Когда Надя вновь вошла, я уже был на ногах. Через несколько минут медсестра принесла мне одежду, и мы поспешили на улицу. По дороге я объяснил Наде, все еще не верящей в официальное разрешение, что состояние мое прекрасное и врач не возражала против моего ухода. Пришлось признаться, что отпущен на несколько часов под честное слово.

Не успели мы подъехать к дому и выйти из машины, как услышали через открытые окна телефонный перезвон. Надя подбежала первая и подняла трубку.

— Да, да, здесь Андрей Петрович, — отвечала она и, прежде чем передать мне телефон, спросила дрожащим голосом: — Скажите, Сережа у вас? Ах, не знаете ни о каком Сереже, зато я знаю. Будьте вы прокляты, Бог накажет вас за ваши преступления. — Она все больше распалялась, и на том конце провода могли просто прекратить разговор, тогда пришлось бы снова томиться ожиданием. Но Надя сама вдруг замолкла и передала мне трубку. — Это тебя, будь с ним поласковей, а то вроде он обиделся на мою горячность.

— Ничего, переживет, — успокоил я жену, — и перестань нервничать, все будет хорошо, Сережу скоро вызволим.

— Алло, Андрей Петрович? — услышал я свое имя.

— Да, это я.

— Энергичная у вас женушка, она, видно, в доме за мужчину? — Голос показался мне очень знакомым и еще через пару фраз я понял, с кем имею дело. Это, без сомнения, Ростислав.

— Давайте ближе к делу, — прервал я его разглагольствования о Наде, — каковы ваши условия освобождения ребенка?

— Вот это, я понимаю, деловитость, прямо-таки быка за рога, — восхитился Рост. — Вот если бы вы там, у меня, выразили такую готовность, никаких недоразумений давно бы уже не было и все жили бы спокойно.

— Понял, что дальше?

Ростислав еще некоторое время покочевряжился, желая вывести меня из терпения, но, видя, что я веду диалог выдержанно, с твердым намерением вступить с ним в сделку, заявил наконец, что Сережа, конечно же, у него и он даст возможность поговорить с ним по телефону, если я выполню его условия. Он потребовал мою тетрадь, пять миллионов долларов наличными и возможность беспрепятственно вылететь в Россию. Деньги и документы должен лично передать кто-либо из членов семьи — я сам, жена или дочь. При этом ребенок освобождается, а тот из членов семьи, кто придет, останется заложником и полетит с ним в Россию. Только там он будет отпущен, когда он, Рост, благополучно испарится со своими друзьями. Ростислав предупредил: если полиция вмешается на каком-либо этапе операции, заложника немедленно уничтожат.

Условия драконовские, и я тотчас передал это Дику Робсону, который связался со своим начальством. Было принято решение — удовлетворить требования Белозерова. Горячее участие принял Венс. Он без колебаний выписал чек на пять миллионов, и я мог в любое время получить в банке наличные. Оставалось решить, кто пойдет на встречу с Ростом.

— Это мой сын, и пойти должна я, — решительно сказала Надя.

— Существуют вещи, которые должны делать только мужчины, — возразил я. — К тому же документы, нужные Ростиславу, требуют комментариев. Он обязательно начнет расспрашивать. Сможешь ли ты дать пояснения? Нет. Так что не возникай и позволь мне самому закончить дело.

— Но ты еще не совсем здоров и к тому же подведешь врача: ты же дал слово возвратиться в больницу.

— Это аргумент. Посоветуемся с Диком, он подскажет.

Я с Надей поехал к Робсону в управление. Когда Дик узнал, о чем идет речь, то сразу же отбросил оба наших варианта. Предложил послать женщину-полицейского, загримированную под нашу дочь.

Надя отвергла этот план, заявив, что рисковать сыном не будет. Я поддержал ее в том смысле, что Рост — умный и хитрый авантюрист, готовый на все. Его не обманешь.

Дик задумался.

— Наверное, вы правы. Я совсем упустил из виду, что недавно мы нашли Марка Шиманского задушенным. Перед смертью он мог признаться, что девушка, которую он привел, была не его дочь, а ваша, Андрей Петрович. Мой номер может не пройти. Единственный выход — срочно вызывать сюда Ию. Это я беру на себя. А с тетрадью вы решили?

