— Но подчиняешься ты Папе.

Луис ступал сейчас на зыбкую почву. Он не хотел, чтобы начальник священных покоев вырвал у него признание, будто бы им управляет некая сила извне. Сейчас было не до тонкостей в определениях, он никак не мог утверждать, что Папа управляет только его духовной жизнью, тогда как сам Луис, живя в Константинополе, является верным подданным императора. Люди, облеченные властью, могут и не уловить разницы.

— Мною правит любовь к наукам, господин. Есть то, что хорошо, и то, что плохо, и все, что требуется от слуги господнего, — понимать разницу между ними.

Начальник священных покоев откинулся на спинку кресла. Секунду он молчал, и Луису казалось, что он поджаривается под взглядом этого человека.

Наконец евнух заговорил:

— С таким отношением ты в Константинополе не преуспеешь.

Последовала еще одна долгая пауза. После чего препозит сделал нечто немыслимое. Он… улыбнулся. Луис покосился на ректора. У того рот до сих пор растягивала улыбка, как будто он поглядел на Медузу.

Начальник священных покоев хохотнул.

— Это была шутка, друзья. Можете посмеяться.

Луис выдавил из себя смешок, а у ректора от хохота случилась едва ли не истерика, он хлопал себя рукой по коленке и задыхался, как будто был при смерти. Телохранители за спиной у евнуха даже не улыбнулись.

Когда смех отзвучал, а это случилось не скоро, начальник священных покоев обернулся к ректору.

— Я хочу поговорить с ученым наедине.

Со старика сошла всякая веселость. Мгновение он смотрел так, как будто собирался что-то сказать. Тогда евнух указал на дверь. Ректор встал и пошел, но перед самой дверью замешкался.

— Возьмись за ручку, толкни и выйди. Неужели ваша философия не учит таким простым вещам, старик?

Ректор вышел. Вслед за ним вышел чернокожий великан, проводил его до конца коридора, после чего вернулся на свое место за спинкой кресла. Этот чернокожий нагонял на Луиса страх. Арабы пишут, что черные люди самые первые из людей, они превосходят остальные расы интеллектуально, физически и духовно. Великан вполне соответствовал подобному утверждению, у него был живой взгляд и огромные мускулы. И в целом вид у него был такой, что Луису хотелось спрятаться от него подальше.

— Я хочу поговорить с тобой откровенно и наедине. Только мы двое будем знать, о чем пойдет речь. И если поползут слухи, то виноват в этом будешь только ты. Ты понимаешь, что это значит.

Луис покосился на телохранителей.

— Моим слугам можно верить, но, если пожелаешь, будем вести беседу на этом языке, и они нас не поймут, — проговорил евнух на латыни.

— А ректор? — спросил Луис на том же языке.

— Он мало что знает.

— Я готов служить тебе. — Луис поклонился, потом поклонился еще раз, против своей воли. Он хотел выказать уважение, однако вовсе не хотел показаться подобострастным.

— Передо мной поставлена задача, — сказал начальник священных покоев, — и ты ее решение. В этом городе действуют темные силы. Сам император подвергся нападению чародеев, его искушали демоны.

— Тот дикарь, который ворвался в палатку императора?

— Ну, это вряд ли. Тут, насколько я понимаю, все дело в нерадивых часовых, а не в магии. Просто какой-то сумасшедший хотел попросить милостыню, что бы там ни утверждали сплетники.

— Я рад, что жизнь императора не подверглась опасности.

— Василевсу есть чего опасаться, помимо безумцев и пьяных стражников. И это куда серьезнее.

Луис смотрел прямо перед собой, стараясь не выдать никаких эмоций, которые могли бы вызвать неудовольствие препозита.

— Более того, имеются причины подозревать, что и другие весьма высокопоставленные лица испытали на себе давление. Некоторые могут даже лишиться своего положения. Если говорить по-простому, на императора пытались воздействовать физически, но, возможно, давление оказывалось также на его душу и убеждения. Никто в империи не захочет допустить, чтобы василевс оказался под воздействием темных сил.

— Никто, — согласился Луис.

— Ректор утверждает, что ты лучший его студент. Ты нужен мне, чтобы выявить природу этих магических атак и понять, как им противостоять.

