— У него есть жена?

— Не знаю.

— А тут вообще есть шаман?

— Черт побери твои дедуктивные способности! Отдай мне пиво!

Траунс протянул ему кувшин.

Суинбёрн сделал большой глоток, удовлетворенно вздохнул и посмотрел на ветки.

— Я спрашиваю себя, сколько звезд запуталось в дереве, а?

— Ни одной. Это светлячки.

— Я решительно отказываюсь верить твоему чисто логическому утверждению. Мое намного поэтичнее и поэтому более правильное.

— Более правильно то, — проворчал Траунс, — что ты вдрызг пьян, парень.

Суинбёрн только фыркнул.

Несколько минут они сидели молча. Где-то неподалеку стрекотала мангуста. Значительно дальше кто-то скорбно ухал. Суинбёрн заухал в ответ.

— Семнадцать, — сказал Траунс.

— Семнадцать что?

— Семнадцать москитов укусили меня в правое предплечье.

— А, но ты посмотри на меня, — ответил Суинбёрн. Он вытянул правую ногу в воздух и отдернул штанину. Его лодыжка распухла, а кожа потемнела и сморщилась вокруг двух маленьких укусов. — Змея, — сказал он. — Ядовитая. Садхви пришлось попотеть, могу я тебе сказать! Она хлопотала как гусыня в камине, прежде чем нашла подходящее волшебное средство!

— Хм! — ответил Траунс. Он сел, повернулся спиной к поэту и поднял рубашку. Прямо над поясницей виднелась рана, как от пули.

— Как тебе это, а? Шершень ужалил. Пошло заражение. Куда хуже, чем удар кинжала.

Суинбёрн расстегнул свою рубашку и продемонстрировал левую подмышку. Прямо под ней ребра украшали множество плохо выглядевших опухолей.

— Нарывы, — объяснил он. — Не буду уточнять.

Траунс поморщился, потом сказал:

— Этого тебе не побить. — Он прижал правую ноздрю рукой и с силой выдохнул из левой. Одно из его ушей поразительно громко свистнуло.

В ответ из темноты заухало непонятное животное.

— Клянусь шляпой! — воскликнул Суинбёрн. — Как это у тебя так получается?

— Понятия не имею. Несколько дней назад я дунул в нос, и вот теперь так всегда!

Поэт поднял кувшин и как следует приложился.

— Очень хорошо, — сказал он и с некоторым трудом поднялся на ноги. Какое-то время он стоял, качаясь, потом расстегнул пояс, спустил штаны и показал человеку из Скотланд-Ярда белые бледные ягодицы, в свете лампы сверкнувшие, как полная луна. И они оказались полосатыми, как зебра.

— Боже правый! — выдохнул Траунс.

— Три дня назад, — небрежно сказал Суинбёрн, — мой мул заупрямился, пересекая болото. Саид как следует стегнул его бакуром, но именно тогда, когда плетка опускалась на его зад, чертова тварь внезапно присела на задние ноги, я соскользнул назад и получил вот это!

— Уух! Болит?

— Восхитительно!

— Ты, — сказал Траунс, протягивая руку к помбе, — очень странный молодой человек, Алджернон.

— Спасибо.

Спустя несколько минут тишину разорвал громкий гулкий рокот, прокатившийся по всей деревне.

— Слон, — прошептал Траунс.

— Слава богу, — ответил Суинбёрн. — А то я подумал, что это ты.

Траунс ответил храпом, с успехом бросив вызов толстокожему.

Суинбёрн опять лег и посмотрел на небо. Протянув руку в карман, он вынул оттуда стрелу Аполлона с золотым наконечником, которую носил с собой со дня смерти Томаса Бендиша, и направил ее на звезды.

— Я иду к тебе, граф Цеппелин, — прошептал он.

Спустя полчаса он вскарабкался на ноги и потянулся. Потом взглянул вниз, на спящего приятеля, и решил оставить его под деревом. С Пружинкой ничего не случится. Даже самый храбрый хищник, отважившийся войти в деревню, испугается такого вулканического грохота. Кроме того человек из Ярда и так скоро проснется, когда начнется ночной дождь.

— Герберт, — пробормотал Суинбёрн. — Пойду-ка я и почешу язык со старой консервной банкой.

Он, пошатываясь, пошел прочь, остановился, когда штаны сползли на ледышки, поднял их, застегнул пояс и направился к палатке философа.

Он откинул клапан и вошел внутрь.

— Эй, Герберт, я не хочу спать даже на чуть-чуть. Давай...

Он покачнулся и замолчал. Заводной философ совершенно неподвижно сидел за самодельным столом. Одетый во множество одежд, он выглядел как куль со стиркой.

— Герберт?

Никакого ответа.

Суинбёрн подошел к другу, положил ему руку на плечо и толкнул.

Спенсер не шевельнулся.

Завод кончился.

Поэт вздохнул и повернулся, собираясь уйти, но тут его внимание привлекла книга на столе. Собственно большой блокнот, на переплете которого было написано: Начала Философии.

Внезапно Суинберну захотелось узнать, как далеко продвинулся Герберт. Он взял книгу, открыл ее на первой странице и прочитал:

Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.

Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.

Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.

Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.

Поэт нахмурился и перелистнул несколько страниц.

Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.

Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.

Он стал перелистывать страницы, пока не добрался до последней, на которой было написано:

Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.

Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.

Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы.

— Клянусь перьями шляпы тетки Агаты! — воскликнул он.

На следующий день Уильям Траунс пожаловался на головную боль, Манеш Кришнамёрти свалился с малярией и в Угоги прибыл гонец. Последний пробежал весь путь от Мзизимы с посланием для Изабель от тех Дочерей аль-Манат, которые остались около быстро растущего прусского поселения. Его первые слова к ней на суахили, переведенные Бёртоном, были:

— Ты должен хорошо заплатить мне, потому что я бежал быстро и очень-очень долго.

Бёртон уверил его, что он получит достойную награду.

Человек закрыл глаза и монотонным голосом пересказал сообщение. Он говорил по-арабски, хотя, очевидно не знал языка и просто повторял, как попугай, то, что ему сказали.

— О, аль-Манат, мир, милосердие и благословение Аллаха на тебя, на тех, кто идет за тобой, и на тех, кто путешествует с тобой. Может быть, он дарует безопасность, скорость и удачу этому гонцу, который, к сожалению, может принести тебе только плохие новости, ибо слишком много пруссаков продолжает прибывать в Мзизиму, и они стали настолько сильны, что без твоего мудрого совета мы не в состоянии с ними сражаться. Возможно, около тысячи из них ушло из лагеря и отправилось на запад. Хотя нас намного меньше, мы идем вслед за ними и, как ты учила нас, время от времени нападаем на них. Быть может, аллах защитит нас и даст нам силу выдержать.

Бёртон приказал Саиду дать гонцу доти богато украшенной одежды, ящик бус сами-сами и три мотка медной проволоки. Гонец, обрадованный до невозможности, присоединился к жителям деревни, чтобы отдохнуть, выпить пиво, обменяться новостями и похвастаться новоприобретенным богатством.

— Похоже на целую армию, — сказала Изабель Бёртону. — Что хочет Бисмарк, посылая в Африку столько войск?

— Пальмерстон считает, что он собирается создать Германскую Империю, и для этого ему нужны огромные природные богатства — и люди — всей Африки.