Понятно, что всерьез рассматривалась и возможность штурма Белого дома. И тут в наших отношениях со «смежниками» (армия, Федеральная служба контрразведки) стали проявляться элементы недоговоренности. Во-первых, оперативная информация, которую в недрах Верховного Совета добывали контрразведчики, никоим образом не попадала в МВД. Во-вторых, что касается армейцев, то в период согласования действий — четких, однозначных ответов мы от них так и не получили. Когда же 3 октября в Останкино началось, Ерин мне сказал, что нам на помощь придут армейские подразделения. Мне такая информация была очень нужна. Все же, когда идет стрельба, как понять, где наши, где чужие? Не дай Бог, неопознанные БТРы… Да, может это Макашов дополнительные силы подтягивает?..

Получив информацию, что к телецентру должны подойти некие армейские подразделения, позвонил командующему Московским военным округом, еще одному своему однокашнику по Академии имени Фрунзе — генералу Леонтию Кузнецову: «Леонтий, там должны подойти «таманцы»… Ты имей в виду, чтобы мы друг друга не постреляли…» Он: «Какие «таманцы»?! Никуда солдаты не пойдут, воевать ни с кем не будут!» Я: «Все понял, ты на меня только не шуми ради Бога. У меня к тебе нет вопросов. Все, я понял, спасибо, Леонтий, за помощь, до свидания. Я даже рад, что там никого не будет, значит, никого не постреляют».

И хорошо, что не подошли, потому что в той ситуации даже трудно сказать, куда было бы повернуто оружие. На помощь оборонявшему телецентр отряду «Витязь» я послал 2-й мотострелковый полк ОМСДОНа. И вот тогда у боевиков началась настоящая паника.

От Макашова ждали победных реляций, а наши БТРы отняли у него последнюю надежду. И хотя я несколько забежал вперед в своем повествовании, но это лишь для того, чтобы с позиции сегодняшнего дня сказать откровенно: не была армия готова к такому повороту событий.

В те дни, когда распадался Советский Союз и вполне реальной казалась угроза распада Российской Федерации, от некоторых недальновидных генералов Вооруженных Сил нам приходилось выслушивать аргументированные объяснения: дескать, наша армия предназначена для отражения внешней агрессии. В ответ я не стану, например, ссылаться на присягу, которую принимают американские военнослужащие. Они берут на себя обязательство защищать Родину от внешнего и внутреннего врага…

Но ответ напрашивается сам собой: разве не дело армии совместно с правоохранительными органами пресекать любые противоправные действия, когда заходит речь о защите Конституции, когда государству угрожает опасность кровопролитной смуты?

Именно эта неопределенность, чувствовавшаяся в действиях армейцев, вынудила меня высказать своему министру такую точку зрения: «Помяните меня, если события станут развиваться по самому жесткому варианту, все отойдут в сторону. Все кивнут на МВД, но будет уже поздно. Необходимы решения Совета министров, Совета безопасности, которые бы жестко согласовывали действия всех «силовиков» и которые были бы обязательными для исполнения». Я же видел, «Вымпел», и тот по-тихому пытался отойти в сторонку… Точно также — в более четкой организации — нуждались действия самих органов внутренних дел.

После одной из ночных проверок я пришел и прямо высказал министру, что служба сотрудниками МВД выполняется плохо. Почему мало милиции вообще и где конная милиция, в частности? Нет единого и четкого руководства действиями подразделений ГАИ, патрульно-постовой службы, ОМОНа и других. Задачи на местах никто не выполняет. Мне капитан задает вопрос: «Можно ли задержать человека? Вот если он подходит ко мне с дубинкой?» Задач никто на местах не ставит. Почему не задерживают за антиобщественные действия активных организаторов беспорядков?

Вот такие вопросы я задал Ерину, и чувствую, что это начинает его раздражать.

