— Прочитала? Я кивнула.

— Что думаешь по этому поводу?

— Абсолютно ничего не поняла, кроме того, что Буров отхватил от общего пирога больше, чем ему положено.

— Подметила точно. Но это не главное. — Александр Михайлович враз посерьезнел, забрал у меня листок, чиркнул зажигалкой и поднес огонек к бумаге. Подождал, пока она прогорела, собрал пепел, бросил в камин и приказал: — Садись и слушай.

Я поскорее уселась напротив начальника и обратилась в слух.

— Дело в том, — продолжал генеральный, — что наша фирма, кроме всего прочего, занимается и продажей оружия. — Такого сообщения, да еще открытым текстом, я не ожидала и, несмотря на свою сдержанность, не могла скрыть волнение. Александр Михайлович, видимо, что-то заметил на моем лице, так как поспешил сделать небольшое отступление: — Не думай ничего плохого, у нас есть на то разрешение, мы аккуратно платим за это большие, буквально разорительные налоги, и претензий со стороны властей к нам нет. К тому же там, наверху, — директор показал глазами на потолок, — у нас много заинтересованных людей, и все крутилось до последнего времени гладко, как хорошо смазанный механизм. Но после посещения фирмы налоговым инспектором дело пошло кувырком. По своим каналам я выяснил, что такого человека в налоговой полиции вообще не существует. Значит, его заслало какое-то ведомство с целью все разузнать, а нас потом — за ушко да на солнышко. Ничего у него здесь не получилось. Тогда он исчез и оказался на нашем «перевалочном пункте» в воинской части, где пытался обмануть командира и заставить его сорвать операцию с оружием. Это донкихотство обошлось дорого. Командир части покончил с собой. Мы потеряли огромные деньги. Конечно, вагоны с оружием снова пошли к покупателю. Тогда этот горе — инспектор сам проследил весь маршрут движения ценного груза и оказался в лапах у чеченцев. О дальнейшей его судьбе ничего неизвестно. Но вот, как сообщает Гущев, опять там что-то не клеится. Мы уже посылали своего человека. Он проделал там хорошую работу. И в том, что ты со своими ребятами здесь, тоже его заслуга. Но меня очень тревожит этот инспектор. Кто он? Что делает у чеченцев? И не он ли ставит нам палки в колеса? Тебе, девочка, и предстоит ответить на эти вопросы. Дадим тебе адреса, снабдим деньгами и необходимыми бумагами, и в путь-дорогу. Можешь взять с собой Павла. Постарайся оценить это доверие. Ты еще не представляешь, что тебе привалило. Всю жизнь будешь как сыр в масле кататься.

Итак, главная задача выполнена. Я в числе доверенных лиц своего босса. Теперь не менее важный этап работы — накопление материалов для уголовного дела. И эта командировка как нельзя кстати. Несомненно, речь идет о Генрихе. Судьба сама помогает мне встретиться с ним и все выяснить. Но у меня сейчас еще одна задача, которая не терпит отлагательства — вызволить Сережу. Тут каждая минута дорога. Первым же рейсом лечу домой, в США.

С Павлом решили так. Он ждет меня в Москве и не показывается на глаза директору. Пусть думает, что мы уже в дороге по его маршруту. По возвращении из Штатов сразу направляемся в Грозный с заездом в воинскую часть.

Скоро увижу Генриха. Он ждет. Очень соскучилась о нем.

Никто здесь на меня не давил. Сказали так: «Мы тебя не звали, ты сам приехал. Теперь смотри кругом и решай, кто прав».

Когда увидел, что происходит в Чечне, как самолеты, танки и орудия сравнивают с землей города и села, стало трудно обвинить людей, взявшихся за оружие, чтоб защитить свой очаг. Я не воспользовался легендой, а рассказал все начистоту: кто я и как оказался в Чечне. А чтоб поверили, попросил послать кого-нибудь за моими документами, которые запрятал, увидев вооруженных людей.

— Ты можешь уехать хоть сейчас, — сказал молодой военачальник. — Но у нас большие трудности с обучением ополченцев. Поживи у нас немного, поработай за инструктора, назови любое вознаграждение, деньги у нас есть.

