Вот только знал: ничего подобного себе никогда не позволю. Не только мстительной ярости, которая является уделом слабых людей, но и того, чтобы кто-то мог усомниться в твердости моего офицерского слова. Мы не можем ставить себя на одну доску с бандитами или равняться с ними в коварстве. В глазах самых отъявленных злодеев мы должны оставаться людьми долга и чести.

Именно это даст нам силы победить даже самое невиданное, самое необузданное зло.

Поэтому доверившихся мне чеченцев я, как и было оговорено, сдал на руки их соратникам целыми и невредимыми. Еще и накормил. Правда, тем, что оказалось под рукой: тушенкой и хлебом — зато щедро. Поели они с благодарностью, и по всему было видно: с кормежкой у них в горах было явно негусто. Все — худющие как палки. Кажется, Ширвани Басаев сказал тогда: «Если бы мы так питались, то было бы гораздо легче».

А это были обычные консервы.

Дальше — 19 июня: тот день, когда Виктор Степанович Черномырдин вступает с террористами в исторические переговоры по телефону: «Это Шамиль Басаев?..» Решено: его отряд вместе с добровольными заложниками, журналистами и депутатами начинает движение из Буденновска в чеченское Ведено через Грозный. Уже есть информация: десятки тысяч чеченцев собираются выйти на дорогу, чтобы встретить отряд Басаева ликованием. По всей Чечне сопровождать его колонну намерены еще несколько тысяч земляков на легковых машинах. И представить себе нетрудно, что дальше произойдет в Грозном: воодушевленная многолюдная толпа просто сметет наши блокпосты, и через полчаса мы потеряем город. То, что это случится, у меня не вызывало никаких сомнений.

Во-первых, воодушевленный народ — это действительно сила: в таких обстоятельствах никто не решится открыть огонь по женщинам и детям, которые живым валом пройдут через все наши посты. Во-вторых, кроме диверсионных групп, которые сейчас растворены в Грозном, у боевиков будет в наличии вооруженный отряд Басаева, удерживающий в заложниках 114 человек, 16 журналистов и 9 депутатов палат Федерального Собрания РФ. В-третьих, сама ситуация подскажет Басаеву, что лучший момент для взятия города просто невозможно придумать.

В сложившихся обстоятельствах падение чеченской столицы будет выглядеть как акт справедливой народной воли. Только так будет проартикулировано это в средствах массовой информации. В том числе и за рубежом, где наша война с террористами выглядит совсем по-иному и где такая неожиданная ее концовка будет означать одно: Чечня получила законное право на самоопределение. Доказательством этому станут многолюдные толпы безоружных людей, отбирающих автоматы у «ненавистных оккупантов», все то, что у нормального человека ассоциируется с борьбой за независимость и всегда вызывает симпатию. То, что при этом погибнет не один десяток солдат и милиционеров, вряд ли кого-нибудь заинтересует.

Стоило прислушаться к словам моего пресс-секретаря, полковника, а в последующем генерал-майора Александра Фурса, отыскавшего историческую аналогию с появлением в Риме лидера итальянских фашистов Бенито Муссолини. Некогда и он в окружении толпы вошел в столицу. Пришел и взял власть в свои руки. И никто не посмел выстрелить в народ. Очень точное сравнение, жизненное… Так случится через несколько часов в Грозном, если мы не завернем оглобли Басаеву. Всей колонне автобусов, уже вышедших из Буденновска по направлению к Чечне.

Времени было в обрез, и по телефону правительственной связи я сразу же связался с Виктором Степановичем Черномырдиным, взявшим на себя эту тяжелую ответственность переговоров с террористами и своим именем гарантировавшим им безопасность. Доложил коротко свои соображения и без всяких сантиментов подвел черту: «Я их туда не пущу!»

Черномырдин на минуту отвлекся от разговора: было слышно — он потребовал у помощников карту и какое-то время сверял маршрут басаевцев с моими словами. Понятно, что отъезд Басаева из Буденновска, еще недавно с таким трудом согласованный с боевиками, означал для Черномырдина только одно — избавление от этого многодневного кровавого кошмара. Люди в больнице были спасены и, как бы я ни относился к прямым переговорам премьер-министра России с Шамилем Басаевым, явившихся прецедентом в мировой практике борьбы с терроризмом, все-таки премьер сделал главное — спас от гибели тысячу человек и теперь имел право перевести дыхание. «Вот что, А.С., — сказал он мне, — колонна уже в пути, и я менять ее маршрут не буду. Но поскольку твои аргументы очень серьезные, действуй по своему усмотрению и под свою ответственность».

