Заканчивался 1991 год. Развал Советского Союза и тревожная обстановка в Чечне — о событиях в этой северокавказской республике речь пойдет несколько позднее — убеждали меня в необходимости пересмотра российской военной политики в Закавказье.
У нас продолжали убивать и калечить солдат и офицеров, а я, как генерал, не мог объяснить даже самому себе — во имя чего мы несем такие потери?..
Закавказские республики обретали независимость, а это означало, что вооруженные конфликты, происходящие на их территориях, становятся внутренним делом этих государств. Российское миротворчество, если в нем оставалась необходимость, должно осуществляться на строгой юридической основе, а не носить самочинный характер.
У нас, в России, немало было своих проблем, чтобы класть человеческие жизни на алтарь чужой победы. Да и нас самих в республиках Закавказья, как я видел, больше не жаловали. Азербайджанцы были уверены в том, что выгонят армян из Нагорного Карабаха, армяне — в том, что выгонят из НКАО всех азербайджанцев, а грузины намеревались без помощи союзного центра взять под контроль территорию Абхазии и Южной Осетии.
4 декабря вышел номер «Литературной газеты» с интервью президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева. Одна из фраз — что на нынешнем поворотном этапе до большой крови еще не дошло — по-настоящему меня рассердила. Как это так? Каждый месяц в Нагорном Карабахе погибают несколько десятков человек. Это только участники конфликта и мирные жители. Но гибнут военнослужащие и сотрудники милиции: за 11 месяцев мы потеряли более 60 человек. Разве этого мало?
В общем, я сел и буквально за два часа написал статью «Кому мы нужны на Кавказе?»
Писал в газету «Красная Звезда». Писал так, как думал. Без оглядки на то, как воспримут мои слова редакторы, собственные начальники, региональные и союзные политики. Писал о том, что я не припомню случая, включая Великую Отечественную войну, когда бы за один год были убиты два заместителя командарма. О том, что местное население относится к нам недружелюбно и при удобном случае берет в заложники военнослужащих и сотрудников милиции. Что средневековый национализм республиканских лидеров не позволяет им пойти друг с другом на мировую. Что внутренние войска лишены самого необходимого: еды, одежды, медикаментов, нормальных бытовых условий. А их пребывание в зоне чужих вооруженных конфликтов лишено всякого смысла. Что декларации и лозунги не могут заменить программу действий по национальному вопросу, которая была бы четко доведена до таких, как я, исполнителей.
Вывод у статьи был такой: весь Кавказ может потонуть в пламени беспощадной гражданской войны. Единственной силой, которая может ей воспрепятствовать — являются внутренние войска МВД России.
Из Закавказья их нужно выводить. И, пока не поздно, перестраивать на современный лад, чтобы нас не застали врасплох те конфликты, которые назревают на Северном Кавказе.
Мои начальники в Москве, прочитавшие статью внимательно, с карандашом в руках — сочли ее дерзкой и несвоевременной. Припомнили и мое обращение к вице-президенту Российской Федерации Александру Руцкому о необходимости вывода войск из Закавказья.
Было принято решение о расформировании Управления ВВ по Северному Кавказу и Закавказью, которое я возглавлял.
Все, что для этого требовалось — это только благовидный предлог и немного времени.
Тревожные чемоданы
Не знаю кому как, но лично мне итоги 1991 года казались безрадостными. Развал Советского Союза и последовавший за этим вывод дивизий ВВ из Баку и Тбилиси в значительной мере упрощали задачи внутренних войск в регионе. Отныне война между Арменией и Азербайджаном за Нагорный Карабах и межнациональные конфликты в Южной Осетии и Абхазии становились внутренним делом новорожденных государств Закавказья, но я не скрываю, что мы уходили из Закавказья с болью в сердце.
Грузия, Азербайджан и Армения были частью нашей великой Родины, и надо было еще привыкнуть к тому, что в будущем каждый из нас пойдет своей дорогой.
