«Стрекоза» круто накренилась влево, меняя направление.

Даже для Ильи Петровича и Клавдии Михайловны вызов был необычным. А Валентин тем более не понимал, зачем понадобился председателю Всемирного Совета.

Но расспрашивать он не стал.

А впереди, за линией горизонта, стали выдвигаться верхние этажи зданий. Легкое облачко коснулось одного из них, словно решило заглянуть — что там, за прозрачными стеклами, уютно ли живется людям? Но и облачко не достигало плоской крыши. Здание было никак не ниже семисот-восьмисот метров. Целый город в одном доме!

Валентин уже знал — не зря ведь просиживал у видеопанорамы, — что живут люди в больших и красивых зданиях. Но теперь, когда они были перед ним, он понял, что видеопанорама все-таки не передала всей их огромности и великолепия. Каждое здание походило на гигантский кристалл — то изумрудно-зеленый, то красный, как рубин, то сапфирно-синий. А здание, к которому прилепилось облачко, было янтарно-желтым. Цвет был глубок и нежен, снизу темнее, вверху — светлее. Последние этажи, казалось, подсвечивались изнутри прожекторами.

«Стрекоза» пролетела в какой-нибудь сотне-другой метров от плоской крыши янтарного здания. Скорее даже не крыши, а парка. Нет, двух парков. Один из них был обрамлен довольно широким четырехугольником из сосен, а в середине имел что-то серое и поблескивающее, как лед. Неужели каток? Другой парк тоже был с чем-то круглым и гладким, но розовым, как утреннее солнце. А лучи, разбегавшиеся от розового диска, были ярко-желтыми, пространство же между ними сплошь занимали светло-голубые ели. Неужели и диск и лучи — все из подкрашенного льда. Конечно, изо льда. Вон и маленькие фигурки людей раскатывают. Мал мала меньше… Неужели дети? И как много их! Неизмеримо больше, чем на той, не столь броской по цвету половине крыши-парка.

Пронеслись мимо очень стремительно, Валентин готов был усомниться в увиденном. А тут новые неожиданности. Янтарная стена не имела ни одного окна. Или он не разглядел этих окон, потому что видел все смутно, словно боковым зрением? Но вот сотни, даже не сотни, а тысячи похожих на коконы шелкопряда аппаратов, сновавших в воздухе, — это реальность. И не младшие ли это сестры их «стрекозы»: та же форма, такая же беззвучность и маневренность. Правда, размеры поменьше, окраска разнообразней, а в остальном сходство поразительное. Снизиться бы, разглядеть поближе…

Но «стрекоза» круто взяла влево от города, и только теперь Валентин опять увидел покрытую снегом землю, вернее все тот же лес, но рассеченный множеством широких и узких просек. Появилось плоское строение с двумя овальными отверстиями по краям крыши. «Стрекоза» явно сбавила скорость, пролетая над первым из них. Да это же шахта! Ярко освещенная, открыто обрывающаяся вниз шахта, и такие же, похожие на коконы аппараты, будто танцующие возле сверкающих шахтных стен. А «стрекоза» повисла над соседней, большей по овалу, шахтой, а потом ухнула вниз, в ослепительную бездну.

Селянин испуганно вцепился в подлокотники кресла. Но его спутники оставались спокойными, и он понял, что все нормально.

Внизу, едва пассажиры покинули салон, «стрекоза» отлетела в сторону, к другим таким же машинам. Они располагались одна на другой. «Стрекоза» умостилась сверху, четвертой, в этой удивительной пирамидке.

Валентин внимательно оглядел зал, свод которого излучал дневной свет. Зал напоминал скорее зимний сад, чем станцию подземной дороги. Две длинные стены почти сплошь заросли хмелем или чем-то похожим на него. Середину зала занимали очень густые кусты, листва которых была то ярко-зеленой, то голубоватой, а иногда желтой и даже бордовой. Над одним из кустов порхала бабочка, настоящая белая бабочка. Не капустница ли? Чуть правее в бордовой листве задорно щебетала синица-жулан.

Манило присесть на одну из скамеечек, уютно прятавшихся среди живой зелени. И все возвращало к зимнему саду, который Валентин видел когда-то в Ленинграде, в бывшем царском дворце. Но тут, глубоко под землей, было намного красивее, ярче (он невольно подумал: солнечнее, да спохватился — какое солнце в этом тоннеле?)