Захватив с собой Александра Фурса из миссии ОБСЕ, где мы принимали участие в очередных переговорах с Масхадовым и где застало меня известие о выходе из Буденновска колонны с боевиками и заложниками, я отправился на базу в Ханкалу. Чтобы наш отъезд из миссии выглядел в глазах чеченцев простой отлучкой и никого из них не насторожил, пришлось оставить даже БТРы сопровождения и мчаться в Ханкалу через Грозный без всякой охраны, уповая только на скорость и солдатское счастье.

Но добрались без проблем, и первое, что я сделал, сев за рабочий стол в штабе, так это спросил Фурса: «У тебя как с почерком?» «Не очень», — признался он. «Тогда смотри, — засмеялся я, — как заместитель министра и командующий войсками собственноручно пишет приказы…»

То, что я сообщал Басаеву, носило очень решительный характер и начиналось торжественно: «Во исполнение распоряжения председателя правительства РФ В.С. Черномырдина приказываю…»

Дальше указывался абсолютно новый маршрут движения в обход Чечни: через дагестанские города Кизляр и Хасавюрт. В селе Зандак Басаев должен был освободить добровольных заложников, находившихся в его колонне, и через Дарго проследовать на Ведено самостоятельно.

По этому плану путь басаевцев пролегал по тем районам Чечни, которые при всех восторгах его обитателей, при всех возможных инцидентах не грозили нам никакими осложнениями. Тональность моих требований предполагала, что в случае если чеченские боевики вздумают самовольничать, я имею право начать их уничтожение. Однако, чтобы соблюсти высокую ноту предыдущих договоренностей премьер-министра и подчеркнуть, что даже с бандитами мы ведем себя честно, я сделал приписку: «Это не противоречит заявлению правительства России от 18 июня 1995 года.

Приказ одобрен Черномырдиным в 16.30 19.07.1995 года». И подписался: «Командующий А.С. Куликов». Завершала приказ казенная печать войсковой части № 5539 внутренних войск МВД России.

Стоящие на аэродроме «вертушки» уже молотили воздух винтами: передать этот приказ лично в руки Шамилю Басаеву я поручил генерал-майору Леониду Кузину, с чем он блестяще справился. Хоть и спорили, и препирались боевики с Кузиным, однако нарушить мое предписание не решились — пошли по новому маршруту и освободили заложников. Что-то им подсказало: при малейшем отклонении от маршрута я остановлю колонну и начну операцию по освобождению заложников.

Конечно, в сложившейся ситуации, когда гарантии безопасности террористам были даны самим председателем правительства Российской Федерации, своевольничать я бы не стал. Но решимости наказать боевиков за любое отклонение от маршрута или изменение сценария их возвращения в Чечню у меня было предостаточно. Я давно сформулировал для себя некие правила общения с террористами и отлично понимаю: безнаказанный террористический акт только множит опасность его повторения. Всегда найдутся охотники поставить государство на колени. Противопоставить этому можно только одно: справедливую жесткость к участникам подобного преступления. Каждый из них должен понимать: даже самый кровавый террор не достигнет цели, в то время как расплата обязательно наступит. И нет такого места на земле, где можно было бы укрыться от возмездия.

Как генерал, я не мог приветствовать решение Виктора Степановича Черномырдина, но как человек понимал, что движет им чувство обеспокоенности за жизни сотен заложников. Позднее, познакомившись с ним поближе, я увидел перед собой умного, совестливого политика и понял, что функцию полицейского переговорщика он взял на себя совершенно осознанно. В его поступке немало мужества, которое должно быть по достоинству оценено. Так что среди упреков, которые впоследствии прозвучали в его адрес, справедливыми можно назвать лишь те, которые касались его личных гарантий безопасности Шамилю Басаеву и боевикам его отряда при их возвращении в Чечню. Но можно понять и Черномырдина: помимо всего прочего, была в нем и нормальная человеческая досада на милицию, на контрразведчиков, на военных за то, что пропустили банду в тыловой город. За то, что в течение нескольких суток не смогли найти решения по нейтрализации террористов. Вот он и показал всем: беру ответственность на себя! Если что не так — не взыщите… Главное, чтобы бандиты убрались из города, а там будем разбираться, кто чего стоил в этой истории. Так, вероятно, протекал ход его мыслей, и, зная Черномырдина, теперь мог бы предположить, что причиной его видимой растерянности был, скорее всего, душивший его гнев.