Вообще-то, я бы назвал наши отношения сугубо служебными. Никак не дружескими или откровенными. Строго говоря, Виктор Федорович оставался для меня закрытым человеком, а некоторая сухость, некоммуникабельность, присущие его характеру, и вовсе не способствовали возникновению между нами какой-то человеческой теплоты. В то же время это достаточно подготовленный, неглупый человек. По крайней мере он был вполне способен воспринять ту или иную здравомыслящую идею. Но, выслушав другое мнение, мог, поколебавшись, принять и совершенно противоположную точку зрения.

Однако складывающаяся ситуация никак не располагала к промедлению. И я, не скрою, аккуратно подталкивал Ерина к более четкой организации службы московской милиции. К тому, чтобы была безотлагательно собрана коллегия МВД, на которой должны были бы присутствовать представители Министерства безопасности и столичной мэрии. Речь идет именно о государственной безопасности, а никто ничего не делает! Никто не знает — работает ли мозговой центр в правительстве? Кто ответит — будет ли твердо стоять президент до конца или пойдет на «нулевой» вариант, на совместные выборы? Мой последний вопрос как бы повис в пространстве: не я один знал, что президент куда-то пропал… То есть не пропал физически, но стал недоступен даже для высших чиновников государства.

28 сентября, в 13.10 министр по моей просьбе все же собрал совещание. Кругом масса дезинформации. Какая-то фальшивая телеграмма, якобы от исполняющего обязанности УВД Приморья, еще фальшивка — по Северному флоту… В целом вот такая обстановка: мы подвергаемся критике за Белый дом, а овладеть ситуацией не можем. Можно не сомневаться — именно мы в конце концов и останемся крайними. Заставьте, говорю, начальника ГУВД города Москвы генерала Панкратова выполнять свои обязанности. Он же у Белого дома, где несут службу его милиционеры, практически не бывает! Появится на один час. Походит, послушает и опять уезжает. Стал разбираться: милиционеры даже службу организовали в четыре смены, как при обычном варианте. Я спрашиваю Панкратова: «Почему мало милиции?» А он: «У меня же люди отдыхают по графику». Я говорю: «Как вам не стыдно?»

Вот так я жестко поговорил с Панкратовым. И Ерину сказал: «Если вы не поставите задачу конкретно этому генералу, вы же и останетесь виноватым». Но начальник московской милиции все равно артачился: «Что вы тут мной командуете?»

Странное отношение: милиционеры там, в три линии стоящие, под дождем мокнут, а он приезжает как почетный руководитель…

Министр мне сказал: «Я тебя попрошу — ты вмешайся. Помоги план составить, чтобы все было четко отлажено».

Я поехал и начал спрашивать. По моей просьбе прибыл туда, к Белому дому, генерал Савостьянов — начальник Управления государственной безопасности по Москве и Московской области. Я ему и нескольких вопросов задать не успел, смотрю — исчез бесследно. Короче говоря, взял своих офицеров. Только они и помогли сделать что-то путное.

После полудня сразу почувствовались изменения к лучшему. Министр очень жестко поставил задачу и заставил людей крутится. Тогда же, в 14.27, при мне Ерину по «вертушке» позвонил Ельцин. Интересовался действиями МВД, закончил разговор, как я и предполагал, «ободряющими» словами: «Я буду спрашивать персонально с вас…»

За чертой этих рабочих забот как-то осталась семья. Когда все началось, я позвонил Вале и сообщил: «Сейчас за тобой подъедет машина и тебя с Наташкой увезут в госпиталь». Она сразу поняла, что звоню я ей не от хорошей жизни. Спросила только: «Там что-то серьезное?» Ну что я мог ей ответить? Всего лишь: «Так надо. Не переживай. Все нормально. Это обычная мера предосторожности». Конечно же, не только моя семья переехала под защиту солдат ОМСДОНа. В госпитале разместились семьи и других наших офицеров. Но никакой паники не было, хотя, конечно, наши домашние за событиями внимательно следили. Особенно с 3 на 4 октября, по CNN. И переживали, конечно, очень.

Жена у меня человек мужественный — все понимает. Прошла походную, боевую школу. До этого были Карабах, Осетия, Ингушетия. И убийство моего заместителя полковника Владимира Блахотина, которого на пороге собственного дома в Ростове-на-Дону расстреляли армянские террористы…