Когда вернулась домой почувствовала, как болит голова. Хотела прилечь, а тут телефон заорал. Звонила Дина:
— Ну что? Навестила своих?
— Побыла, отведала, лучше б не приезжала, — пожаловалась на дочь и зятя. В конце разговора расплакалась:
— Устроили встречу такую, будто я к ним побираться пришла. Так унизили, что хуже некуда. Была у меня дочь, и не стало, отказалась от нее, впрочем, она раньше отреклась. Поменяла меня на корявого козла! Хорошо, что Саша того позора не видел.
— Да успокойся, Нина, не принимай близко к сердцу. Все наладится, помиритесь, подружишься с зятем. Ну, нет у него тонкого воспитания, кондовый человек. Что ты хочешь от работяги? Зато он хороший муж и отмененный хозяин. Таких теперь мало. Светке повезло. Толик от нее ни на шаг. А какой заботливый, внимательный, пылинки со Светки сдувает. Живут дружно, любят друг друга, что еще нужно. Нам теперь в сторону отступать надо. И не обижаться, когда о нас забывают. Пусть друг о друге помнят, это важнее всего. Ведь ради них живем, какие могут быть обиды? Их ошибки — наш недосмотр, на себя и обижайся, что такую вырастила и воспитала. А дочь прости…
Нина, обдумав этот разговор, понемногу успокоилась, перестала кипеть и ругать дочь. Но на зятя затаила злобу. Она не смогла простить ему пренебрежения. Усмехаясь недобро, решила мстить мужику при каждом удобном случае. Она не умела забывать обит ды. С самого детства была злопамятной. Это качество пыталась вытравить из себя, но ничего не получилось. Зло родилось раньше ее, и девчонка не смогла поймать его и задушить, оно всегда бежало впереди.
Нина не оставила занятия в школе дзюдо, чтобы напугать зятя, выделиться изо всех, заставить окружающих бояться и уважать себя. От части, ей это удалось. Ведь выпихнуть соперницу с ковра, оттеснить за его пределы, было основной чертой ее характера. Она и в жизни не терпела помех на своем пути. Тут же, и вовсе, получала истинное наслаждение. Она не вытесняла соперниц за пределы ковра, а выбрасывала с лютой злобой, за что получала замечания от тренера. Но на соревнованиях, за свою лютость срывала аплодисменты зрительного зала, болельщикам нравился ее стиль борьбы. Бабой восторгались, она для многих стала кумиром. В городе Нину знали как неукротимую, сильную женщину, с какою лучше не встречаться на узкой тропинке.
Не знали о том двое мужиков, сбежавших из зоны. И в потемках, решив поживиться, напали на бабу, почти у дома. Решили отнять сумку. Знай, они о Нинке хоть что-нибудь, никогда бы к ней не подошли. У нее была бульдожья, мертвая хватка, а потому, отнять или вырвать из ее рук хоть что-то, было нереально. Нинка поймала обоих стопорил. Оторвав от земли, стукнула лбами, да так, что у мужиков искры из глаз посыпались. Потом колотила об асфальт, и, устав, швырнула обоих на угол дома, даже не поинтересовавшись, живы ли они или нет. Мужиков подобрала милиция, решив определить в вытрезвитель. Оба не могли встать. Что случилось с ними, вспомнили лишь на третий день. В милиции сразу поняли, на кого нарвались беглецы. Те долго провалялись в гипсе, проклиная тот незадачливый день и злополучную встречу с бабой.
Уже через годы, вспомнив об этом случае, без труда уговорила дочь заняться йогой. Та не любила спорт, считала его развлечением бездельников. Но довод матери убедил. К тому же и Андрейке понравилось, он тоже хотел быть сильным и непобедимым.
Зять даже слушать не стал Нину. Ответил, что ему на работе мало не кажется. Он высмеивал домашних за спортивную эпидемию и все ждал, когда они ею отболеют.
Сын с женою подолгу сидели и стояли в каких-то немыслимых позах. Андрейке запретили мороженое и пирожные. Все жили на диетах. Толик устал от холодных, постных щей и пустого риса. В доме зачастую не было хлеба. Когда человек возмущался и напоминал, что работает на заводе и хочет, чтобы семья жила нормально, не болея дурью, теща всегда отвечала, что жить желаниями пуза — не только стыдно, но и безнравственно:
— Ты сам себя приравниваешь к животным, какие целый день жуют. А человек обязан еще думать, мыслить. Ведь он творение Божье! — говорила Нина.
