Щелкнул дверной замок.

– Сережа, наконец-то...

– Привет, Ольчик.

Оля вздохнула. Все в порядке. И стоило так переживать? Ревновать? Правда, задела его небрежность в обхождении: и поцеловал как-то наспех, и даже не спросил, как дела. Но, подавив легкую обиду, промолвила:

– Знаешь, мне так одиноко, когда тебя нет рядом.

Он закинул руки за голову, собираясь стянуть свитер. Но почему-то остановился и посмотрел на нее – хрупкая, тоненькая…

Вдруг раздался телефонный звонок. Сергей снял трубку:

– Да, это квартира Сухоцких. Вы звоните из госпиталя? Да, это мой отец...

– Что случилось? – спросила Оля, когда он закончил разговор.

– Я толком не понял, что-то с батей. Они ждут результатов какого-то рентгена. – Сергей, уже одетый, стоял в дверях.

– Может, и мне поехать с тобой?

– Не надо.

– Сережа, пожалуйста, звони.

Оля закрыла за ним дверь. Что могло случиться? Свекор никогда серьезно не болел. В свои шестьдесят семь – в отличной форме. Наверное, делал рентген и задержался в госпитале. Скоро приедут домой.

Оля знала, что своего отца Сергей, может, и не сильно любит, но уважает, и до отъезда в Америку во многом от него зависел. Но здесь, в чужой стране, ситуация изменилась, как изменились и их отношения. Родители стали безъязыкими и беспомощными, и хотя стараются во всем справляться сами, все же порою требуют помощи от сына. А Сергея это раздражает...

Что же все-таки случилось со свекром?

ххх

Стрелки-указатели в коридоре вели к отделению Скорой помощи. Вход в отделение преграждал полицейский.

– Там мой отец, пропустите, – обратился к нему Сергей.

– Садитесь и ждите. Вас вызовут.

– Он плохо говорит по-английски, пропустите.

– Садитесь, вас вызовут, – повторил полицейский и, не меняя каменного выражения лица, стал поигрывать дубинкой на поясном ремне.

Сергею пришлось отойти. В комнате ожидания – шумное семейство латиноамериканцев, пара пожилых негров, какие-то две девицы ресторанного вида.

– Эй, парень, да, ты, – вскоре подозвал полицейский Сергея и открыл перед ним дверь.

Лампы здесь светили гораздо ярче, чем в коридоре. Пахло лекарствами. Медсестры несли рентгеновские снимки, ленты кардиограмм, упаковки со шприцами.

– Вы – Сухоцкий? – перед Сергеем возник мужчина в белом халате.

Сергей утвердительно кивнул. Ему сразу не понравился слишком серьезный тон врача. Он-то рассчитывал, что выйдет этакий добродушный докторишка и скажет: «Извините, пришлось вашего отца немножко задержать. Теперь он свободен».

– Понимаете, вашему отцу неудачно сделали тест, похоже на перфорацию желудка, начался перитонит. Хорошо, что вы пришли, нужно подписать бумаги, что вы согласны на операцию.

Все это дежурный врач говорил, пока они шли вдоль отсеков, где на кроватях лежали больные. Старики, старухи, мелькнула какая-то девочка лет десяти. Краем уха Сергей улавливал неприятные слова – «перфорация, перитонит». В конце отделения увидел кровать. Медсестры заслоняли лежащего на ней. Сергей подбежал.

…Борис Степанович лежал, небрежно прикрытый больничным халатом. К его руке тянулась трубка капельницы. Завидев Сергея, он слегка приподнял свободную руку – дал понять, что узнал. Его темно-багровое лицо было неестественно распухшим, вздулись даже веки. Борис Степанович вдруг застонал, сжался, изо рта на халат вылилась черная струйка.

– Папа...

– У него зубы свои? – спросила медсестра, посмотрев на электронные приборы за кроватью.

– Что?.. Ах, да, у него съемный верхний мост.

– Скажи ему, чтобы раскрыл рот.

– Папа, они должны снять твой мост, – сказал Сергей спокойно. Настолько спокойно, что даже сам этому удивился.

Медсестра ловко сняла и уложила в целлофановый пакетик зубной мост:

– Хорошо, что его вовремя доставили. Если бы на час-полтора позже...