— Для христианина ответ очевиден, господин. Молитвой.

— Молитву мы пробовали, но безрезультатно. Христос явно хочет, чтобы мы нашли иной способ. Это ничем не отличается от ведения любого другого боя. Мы высылаем лазутчиков, чтобы они выяснили, в чем сила врага, и нашли его слабости. Ты наш лазутчик, ты наш шпион в стане магов.

— Для меня большая честь провести подобное исследование, господин.

— Это не просто исследование. Император надеется на окончательное решение проблемы. От великого человека необходимо отвести злую судьбу. И мы хотим узнать, как это сделать.

— Вы хотите, чтобы я выяснил, как творить магическое заклинание?

— Вот именно.

— Но это не по-христиански!

Слова вырвались у Луиса сами. Как будто веревка с разноцветными флажками размоталась в воздухе, и ему сейчас же захотелось схватить эти флажки и смотать обратно.

Начальник священных покоев поджал губы.

— Да ладно тебе, схоластик. Сколько языческих учений у нас в почете? Твои афинские философы не знали Христа. Сколько вокруг нас язычников, в нашей христианской жизни? Ты ведь цитируешь язычников без всякого опасения за свою бессмертную душу, ты с удовольствием смотришь на статуи ложных богов, ходишь по мозаикам, на которых представлены сцены из отнюдь не христианской жизни. Посмотри на символ нашего города, на звезду и лунный серп. Ты знаешь, откуда он взялся? Почему мы изображаем его на стенах и воротах города?

— Не знаю, господин. — Луис, что удивительно, никогда об этом не задумывался.

— Это же символ богини Гекаты. «Мать природы, госпожа всех стихий, изначальное порождение времен, высшее из божеств, владычица душ усопших, первая среди небожителей, единый образ всех богов и богинь, мановению которой подвластны небес лазурный свод, моря целительные дуновенья, преисподней плачевное безмолвие. Единую владычицу, чтит меня под многообразными видами, различными обрядами, под разными именами вся Вселенная. Одни зовут меня Юноной, другие — Беллоной, те — Гекатой, эти — Рамнузией, а эфиопы, которых озаряют первые лучи восходящего солнца, арии и богатые древней ученостью египтяне почитают меня так, как должно, называя настоящим моим именем — царственной Изидой[8]».

— «Метаморфозы» Апулея, — сказал Луис, узнав отрывок.

— Верно, — подтвердил евнух. — Сколько наук и искусств переняли мы у язычников? Да половина тех, кто, стоя на коленях, молится Марии, в глубине души обращаются к Гекате и даже не подозревают того. Язычество вокруг нас. Мы — рыбы, религия — наше море, и в нем властвуют холодные и сильные течения.

Луис собрался с духом.

— Я обязан беречь свою бессмертную душу, господин.

— Это похоже на вызов, схоластик.

— Нет, господин, ничего подобного.

— Тогда как ты сам это назовешь?

Луис ничего не ответил.

— Проведи академическое исследование, — продолжил евнух. — Я вовсе не прошу, чтобы ты сам проводил магические обряды, а лишь описал бы их и рассказал нам, как их возможно осуществить. Я до смерти устал от лгунов и нищих пророков. Тут требуется участие серьезных людей. Тебя ждет награда.

Луис облизнул губы. Начальник священных покоев, заметив это, улыбнулся.

— У тебя будут свои комнаты во дворце, и твоя жена сможет свободно гулять, любуясь его чудесами. Она видела металлических птиц, которые поют вокруг фонтана? Ты видишь таких в Магнавре каждый день, но ведь женщинам нельзя сюда приходить. И не забывай, что, как благородной придворной даме, ей достаточно будет приказать, и евнух будет сопровождать ее, как только она пожелает выйти на улицу. За еду тебе не придется платить и за приличную одежду тоже, ты не будешь оскорблять своим нарядом взоры придворных. У тебя будет ванная и теплые комнаты, поговаривают, что эта зима ожидается суровой, и, судя по лету, так оно и будет. Схоластик, хочешь узнать, каково мерзнуть в жалкой деревянной лачуге на берегу?