— Что вы делаете в наших краях? — спросила, начиная читать бумагу.

— Там все написано, — ответила я.

Женщина кивнула и отпустила чеченца с повязкой:

— Ты иди, я сама разберусь. — И, уже обращаясь к нам, пригласила: — Вы присаживайтесь и извините за подозрительность. У него, — женщина показала глазами на дверь, имея в виду только что вышедшего дозорного, — ваши солдаты расстреляли брата-ополченца, а сам он чудом уцелел посла бомбежки городка, где жил с отцом и матерью. Они погибли под обломками. Вот уже месяц, как стал бойцом. Согласитесь, что у него нет причин любить вас.

— А у вас? — вырвался у меня вопрос.

— У меня есть.

Я не ожидала от нее такого ответа, так как он совершенно не вязался с ее одеянием, лежащим на столе автоматом и положением если не самого главного здесь начальника, то, по меньшей мере, его заместителя. Иначе зачем было чеченцу приводить нас именно к ней и смиренно ждать, пока она разрешит ему выйти.

— Вы удивлены? — продолжала между тем женщина, возвращая мне мой документ. — Сейчас объясню. Но давайте вначале познакомимся. Зовут меня Жанна Давлатова. А вы, судя по командировке, Ольга Воронцова? Кто же ваш спутник?

— Да, я Ольга, — ответила я, — а это Ашот, водитель машины, мой помощник и сопровождающий.

— Так вот, — продолжала Жанна, — мне уже тридцать два. Из них больше половины я жила со своей семьей в Москве. Там закончила институт, преподавала в школе, обзавелась друзьями. Ни одного чеченца, все русские. Жили душа в душу. Но когда вошли в Грозный войска, устроили там геноцид, похуже сталинского, взыграла чеченская кровь. В семье произошел разлад. Отец, мать, сестра и два брата остались там, я одна уехала воевать. Прошла курсы, овладела оружием, собрала вокруг себя ребят, готовых умереть за родину и отомстить за невинные жертвы. Скоро стала заместителем полевого командира. Сейчас он с отрядом ведет тяжелый бой с регулярными войсками. И пока его нет, я выполняю обязанности командира и мои приказы для всех закон. Правда, пока и командовать здесь некем. Но через несколько дней отряд вернется, и все станет на свои места.

Здесь наш разговор с Жанной д'Арк, как я окрестила ее про себя, прервался: у дома, взревев, остановился «джип», и группа чеченцев буквально ввалилась в комнату. Жанна, нахмурив брови, встретила трех вооруженных людей, толкавших перед собой четвертого — в разорванном комбинезоне, с лейтенантскими погонами. Лицо его было в кровоподтеках. Руки бессильно опущены вдоль тела. Он еле держался на ногах.

Жанна что-то спросила на своем языке. Чеченцы наперебой стали быстро-быстро говорить, руками показывая на пленного.

— Что скажете в свое оправдание? — обратилась она на русском языке к лейтенанту.

— Меня сильно били, — со стоном негромко пожаловался он.

— Я не об этом спрашиваю. Он молчал.

— Так, ясно, — проговорила она сурово, и как выстрел: — Расстрелять!

Пленный упал на колени:

— Пощадите, у меня жена, ребенок.

— А вы щадили наших детей и женщин, когда поливали их свинцом со своих самолетов, бросали бомбы на мирные жилища? — И еще раз, уже фальцетом: — Немедленно расстрелять!

— Подождите, — остановила я боевиков, тянувших упиравшегося парня к выходу.

Я еще не знала, как мне вести себя в этой ситуации. Но не могла же я допустить расправы над беспомощным лейтенантом, хотя отдавала себе отчет в том, что надо держать себя в руках, иначе поставлю под удар мое задание.

— Разрешите мне поговорить с ним, узнать, чем он руководствовался, если творил такие вещи, о которых вы говорили, — обратилась я к Жанне, пытаясь выиграть время, чтобы принять правильное решение.

— Ничего нового к тому, что вы уже слышали, он не добавит, — ответила Жанна непреклонно. — Они должны знать, что за свои преступления будут отвечать по нашим законам.

— Хорошо, пусть по вашим, — согласилась я, — но нужен суд, который во всем досконально разберется и примет справедливое решение.

