Апартаменты были явно не предназначены для хранения такого большого количества вещей: какие-то кастрюли, стеклянная посуда в ящиках, колонки, усилители, ящики с коньяком и водкой, целлофановые упаковки с пепси-колой – лежали повсюду так, что не было куда ногой ступить.

Стены в комнате были украшены плакатами западных рок-кумиров. Музыканты – в экстравагантных одеяниях, с микрофонами и гитарами. Некоторые плакаты Владу были знакомы – висели когда-то в квартире Юрки.

Фото в рамочке, отдельно ото всех – белокурая Юлия. Уже не двадцати двух, а, пожалуй, на фотографии – тридцати пяти лет. Но по-прежнему чертовски мила.

И незабываемое цветное фото: «Византийцы» на сцене: Сашка у органа, едва видно лицо Влада между барабанами. И Юрка с гитарой – искривив лицо в гримасе то ли восторга, то ли боли, что и глаза не видны, один только раскрытый орущий рот у микрофона.

– А это – моя старушка, узнаешь? – Юрка вытащил из пространства между диваном и стеной шестиструнную акустическую гитару.

Прижав к груди, бренькнул по струнам, и старушка отозвалась звонким, медленно тающим в тишине: тр-ре-ень...

– Наши новые инструменты – мой «Фендер Стратокастер» и клавишник – у Сашки дома, чтобы в этом бардаке не повредили их, – он вернул гитару на прежнее место.

Улыбнулся. Настроение у Юрки и Сашки было, разумеется, превосходное. Еще бы! По непонятным причинам все благополучно разрешилось – кафе оставляют. И в случае, если они с Сашкой согласятся, им дадут денежную компенсацию и другой участок земли в аренду, в хорошем, оживленном месте. Слыхано ли такое? Чудеса, бля.

Значит, концерт продолжается! Можно звонить официанткам, повару, кассирше. Заказывать харчик, винчик и коньяк, нести назад и подключать аппаратуру.

– Эх, жаль, что ты уезжаешь в свою Америку, не посидишь в нашем кафе, не послушаешь наше выступление. Мы бы в честь дорогого гостя из Амерички дали специальный гала-концерт. Так бы грохнули, чтобы стены задрожали. И накрыли бы поляну, как для императора, – сказал Юрка, не сводя с Влада глаз.

После того вечера на кладбище, когда на могиле дяди Алеши положили цветы, Юрка смотрел на Влада как-то по-новому, часто улыбаясь, будто бы увидел в нем нечто такое, чего не замечал раньше, и теперь не может им налюбоваться. Часто хлопал Влада по плечам, подталкивал его легонько локтем под грудь, подмигивал. И Влад улыбался ему в ответ.

– Зачем же чего-то ждать? Мы поляну накрыть можем и сейчас, императорскую. Какие проблемы? – вмешался Сашка, очнувшись при слове поляна.

Он потрогал пальцем кончик своего длинного острого носа, словно проверяя, не потерял ли тот нос свою остроту и свою чуткость ко всем важным событиям. Затем у одного из ящиков – хлоп-хлоп – подорвал картонные створки и вытащил большую бутылку:

– «Борисфен», очень классный коньяк. Или ты, как настоящий американец, пьешь только виски с содовой?

– Нет, нет. Пью все подряд, даже чачу и самогон, – ответил Влад, когда они, протискиваясь между кастрюль и коробок, направились в кухню. – Вот странно, в Чикаго я почти не пью, раз в месяц, может, два – раздавим с женой бутылку вина на двоих. Даже от стакана красного становлюсь косым. А тут – пью водку и коньяк утром, днем и вечером. И – ничего, трезвый.

– Так у тебя же какая закалка! Ты же вырос в нашем дворе, – пояснил Сашка, доставая из холодильника закуску.

Юрка включил на магнитофоне старые записи – «Роллингов», «Квин», «Дорз». Ну, и «в честь праздника», распечатал упаковку дорогой марихуаны, которую, по его словам, хранил для исключительных событий.

Выпили несколько рюмок коньяка. Хрустели соленые огурцы, яблоки, шипела минералка. Влад расспрашивал об одноклассниках, о соседях, что с ними, кто из них еще живет в их доме, и кто жив вообще. Попытался побольше разведать у Юрки о его «пожизненной герлфренд», но, как и прежде, когда речь заходила о божественной Юлии, Юрка от прямых ответов уходил.