– Да-да, я понимаю.

– У вашего отца небольшие шумы в сердце. Эмфизема. Сердце увеличено. У него есть медстраховка? Распишитесь, что вы согласны на операцию. В случае, если результат будет неблагоприятным, госпиталь ответственности не несет.

Сергей расписывался, пытаясь понять смысл услышанного. Эмфизема. Шумы в сердце. Госпиталь ответственности не несет. Как же так?..

– Мамочка родная... – прошептал Борис Степанович, напрягся и, захрипев, снова выплеснул изо рта густую черную жижу.

Сергей вытер салфеткой отцу подбородок и отошел. Хорошо, что рядом оказался стул, иначе – упал бы.

– Парень, с тобой все о`кей? – спросила его проходившая мимо медсестра.

– Да, – Сергей отклонился на спинку стула. Вытер пот со лба...

– Борис Сухоцкий? – подошедший хирург бросил короткий взгляд на больного, быстро посмотрел на рентгеновские снимки и отдал распоряжение. Два санитара, отщелкнув рычажки, покатили кровать по коридору. Сергей шел рядом.

– Папа, потерпи.

– А-а…

– Быстрее, – распорядился хирург.

Они уже почти бежали.

– Серега, зарежут меня сейчас, – неожиданно произнес Борис Степанович. В его голосе прозвучала странная насмешливая нотка.

Остановились у открытых дверей – операционная. Санитар сделал Сергею знак рукой – дальше нельзя. Нажал кнопку в стене, и автоматические двери закрылись.

…..…………................................................................................................

Пустая комната ожидания. Ряд кресел вдоль стен, электрокофеварка на тумбочке. Сергей налил кофе в бумажный стаканчик. Все случившееся слабо укладывалось в его сознании. Неужели это и есть та перемена, которую он смутно предчувствовал в последнее время? Допускал многое: уволят с работы или, скажем, родится ребенок. Все что угодно. Родители в этот список не входили.

Жизнь родителей все меньше пересекалась с его жизнью. Первое время по приезде в Америку они виделись довольно часто. Тогда Нью-Йорк еще казался городом, населенным тенями, и родители оставались в нем, пожалуй, единственными реальными лицами. Но постепенно жизнь налаживалась, устраивалась, и по мере этого родители удалялись от Сергея.

К тому, что отец состарится, Сергей не был готов. Говоря начистоту, он почему-то был уверен, что жизнь отца оборвется в один миг. Отец не будет жаловаться, болеть, ходить по врачам и медленно угасать. Старость и дряхлость не коснутся его своими когтями. Он не станет седым сутулым дедулькой, неуверенно ступающим на тощих ногах. И руки его – крепкие руки мужика, никогда по-стариковски не задрожат. Отец останется сильным и здоровым. И не поредеет копна его темно-русых волос. И в один момент Кто-то в Небе оборвет нить его жизни. Рванет – и все. Но это, Сергей был уверен, произойдет не скоро, а когда-нибудь потом, через много лет.

…Лет пятнадцать назад случилось, что отец упал. В обычный будний день. Шел в ванную бриться и упал. Лежал посреди комнаты и стонал. Приехала «скорая», сделали укол. Отпустило. Врачи предположили – сердечный спазм, посоветовали поехать в больницу, провериться. Борис Степанович отказался. «Вызвали на тот свет проводку починить», – пошутил он, лежа в кровати. Мать помчалась в аптеку за лекарствами. А Сергей вышел на балкон и долго смотрел, как в саду облетают яблони, из подъезда выходят соседи, по крыше сарая кот подкрадывается к голубям. Впервые он тогда ощутил, что в жизни существует нечто темное, и к этой темноте в равной степени причастны все – и отец с матерью, и соседи, и даже он, Сергей…

В комнате ожидания появилась женщина средних лет.

– Из ваших тоже кто-то на операции? – спросила она.

– Да, отец. А у вас?

– У мужа камень из почки пошел. Бедный, он так кричал. Говорила же ему – давай купим медстраховку. Не захотел. Теперь страшно представить, какой счет нам выставит этот госпиталь.

Она включила телевизор – транслировали бейсбольный матч.

– Надеюсь, «Янкис» сегодня выиграют, – утерев слезинку, женщина слабо улыбнулась.