— Слушай, теща! Каждый на земле должен жить так, как он хочет. Я не желаю изводить себя. Мне завтра на работу. А в холодильнике пусто. Ни куска мяса. В семье, кроме меня, ребенок растет. Пора бы о нас вспомнить!
— Твой сын счастлив и здоров. Если тебя допекает ненасытное пузо, то это издержки деревенского воспитания, где все без меры. Надо научиться управлять своими инстинктами. Вон смотри, как помолодела и похорошела твоя жена! Светку просто не узнать. Рядом с нею ты кажешься древним стариком. На тебя смотреть страшно.
Толик уходил во двор, подсаживался к мужикам и, перекурив, спрашивал:
— Неужели я на старика похож?
— Кто тебе сказал такое? — усмехнулся врач-травматолог Александр Петрович Порва.
— Теща все уши прозудела. Как только жрать попрошу, так наезжает, продыху нет, — признался в отчаянии Толик.
— Это психологическая атака началась на тебя. Требуй свое, найди выход, или не отдавай всю зарплату, ходи после работы в кафе. Иначе подомнут бабы. Сделают придурком. Стань хозяином, не позволяй командовать собою, — советовали мужики.
Но теща оказалась настырнее:
— Зачем столько колбасы купил? Мясо вредно для организма человека, оно старит, пища должна быть растительной, легкой, щадящей. А ты что жрешь? Смотри, сколько колбасы сожрал, хлеба полбуханки умолотил, даже кабану с избытком хватило бы! — говорила Нина и добавляла:
— Так от свиньи хоть какой-то прок!
— Но она зарплату в семью не приносит каждый месяц! — возмущался Толик.
— Зато и мороки с нею никакой, не надо стирать вонючие носки и грязные рубашки, не требует масла и мяса. Никому не мотает нервы, — парировала Нина.
— Да мне плевать! Все люди живут в семье нормально. А мне как зайцу определяете на неделю вилок капусты, пару морковок и десяток картох. Я, когда один жил, питался по-царски в сравненьи с нынешним. И в квартире был порядок, одежду носил чистую, никто ни в чем не упрекал и не указывал. И до вас со Светкой путево жили. Каждому дню радовались. Теперь сплошные муки… Зачем на нашу голову свалились? Вернитесь к себе, давайте как раньше жить, всяк по своему.
— А ты Светку спроси! С тобою она изболелась. При мне выздоравливает. Ребенок на человека стал похож. И только ты никак ума не наберешься.
— Как я устал от вас, Нина Федоровна! Домой с работы возвращаться не хочется.
— А ты всегда был козлом! Ишь, сколько лет холостяковал! С добра ли?
— Обо мне во всем городе никто плохого слова не скажет. Ни то, что вам вслед плюют люди, во дворе никто не здоровается. Собаки и коты, завидев, уссываются со страху.
— Чего ж тебя не проняло, чума корявая? подбоченивалась баба, становясь напротив зятя. Светлана, услышав, что обстановка накаляется, вскакивала на ноги, спешила успокоить, примирить ругавшихся. И уговаривала мужа:
— Толик, родной, она о нас заботится. Ну, уступи, промолчи, не груби ей. Ведь она мать, посчитайся с человеком. Будь к ней потеплее.
Мужик пытался переломить себя. Молча ел пустой гороховый суп, квашеную капусту, давился слабеньким чаем без сахара. Ел хлеб из отрубей. Но к концу недели взрывался, и снова в доме вспыхивала ссора:
— До каких пор терпеть буду? Зэки в тюрьме живут лучше, хоть раз в день мясо едят. Я за всю неделю даже не нюхал! Сколько можно? Слышь, Светка, или ты приведешь себя в чувство, или давай разойдемся. Я больше так жить не могу. Вчера возле станка чуть не грохнулся от слабости. До чего довели! Надо мной уборщица сжалилась, рубашку постирала. А для чего ты у меня имеешься? Если мозги не сыщешь, возвращайся к теще навсегда. Мне не нужна такая семья!
— Во! Наконец-то проявил себя, свиное рыло! Показал, какой он есть на самом деле! — ликовала Нина Федоровна.
— Мам! Чему радуешься? Толик развод предложил. Видеть нас не хочет. Разлюбил, надоели ему. А ведь Андрей, когда вырастет, не поймет обеих, назовет дурами и будет прав, — говорила Светка матери на кухне.