— Куда, красавица, не приказано выпускать. Если скучно стало, могу развеселить, как только сменят, довольна будешь.

«И этот готов со мной повеселиться, — с тоской подумала я. — Прав Андрей, до чего же я дошла. Теперь один путь — в петлю. Хотя, стоп, почему в петлю? Пусть этот негодяй заплатит по полному счету за все мои похождения. Мне терять нечего».

Поднялась к себе. Кстати, в этом доме живет вся команда Ростислава, кажется, человек десять, и у меня своя комната. У них здесь филиал. Основная база в Москве. И главный шеф какой-то грузин — Гиви. Его я никогда не видела. Знаю о нем понаслышке от Ростислава, да и от его друзей, часто гостивших в нашей московской квартире. Напьются, и начинаются разборки. Меня не стеснялись, считали за свою. Так что всегда была в курсе их дел. Прекрасно знала, что затевают крупную операцию под названием «Шантаж», которая должна принести огромные деньги. В плане ее подготовки предстояла поездка в США за адресами тех, с кем фирма будет «работать». Не догадывалась только, что добывать показания намереваются у Андрея Петровича и его дочери и что мне придется принять в этом участие.

Жилище это временное, и потому все сделано наспех — и ремонт, и интерьер. Привезли мебель, тряпки, я навела у себя порядок, создала какой-никакой уют. В комнате небольшое окно, отсюда полумрак. По привычке включаю свет, вздрагиваю от неожиданности. Развалившись в кресле, сидит Георгий Мефодьевич. Он — правая рука Ростислава. Строит из себя интеллигента. Вообще я слышала, что Гиви требует, чтобы все приходили «на работу» трезвыми, выбритыми, одетыми по последнему писку моды. Георгий Мефодьевич может служить примером. Интересно, что ему здесь надо?

— Не пугайся, Татьяна, я на минуту, — голос мягкий, доверительный, — дверь была открыта, я решил зайти и подождать тебя.

Врет, хорошо помню, как щелкнул английский замок. Но сердце все же екнуло, хотя знаю, что женщине опасаться его не надо, он голубой, а на службе действует как теоретик — чужими руками.

— Зашли передохнуть? — бросила я мимоходом, направляясь в ванную. И уже оттуда, раздевшись и встав под душ, прокричала, чтоб поиздеваться: — Может, составите компанию?

— С удовольствием, ха-ха-ха, — услышала я смех, но уже здесь, в ванной, и задрожала от ужаса.

Георгий Мефодьевич, этот гомик, как мне не раз презрительно называл его Ростислав, сбрасывал одежду и в следующую секунду шагнул ко мне.

— Ты же, ты же… — больше я не могла вымолвить ни слова — он сжал меня, словно в тисках, своими ручищами и зашептал:

— Я по-всякому могу, а ты зажгла меня и, перед тем как уйдешь, — прости, Ростислав велел, — сверкни молнией.

Он повалил меня на пол. Отбиваться не было сил. Подонок сделал свое дело, а потом медленно протянул свои клешни к моей шее и сомкнул ладони. Свет померк. Еще глоток воздуха, еще… и вдруг хватка разомкнулась, тяжелая туша сползла с меня. Сделав усилие, чуть приоткрыла веки. Сквозь туман разглядела фигуру женщины. Нагнулась ко мне, прохладная ладонь у шеи. Должно быть, пульс проверяет.

— Жива, — слышу так, будто уши ватой забиты. Чувствую — поднимает меня, как пушинку, и несет в комнату.

Край стакана стукнул о зубы. Глоток воды — и я прихожу в чувство.

— Не пойму, где это я тебя видела, — снова слышу тот же до боли знакомый голос.

Нет, не может быть! Я сплю, и мне снится кошмар. Окончательно пришла в себя. Даже в этом полумраке узнаю Ию. Протягиваю ей руки. Не могу сдержать слез.

— Ия, родная, прости меня!

Марк Шиманский оказался могучим стариком с густой, почти белой бородой. Его хорошо поставленный баритон прекрасно сочетался с высоким ростом и длинными руками. Крупный нос, широкие скулы и пронзительный взгляд глубоко сидящих под темными пушистыми бровями глаз удачно дополняли облик этой далеко не ординарной, можно даже сказать, таинственной личности. Вот уже четверть века, как он трется в кругах отпетых уголовников, пользуясь их доверием и выполняя отдельные поручения, порой весьма деликатного свойства, связанные с поставкой наркотиков, оружия и даже живого товара. Это позволяет ему вести безбедное существование.