– Ты, Владя, об этом задавай поменьше вопросов. Лучше готовься в следующем году ко мне на свадьбу приехать, – увильнул Юрка. – И Матвея своего тоже привези.

– А диссертацию твою, не ссы, если что, поможем тебе написать, – заверил Сашка, закуривая.

Стояли на балконе. Юрка священнодействовал над травой: отсыпал из упаковки зеленоватые крошки на листик специальной бумаги и скрутил в сигарету.

– А я считаю, что лучше пить, чем курить эту дрянь. Известно: начинаешь с травы, а заканчиваешь маковой соломой. Сколько у нас за последние годы народу снаркоманилось – не перечесть, – говорил Сашка.

Влад тем временем, под Юркиным инструктажем, попробовал «протащиться от травы». Вдыхал горьковатый дым, но у него не получалось, как надо. Заходился в кашле:

– О-о... А-а...

Заботливый Сашка хлопал его по спине своей лапой.

Чудесная ночь лежала на городских улицах. С балкона на семнадцатом этаже открывалась панорама на весь уснувший район. Вдали слева темнели холмы, ведущие к древнему Китаево, а справа, за крышами домов, темным ковром расстилался Голосеевский лес, с его ручьями и горками.

Катались там когда-то на лыжах и санках, спускались по крутейшим скользинкам, летели кубарем в снег...

Вот так, жизненные горки, крутые горки юности, опасные. Всем по ним спускаться, да не каждый может устоять на ногах. Одно неловкое движение, один подлый, невидимый бугорок – теряешь равновесие, подлетаешь в воздух и так шлепнешься, что и костей своих не соберешь...

Юрка вдруг захотел показать, какой недавно освоил гитарный перебор. Притащил из комнаты свою шестиструнную «старушку». Играл, подпевая; его длинные пластичные пальцы бегали по всему грифу. Лицо Юрки тоже моментально пришло в движение – корчил гримасы, то восторженные, то страдальческие, то гневные. Исполнением своим, в итоге, остался совершенно недоволен, даже расстроился, как ребенок, что пришлось его утешать.

Снова пили коньяк, говорили о «чуде» спасения кафе. Все уже были пьяны. Влада в одночасье как-то сморило, на него словно навалилась тяжелая усталость и апатия. Он уже хотел прощаться, один раз даже обмолвился насчет вызова такси. Но с такси как-то замяли, решив выпить еще раз «на коня», потом еще.

Но странным образом, после недолгого помутнения, в голове Влада неожиданно прояснилось. Как будто вспыхнул свет вокруг, все очертания стали четкими и ясными, мир – выпуклым, красочным. Быть может, так подействовала марихуана в сочетании с алкоголем, или что иное. И усталость, побежденная, отступила. Влад ощутил такой прилив юношеских сил, чего не помнил давно.

Он засмеялся глуповатым смехом, безо всякой причины. Посмотрел в открытый дверной проем балкона, за которым плыла осенняя ночь.

– Пацаны, у меня к вам есть одна просьба. Вы можете исполнить одно мое желание? – спросил он громко, не переставая улыбаться глупой улыбкой.

– Исполнить твое желание? Ты что, шутишь? Заказывай все, что хочешь! Любое бухло. Или хочешь девочек по вызову? Так это мы лёгко.

– Нет, все это ерунда. Пошли погуляем. Хочу... – он осекся. Затем кашлянул в кулак. – Хочу пойти туда, где мы в ту ночь...

Юрка с Сашкой переглянулись.

– Ну, если так хочешь... Можно пройтись и по местам боевой славы, – Юрка посерьезнел, пьяное благодушие вмиг сошло с его лица.

Сашка сжал плотно губы и покосился на Влада:

– Все верно. Все правильно делаешь.

Они пошли по ночным, безлюдным улицам. Фонари струили рассеянный свет. Вдали, у главной дороги, ярко горели окна ларьков и ночных магазинов, где продавали сигареты и спиртное.

Быть может, ночь и была холодной, но после выпитого Влад не чувствовал холода. Его джинсовая куртка была расстегнута.

Они обогнули несколько новых высотных домов, прошли мимо гаражей.

– Вот тут, помнишь, мы встретили первого, – сказал Сашка, остановившись. – Попросили у него закурить. Помнишь, как ты подкатил к нему: «Дядечка, вы случайно не скажете, где находится Византия?» Мы его хорошо отделали... Но, к счастью, он к ментам не обратился.