Я здесь судья, и я выношу приговоры, — поставила она точку и демонстративно повернулась ко мне спиной, бросив своим: — Выполняйте!

— Нет, постойте, я представляю благотворительную организацию России, приехала сюда с гуманной целью и не позволю, чтобы при мне вершился неправый суд.

— Плевать я хотела на тебя и на твою гуманную организацию! — взъярилась Жанна. — Где вы были, когда танки давили наши города и села?

— Понимаю вас, но и вы поймите меня, — все еще пыталась я успокоить неуправляемую женщину и предотвратить убийство летчика.

Тут Жанна уже заорала на чеченском на своих подчиненных, и те испуганно схватили офицера за шиворот.

Во мне отчаянно боролись два чувства — сделать попытку спасти своего соплеменника или остаться безучастной к его судьбе, спокойно продолжая поиски Генриха. Верх одержало первое.

— Я предупредила вас, — бросила я в сторону Жанны, снова повернувшейся ко мне своим толстым задом. Подошла к чеченцам, уже подтащившим лейтенанта к дверям, и сказала: — Отпустите.

Не обратив на меня ровно никакого внимания, они продолжали свое дело. Я отошла к задней стенке и крутанулась, набирая инерцию для удара. Никто из них не ожидал нападения. Больше всех досталось тому, кто стоял ближе ко мне. Удар ногой пришелся ему в голову, и он свалился замертво без единого звука. Второй, получив сильный толчок локтем, отлетел в сторону. В следующую секунду бросился на меня, но напоролся на кулак. Взвыл от боли, закрыв ладонями лицо, и забился в угол. Третий бросился было в распахнутую дверь, но своевременная подножка помогла ему так грохнуться о землю, что, уверена, поднимется он не скоро. Резко повернулась к Жанне. Она стояла с выпученными от ужаса глазами, кажется не веря в происходящее. Потянулась к автомату.

— Не надо, Жанна, не порти знакомство.

Она отдернула руку, на этот раз послушавшись меня. Я подошла к ней вплотную.

— Останешься цела, если будешь вести себя тихо, — предупредила я как можно внушительней, чтобы до нее дошло.

— Обещаю, только не убивай. — Голос умоляющий, совсем не тот, что гремел несколько минут назад.

— Хорошо, поверю, — обернулась к Ашоту. Он стоял у стены ни жив, ни мертв, но был готов к действию: — Сними с этих ребят брючные ремни и пояса, свяжи как следует.

— У меня в машине есть крепкая веревка, будет надежнее, — предложил он.

Я не возражала.

— Может, и мне помочь, — подал голос лейтенант, в бессилии опустившийся на пол и пытавшийся подняться.

— Сиди уж, отдыхай, набирайся сил, сами справимся.

А тот с удивительной ловкостью делал то, что я ему приказала, как будто всю жизнь только этим и занимался.

Возглас лейтенанта: «Осторожно!» заставил меня мгновенно отклониться в сторону. В следующую секунду, подставив блок, я поймала кисть руки Жанны д'Арк с ножом и сдавила ее в полсилы. Финка упала на пол, женщина заорала благим матом. Отпустила, хотя еще одно небольшое мое движение — и ходить бы ей в гипсе пару месяцев. Пожалела. Но Ашоту велела скрутить веревками и ее. Он сделал это, как мне показалось, с еще большей старательностью.

— Вот тебе нож, Анют, и выбери сам, на какой машине мы поедем дальше. Оставшаяся должна быть с проколотыми колесами. Действуй.

Пока Анют орудовал над «джипом», поняла, что уазик ему больше по душе. Помогла летчику добраться до машины и устроиться на заднем сиденье. Если Жанна не натрепалась, ее бойцы еще не скоро вернутся в село. Успеем отъехать подальше, а может, и отыскать нужный нам поселок. Но куда деть лейтенанта? Ведь стоит напороться на чеченцев даже из другого отряда, никакой мой документ не поможет. Значит, прежде всего надо искать подразделение внутренних или федеральных войск. Придется ехать в обратном направлении, туда, откуда прибыли. Так и сказала Ашоту. Но он вполне резонно заметил, что на этом пути можем встретить возвращающихся боевиков и их командира. И тогда нам всем не поздоровится. Он ведь взял в плен летчика и отправил его со своими ребятами к Жанне, чтоб она с ним разобралась.