В зал выходили десятки дверей, то и дело бесшумно распахивавшихся перед людьми, которые спешили уехать или, наоборот, только что приехали. Приезжающие направлялись к площадке, возле противоположной торцевой стены. Оттуда доносился легкий шелест, взлетали и садились похожие на кокон аппараты. Да, внешне они походили на «стрекоз», только значительно меньше размером. Однако рассмотреть их поближе вновь не удалось, потому что доброжелательный женский голос пригласил:

— «Синяя молния» ждет вас, дорогие гости.

В салоне «синей молнии» тоже была живая зелень. Кресла, стол, шкаф с книгами — все не менее изящное и удобное, чем в салоне «стрекозы». Но главным украшением были растения. Казалось, что ты в зеленой беседке, а не в вагоне, который несется под землей.

— Столица через час, — объявила Клавдия Михайловна. — Успеть бы пообедать.

— Так близко?

— Столица? Не очень далеко. В Закавказье… Давайте обедать. Что нам могут предложить здесь?

Но Валентину было не до еды.

— Как же мы за час доберемся в Закавказье? Ведь Сибирь, а мы не в самолете, мы в поезде… Это же нужна скорость пять тысяч километров, это же преодоление звукового и теплового барьеров, колоссальная затрата энергии.

— Барьеры отменяются, Валентин, — ответила Клавдия Михайловна. — И все-таки мы доберемся за час. Даже скорее. Пусть ее мчится, наша «синяя молния», а мы будем обедать. Я бы с удовольствием съела твой любимый суп с гренками и пельмени. Закажем?

Валентин не возразил, и Клавдия Михайловна, обращаясь, видимо, к автомату, приказала приготовить все необходимое.

— Еще и грибной салат, пожалуйста. Чуть не забыла о салате… И молоко, — добавила она. — А «синяя молния», Валентин… тебе о ней расскажет Илья Петрович.

— Да, да… — согласно закивал врач и тут же словно позабыл о своем обещании.

Клавдия Михайловна, вздохнув, вновь напомнила, что надо же объяснить, какая она, «синяя молния».

— Да, да, — повторил врач. — Я сейчас…

Он и теперь, за обеденным столом, держал портрет дочери у себя на коленях.

Рассказ о «синей молнии» занял две-три минуты.

…Скорость в пять тысяч километров? А что удивительного: «синяя молния» мчится в очень разреженной среде, почти в полном вакууме. В земной коре пробиты специальные тоннели, газы из них удалены вслед за камнем… Вот нынешним поездам и удается достигать скоростей, которые прежде были доступны лишь сверхзвуковым самолетам. Причем «синяя молния» тратит неизмеримо меньше энергии…

Все выглядело предельно просто, однако Валентин был инженером-строителем и понимал, что стояло за этой простотой!

На столе, словно на скатерти-самобранке, появилось все, что заказала Клавдия Михайловна. Запахло пряностями. А Валентин во все глаза смотрел на тарелки. Что за диво, роспись на тарелках! Каждая — произведение искусства. Такую видел Валентин разве что в Оружейной палате Московского Кремля. Только бы не уронить чего, не разбить!

А в клинике посуда была обыкновенная. Там многое было самым обычным для двадцатого века: мебель, ковры, само здание. Заботились о его душевном спокойствии, опасались психологического шока… Неужели жизнь теперь — вся целиком и каждая ее малость — прекрасна, как эта роспись на посуде?..

Когда обед подходил к концу, сводчатый потолок стал красным, побелел и вновь стал красным. Тот же приветливый женский голос, что и на станции, ласково предупредил:

— Будьте готовы к торможению… Не покидайте кресел, дорогие гости… Через минуту торможение…

— Вот и столица! — объявила Клавдия Михайловна, небрежно отодвигая чашку с молоком.

Кресла развернулись спинками в сторону движения «синей молнии». А вскоре Валентин почувствовал, что тело его вжимается в пружинящую толщу.

Торможение длилось недолго.

— Вы у цели, дорогие гости! — произнес тот же ласковый голос. — Радостей вам и удач в столице.