Никто, кроме Дика, а в последнее время и генерала Рожкова, не знает о делах Шиманского. Виктор Николаевич Рожков вышел на старика по своим каналам, и тот согласился давать информацию, но только касающуюся русских мафиози в Америке. Дик Робсон мог определить сферу его работы. Дик и Виктор Николаевич договорились соблюдать все меры предосторожности, чтобы не подставить Шиманского. Лишь в крайнем случае допускался контакт с ним под гарантированной «крышей». Наш случай и был тем самым чрезвычайным, когда и в Москве, и здесь, в Штатах, пошли на риск с Марком Шиманским. Он оказался в доверии у тех, кто инсценировал смерть Андрея Петровича и держит его взаперти, пытаясь вырвать признания.

Все это рассказал Павел в машине, пока мы направлялись на встречу с Шиманским. Павлу, в свою очередь, поведал о старике генерал Рожков во время инструктажа перед поездкой в США.

Мы подъехали к госпиталю. Нас встретила медсестра и повела по длинным коридорам в палату на восемнадцатом этаже.

Там мы и познакомились с Шиманским.

— У меня была скромная задача, — начал он свой рассказ, наверное, с самых низких баритонных нот.

Мне невольно подумалось, что старик специально сдерживает себя, иначе может просто оглушить слушателей. С его вокальными данными только в церковном хоре петь или на сцене исполнять «Вдоль по Питерской».

— Меня не особенно посвящают в таинства своих дел, — продолжал между тем Шиманский. — Так, случайные, поверхностные сведения приходится ловить, не проявляя особого интереса, иначе разом вычислят, и разговор короткий, как в той небезызвестной песне: «И никто не узнает, где могилка моя». Вот и случай с Андреем Петровичем. Поручили только найти им хату и ждать приезда гостей. И если бы не указание Робсона разнюхать насчет мнимого убийства Андрея Петровича и аналогичная просьба из Москвы, я бы так и не понял, с кем имею дело и кого они притащили.

— Где они держат отца и как туда можно пробраться? — в нетерпении спросила я.

Старик взял карту города и точными росчерками карандаша изобразил, как проехать к тому месту.

— Найти их не представит большого труда, — сказал он, — но вот освободить Андрея Петровича будет нелегко. Проблема не только в том, что люди там хорошо вооружены и никто не знает, что у них на уме, в смысле драться до последнего патрона или сдаться властям. Это же русские головорезы, они абсолютно непредсказуемы. У них неглупый предводитель Белозеров Ростислав Анатольевич. Команда его слушается и безоговорочно выполняет все приказания. Я слышал, как он бахвалился перед Андреем Петровичем, что прошел Афганистан и ему теперь даже смерть не страшна. Думаю, что под стать главарю и большая часть его группы. Предположим, полиция окружает дом и после отказа преступников сдаться уничтожает их. В этом случае не избежать и гибели Андрея Петровича. Такой вариант отпадает еще и потому, что россиянам важно, чтобы Белозеров и хотя бы часть его людей остались живы. Только через них можно будет выйти на главную базу группировки в Москве и захватить ее вместе с шефом.

— Что же вы предлагаете? — не выдержал Генрих. Старик прострелил взглядом Генриха, потом меня.

— Робсон обещал, что полиция будет наготове. Но кто-то из вас с моей помощью должен проникнуть в дом и сделать то, что не по силам отряду полиции: вывести Андрея Петровича через тайный проход, о котором я скажу. Лучше, если это будете вы. — Он ткнул пальцем в мою сторону. — Выдам, если надо, за свою дочь. А незнакомый мужчина сразу же вызовет подозрение, и весь наш план полетит ко всем чертям.

— А почему бы вам не выдать меня за сына? — запротестовал Генрих.

— Я бы больше подошел для этой роли, ну хотя бы по возрасту, — вставил Павел, смерив Генриха критическим взглядом.

— Здесь не до рыцарских чувств, — отрезал старик. — Если я сказал — женщина, значит, будет она или никто. Не нравится, предложите другой вариант.