Лично я не сомневался, что после нашего ухода кровопролитие в Закавказье не остановится. И только наивный человек мог рассчитывать на то, что перевод этих конфликтов в разряд «чужих», «заграничных» автоматически решит проблемы безопасности самой России. Кавказ — особая территория. Особый мир, где любые границы проницаемы, а национальные, экономические и территориальные проблемы так остры, что для большого пожара достаточно даже маленькой искры.
По всему ощущалось, что Чечня может стать очагом новой войны уже на территории России, а ее неподконтрольные федеральному центру лидеры с энтузиазмом начнут играть на национальных противоречиях, чтобы превратить весь Северный Кавказ в пылающий костер.
Но горячих голов было немало и среди представителей других народов: неформальные национальные лидеры пытались оседлать время, а лучшими среди лозунгов казались те, в которых эксплуатировалась извечная мечта о куске кавказской земли и праве народов на самоопределение. В этой обстановке каждый день следовало ожидать взрыва. Особенно опасным казалось то, что сотрудники органов внутренних дел национальных республик и областей Северного Кавказа, как это показывал опыт Нагорного Карабаха, в условиях межэтнического противостояния зачастую начинали действовать в интересах только своей национальной общины. Далеко не все, но многие… В этой обстановке внутренние войска МВД России как сила, не заинтересованная в результатах спора, являлись порой единственной защитой для тех, кто был бессилен против автомата, ножа или камня.
Вот о чем думал я, подводя черту под этим тяжелым для меня 1991 годом. Годом безвозвратных потерь: и привычного для меня Отечества, и товарищей, отдавших за него свои жизни, и надежд, что самое страшное мы уже пережили. Понимал: надо готовиться к худшему.
Поэтому столь нелогичным и несвоевременным мне показался приказ министра внутренних дел России об упразднении Управления ВВ по Северному Кавказу и Закавказью, начальником которого я был в то время. Настоящая беда таилась даже не в том, что этим приказом (от 23 марта 1992 года) упразднялась моя собственная должность, а сам я выводился за штат. Прекращала свое существование мощная структура — оперативно-стратегическое звено, объединявшее самые боеспособные части и соединения внутренних войск. Надо сказать, что со временем эту глупость удалось исправить: Северо-Кавказский округ ВВ МВД России действует в тех же границах, что и мое, сокращенное в 1992 году, управление. Сама жизнь показала, что эти нововведения были опасны для страны и совершенно не учитывали интересов народов Северного Кавказа.
Но дело было сделано, и следовало подчиниться приказу. Сам по себе он не означал для меня отставку: никто из внутренних войск меня не увольнял. Однако я не мог не замечать признаки приближающейся опалы. Некоторые генералы начали обходить меня стороной, я был отстранен от принятия каких-либо решений, а мои предложения, как мне казалось, вполне разумные, вызывали у командования реакцию отторжения.
Нерешительность, прямо скажу — пассивность, командования внутренних войск в то время можно объяснить и тем, что упомянутые мной события происходили в эпоху смены политической элиты в Кремле, а потому немного было охотников рисковать собственной карьерой, особенно если речь заходила о межэтнических столкновениях. Во-первых, было неясно, «сколько суверенитета» захотят «субъекты Федерации» и сколько его будет отпущено на самом деле. Во-вторых, участие в кавказских событиях было чревато непредсказуемостью карьерного хода: по шапке там могли дать куда скорее, чем звезду на погоны.
Более привлекательным занятием для некоторых казалось улавливание политических ветров и настроений: ведь золотой дождь должностей и званий мог пролиться лишь на того, кто вовремя примкнет к нужной команде, к нужному человеку.
В этой ситуации я счел невозможным жаловаться на судьбу и накручивать телефонные номера знакомых мне кремлевских обитателей. Тем более что формальное предложение о назначении на должность от нового командующего внутренними войсками генерал-полковника Василия Саввина я все же получил. Это была должность начальника Владикавказского высшего командного училища ВВ МВД РФ. Того самого училища, которое я окончил в 1966 году.