детство закончилось. Отец обижается, что не по его пути пошел. Но что поделаешь? В лесу тоже тропинок много, а человек только одну выбирает, свою.

— Кем же работаешь? — спросила Нина.

— Инженером связи, — начал объяснять Александр премудрости своей работы, но девушка ничего не поняла. Она закончила деревенскую среднюю школу, где учителя месяцами болели, и ни один из выпускников не поступил даже в техникум, все застряли в деревне двумя ногами. Нина не была исключением. Впрочем, из деревни девок не посылали учиться в город. Смысла в том не видели. И говорили:

— Зачем лишняя морока на голову? Выйдет замуж, пойдут дети, только успевай справляться с ними, по дому, с хозяйством. Не успеешь лоб вытереть, как пройдет молодость. Умела бы готовить, прибрать, семью доглядеть. Вот и вся наша бабья наука. Для того диплом не нужен, только лишняя трата денег, да глумленье голове. Имей хоть десяток дипломов, а коли не сумеешь жрать приготовить, в огороде и с хозяйством справиться, детей рожать, мужик не посмотрит на грамотность. Даст пинка под задницу и не велит в дом вернуться…

С этим соглашались многие. Нина понимала, что и ее ждет такая же доля. Не ждала и не мечтала о сказочном принце. Училась ладить с чугунами, сковородками, кастрюлями. Умела печь куличи и пироги, жарила отменные блины, варила борщи и каши, стирала на ораву младших сестер и братьев, ухаживала за скотиной и огородом. Ни на что не сетовала. Знала, так живут все. О городе не мечтала. Она еще не успела полюбить, никого из ребят не присмотрела. Не открылось сердце никому навстречу. Нина только присматривалась.

— А у тебя есть парень? — спросил Александр.

Девчонка растерялась от такого вопроса. А человек рассматривал ее, откровенно залюбовавшись.

— Пока нет, — ответила тихо, и покраснела.

— А кто-нибудь нравится?

— Да я на гулянье всего два раза была. Делов дома много. Некогда праздновать. Семеро младших в семье. Их на ноги ставим, — стушевалась вконец.

— Ну, а со мною станешь встречаться?

— Зачем я тебе нужна деревенская? Ты в городе, а я здесь. Как сможем дружить?

— Приезжать буду, — сказал уверенно и добавил:

— Деда часто навещаю, каждую неделю.

— Разве в городе мало девчат? Или нет у тебя никого? Ведь ты уже совсем взрослый.

— Нинуля! Все они не в счет. С тобою всерьез встречаться хочу! — взял руку Нины в свою.

Тогда она вздрогнула, испугалась:

— Саша, но ведь я и в городе не была ни разу. Скушно тебе будет со мной.

— Если ничего не получится, ни ты, ни я ничего не потеряем…

— А людская молва? Знаешь, как могут опорочить сплетнями? Лучше не надо, — взяла свою руку из его ладони, связала березовые ветки в одну вязанку и сказала:

— Пойду я домой. Не серчай, прощай, мил человек! Да сохранит тебя Бог!

— Нинуля, выйди ко мне вечером. Ждать стану. Только скажи, куда придти? Так хочу увидеть тебя снова.

— Не надо, Саша! Это лишнее! Не забивай себе голову, выбрось из памяти. Мы шибко разные.