Обещал подумать. И остался. Навалились воспоминания, когда ни за что гоняли Андрея Петровича, меня, мучали Ию, создавали невыносимые условия для существования, заставили покинуть родину. Это, по существу, был вариант сталинских репрессий, сдобренный иной пропагандистской лексикой. Причем разгул преступности, ошибки правосудия, коррупция государственных чиновников оправдывались трудностями начального периода перестройки, а позже — реформирования государства.

Обида за себя, за нашу семью, за многих таких, как мы, захлестнула сердце. Чеченцы тоже стали жертвами деспотического режима. И я буду им помогать. Это мой выбор и зов совести. Надеюсь, Ия меня не осудит за это решение. Плохо, что не оправдал надежд генерала Рожкова. Он там единственный порядочный человек из оставшихся старых кадров. Жаль, если из-за меня у него будут неприятности. Я подробно изложил в рапорте на его имя отчет о своей командировке в воинскую часть, вплоть до момента отгрузки оружия чеченцам, назвал имена тех, кто беззастенчиво торгует им, сказочно обогащаясь. Конечно, это лишь небольшая часть айсберга, которую мне удалось выявить за короткое время. Сильно подозреваю, что нити тянутся на самый верх, и нелегко будет достать эту вершину. При первой же возможности передам бумаги Рожкову. А пока они хранятся в моем сейфе, выделенном мне в личное пользование. Пусть это хоть немного реабилитирует меня в его глазах.

Чтоб я не выглядел белой вороной, мне выдали такую же униформу, как у всех, кто носит оружие. Мое время — первая половина дня. Занимаюсь с ребятами в возрасте от шестнадцати и старше. Им бы в школу ходить, учить математику, географию, историю, а у них самый главный предмет — автомат и гранатомет. Но самый главный — приемы рукопашного боя. Все хорошо знают русский, и потому занятия проходят при полном взаимопонимании.

С обучением тут особенно не разгонишься. Неделя — и группа уходит на позиции. За ней другая приходит учиться, всего по 15–20 человек.

Сегодня перед окончанием занятий ко мне подошел тот же молодой военачальник — Фарид Гейзулов, взявший надо мной негласное шефство. Он здесь большой человек. К нему с уважением обращаются и стар, и млад. Командир крупного отряда ополченцев, Фарид пользуется особым доверием у начальника штаба вооруженных формирований. Не знаю только, добровольно или по указанию свыше он опекает меня.

— Покажи мне пару хороших приемов, — просит он, — только самых боевых, чтоб сразить противника одним ударом.

— Таких приемов не бывает, — рассмеялся я. — Любой из них будет эффективным, если овладеешь им в совершенстве. А для этого надо время и большое упорство.

— Но ты же обучаешь ребят за неделю, — возразил Фарид.

— Это лишь общее знакомство, как говорится, лучше, чем ничего. Поэтому возлагать на наши занятия большие надежды опасно.

— Значит, из меня толк не выйдет, — разочарованно протянул Фарид. — А я думал, смогу когда-нибудь работать, как ты.

— Кончится война, и я обязательно научу тебя. Тогда некуда будет спешить, и года за два обещаю сделать из тебя мастера.

Фарид воспрянул духом и объявил:

— Я все же не за этим к тебе подошел. Утром звонил начальник штаба, просил, чтобы мы с тобой заехали к нему во второй половине дня.

— А что случилось? Фарид пожал плечами:

— Приедем, узнаем. Но просто так он не вызывает. И если у тебя занятия кончены, мы можем прямо сейчас отправиться в путь.

Я не возражал.

Мы сели в уазик, Фарид сам за водителя. Тридцать минут езды по горным дорогам, и вот он, главный штаб, легкий, подвижный. Сегодня в одном селении, завтра в другом. Расположился в небольшом здании бывшего райсовета. У входа часовой. Увидев Фарида, отдал честь, как дисциплинированный солдат. Фарид так же ответил на приветствие. Мы зашли в дом. Посредине просторной комнаты, похожей скорее на зал заседаний, разместился огромный стол, во всю ширину которого развернута карта. Над ней склонилось несколько человек. Увидев нас, они подняли головы. А один из них, невысокого роста с легкой сединой на аккуратно зачесанных назад волосах, пошел к нам навстречу, пожал руки, пригласил сесть. Это был начальник штаба. Я слышал, что учился он в Москве, потом в Грозном, закончил целых два института, преподавал в вузе высшую математику. Сейчас он генерал, ему подчинены все вооруженные формирования Чечни.