— Я уже отправил ее куда надо. Дик развел руками:

— Как же так, он ведь требует документы.

— Белозеров получит бешеные деньги и вряд ли будет сердиться, если ему вручат копию.

Дик согласился со мной и поделился планом операции.

Как только главарю банды будут переданы деньги и документы, а ребенок вернется к родным, преступнику предоставят автомобиль с шофером, который доставит его и заложника в аэропорт к очередному рейсу на Москву. В самолете им будет отведен отдельный салон. В Москве их встретят представители милиции и постараются арестовать его так, чтобы никто не пострадал.

Когда мы уже уходили, Дик успокоил нас, заверив, что все получится как надо. На прощанье сказал:

— Думаю, что если к игре подключится Ия, то никому лететь в Москву не придется, бандит останется здесь и ответит по нашим законам.

— Обязательно останется, — поддержал я Дика, вспомнив тех, кого она смела с дороги на пути ко мне…

После визита Хромого, когда Александр Михайлович был на волоске от смерти, генеральный совсем уж приставил меня к своей ноге. Чуть отлучусь, ищет: куда подевалась Ольга? Так привыкла ко второму имени, что откликаюсь на него, как на свое. Первое время, бывало, не пойму, кого это зовут.

Стал директор возить с собой на тайные сборища своих коллег. Меня, правда, оставляет за дверью, но все равно секретарь Люба говорит, что такое доверие еще никому из приближенных помощников оказано не было. Зато, когда переговоры в кабинете проходят, я всегда рядом. И что ни скажет, на меня поглядывает: как я реагирую. Хотя прекрасно знает, что на моем лице ничего прочесть нельзя. Кажется, это тоже высоко ценит и нередко советуется: «А как ты считаешь, если я поступлю таким образом…» — и начинает разворачивать передо мной свою идею. Надо сказать, что его просто распирает от инициатив и если бы он все их мог воплотить в жизнь, деньги, наверное, текли бы к нему рекой. Конечно, он и так их гребет, дай Боже каждому. На одном только оружии обогатился. Но ему все мало. Не знаю, складывает валюту штабелями где-нибудь у себя на даче или в швейцарский банк каким-то образом переводит, только удивляюсь, для чего человеку столько денег? Жадность? Тщеславие? Ненасытность? Скорее всего, возможность решения любых задач, особенно в российской действительности. Убеждалась в этом неоднократно.

Стоило ему поднять трубку и позвонить кому-то, как через час все мои ребята из спецгруппы стояли у него в кабинете и благодарили за освобождение.

— Хочу, чтобы твои мальчики были у моих коллег такими же верными и надежными помощниками, как ты у меня, — сказал он и, не спрашивая совета, как делал раньше, каждому дал адрес и со словами: «будь сегодня там, тебя уже ждут» отправил всех до одного.

— Но я ведь должна знать, где искать их в случае надобности, — привела я жалкий довод.

— Ничего, достаточно того, что я знаю, — ласково объяснил директор. — И потом, разве тебе мало дел, которые я возлагаю на тебя? Ты выполнила все, что тебе поручил Бадашев, и теперь в полном моем распоряжении. Или тебя что-то не устраивает?

— Нет-нет, все в порядке, — поспешила я его «успокоить», — раз вы считаете, что так будет лучше, я не возражаю. — Портить с ним отношения мне сейчас никак нельзя — я почти на подходе к его святая святых криминальных дел.

Правда, чувствую, что иногда его доверие переходит рамки официальных отношений и за его ласковыми, сентиментальными словечками и незамысловатыми презентами в виде цветочков, шоколадок, мороженого скрываются далеко идущие намерения. В этом я лишний раз убедилась, когда он пригласил посмотреть его новую дачу. После работы мы сели в директорский «БМВ», захватили по дороге некоего Бурова, коллегу по бизнесу, «умеющего лучше всех делать шашлык», и минут через сорок были в сказочно живописном месте ближайшего Подмосковья. Построенный из бруса и обитый вагонкой двухэтажный коттедж прекрасно гармонировал с пейзажем. Въехали в гостеприимно распахнутые ворота и оказались в просторном палисаднике, где уже дымился мангал с румяными кусками мяса и помидорами на вертеле. Тут и без Бурова было кому похлопотать.