- Ясно, - вздохнул царевич, когда Иван Иванович закончил свой рассказ. - Ясно... А что ж ты здесь живешь-то? А в замке что?
- Да какой там замок, - улыбнулся тот. - Так, терем с пристройками. Большой, это верно, но это совсем другая история. Живет же там человек один...
Он пожевал губами.
- Уж не Фока ли? - встрепенулся царевич. - Нам царь Берендей повелел Фоку к нему доставить, мастера знаменитого...
И сразу, с места в карьер, поведал Ивану Ивановичу всю приключившуюся с ними историю.
- Поня-я-я-тно, - протянул Иван Иванович. - Поня-я-я-тно... Должно быть, как раз об нашем Фоке речь и идет. Да только вот руки у нашего доки не оттоле растут...
- Как так? - опять подивился царевич.
- А так. О причудах его рассказывать можно с утра до ночи, вот, надысь... У него, вишь ты, пергамент есть старинный, заморский. На нем грек один какой-то, для тех кто науки препостичь замыслил, все картинками доступными пониманию изрисовал. Ну, ежели кто языком-то греческим не владеет. И еще значки какие-то поначеркал, для лучшего уразумения. Как уж она ему досталась, про то не ведаю, а только то, что для других пособием было бы, для него чисто напасть. Так вот. Ходил он за мной по пятам... - Кстати сказать, и про то не ведаю, кто ему поднаплел, что я здесь науками занимаюсь, а то миновал бы он меня стороной, к кому другому подался. - Ходил он за мной по пятам, ходил, все в пергамент свой тыкал да бормотал, что ежели в бочку с водой камень бухнуть, то из бочки той самой ровно столько воды вытечет, сколько камень тот весит. Столько или не столько, а только любому видно, что ежели камень в полную бочку бухнуть, то вода через край пойдет, тут и пергамента никакого не нужно греческого. А он что придумал. Я, говорит, заместо того чтобы воду на огород коромыслом носить, трубу из пруда проведу. Ты ее здесь куда надо положишь, я там камнем бухну, а у тебя из трубы вода как раз и польется. И так, шельмец, с напором все преподнес, что я уши развесил да и поверил.
Вот сделали мы трубу, встал я посреди огорода, ровно пугало, а он камень к пруду потащил. Стою я себе стою, долго стою, а из трубы ни капельки не вытекло. Наконец, надоело мне, пошел к пруду. Глажу - стоит он там в воде, мокрый весь. Вот поднял камень, шлепнул в воду - брызги окрест, а толку никакого нету.
Осерчал я на него шибко, каким ведь дурнем меня выставил. И так слава нехорошая идет, а тут такое. Вконец засмеют. Шею хотел намылить. А он - все, говорит, правильно, только вот камень не того калибру. Побольше размером нужно. И опять соловьем распелся, да каким - любо-дорого послушать. В общем, простил я его.
А он спустя время меня тащит куда-то. Я, говорит, там возле дороги камень нашел, как раз подходящий. Только он тяжелый очень, одному не сладить. Говорит, и хитренько так посматривает. Как же не помочь человеку? А он тащит прямо за рукав, я, мол, уже и телегу подогнал, чтоб сподручней было. Нам, мол, только погрузить, а дальше я сам. Мне бы спросить его тогда еще: ну, привезти-то ты его привезешь, а как в одиночку подымать да бросать собираешься?.. Не спросил...
Пришли мы на место, а там и впрямь телега стоит, а под ней камень. Да такой - что и вдвоем-то не поднять. А на телеге что-то такое неводомое громоздится - потому, рогожей прикрыто.
- А это еще что такое? - спрашиваю.
- А это изобретение греческое, из книжки той полезной взятое. С его помощью грек один ученый в одиночку и побольше весом предметы перемещал. Про него говорят - он все оглоблю просил подлиннее, и куда ее приложить. То ли места, то ли кого из критиков... Про то не ведаю. Я точь-в-точь все по его чертежам и соорудил.
Сорвал он рогожу - я света белого не взвидел. Прямо посреди телеги расположился колодец, только без сруба, что прежде у меня неподалеку от терема стоял. А так ворот, веревка, столбы резные, крыша - все на месте.
- Что ж ты, говорю, аспид хищный, понатворил? Теперь я тебе уж точно бока намну.
А он улыбается, довольный очень.
- Сейчас, говорит, сам увидишь, как оно, изобретение греческое, действует.
Гляжу, а у телеги, у колес, обода-от поспилены.
- Это еще, спрашиваю, зачем?
- Это, отвечает, для плавного ходу. Сам посуди. Едешь ты на телеге, и каждое дерево, поперек дороги лежащее, каждый камешек тебя подбрасывает да трясет. Одно сплошное неудобство. А в таком колесе промеж спиц попадает и лежит себе дальше спокойненько. Так что опять - сплошная выгода.
Сомнение меня взяло. Ну не может же так быть, чтобы совсем у человека голова не так работала. Может, и впрямь от всех этих его нововведений греческих прок есть?
А он, тем временем, продолжает.
- Смотри, говорит, - а сам при этом свои слова делом сопровождает, - смотри. Вот подгоняю я телегу, становлю ее прямо над каменьем, дергаю вот за эту кривулину...
Гляжу, а у телеги часть днища - ну ровно ставни оконные распахнулись, только вниз. И дыра порядочная образовалась. Он еще и телегу мою вконеч испортил!
- Это все для удобства, поясняет. Я тут камень-то загодя подкопал, чтобы, значит, время не терять попусту. Вот беру я теперь веревку, что на вороте колодезном намотана, пропускаю ее в отверстие, обматываю камень и - готово!
Пока он все это проделывал, несколько раз темечком приложился. То об створки, то об остатки днища. А что веревкой себя пару раз к камню прихватил - об этом я уж и не говорю.
Закончил кое-как, вылез, взгромоздился на телегу, взялся за ручку ворота и говорил, смотри, мол, как я все сейчас сам-друг сделаю. И начал вращать. Там у него, - я поначалу как-то не заметил, сразу несколько колес разной величины приспособлены были, такие же, как у телеги. Мало того, что без обода, так еще друг за дружку цепляются. Заскрипело все его сооружение, зашаталось, а потом гляжу - и глазам своим не верю. Начал потихоньку камушек подниматься, подниматься, да и выполз из земли окончательно. Разинул я рот, ничего не понимаю. Только и смог что спросить: а как ты на телегу-то его полодить сможешь, - ведь она у тебя без дна.
А ты не беспокойся, отвечает. У меня там засовы специальные сделаны. Замкну я их, вот и окажется телега прежняя, то есть с днищем. И, чтобы показать, как он все это обстряпать собирается, он возьми да и выпусти ручку ворота из рук.
Повернулась она разом в другую сторону, да такого тумака прямо в грудь этому горе-греку выдала, что он на сажень от телеги отлетел. Камень опять в яму бухнулся, а телега своими чудо-колесами уж и не упомню, на сколько в землю ушла.
А он не унывает. Это ничего, говорит, сейчас охолону маленько, и все как надо сделаю. Да только я ждать не стал, плюнул, да и пошел себе восвояси...
Иван Иванович замолчал. Молчали и остальные. Затем царевич осторожно поинтересовался:
- А как же так случилось, что ты здесь живешь, а он в твоем зам... тереме? Может, того, тебе помощь нужна?..
- Да, вишь, место ему понадобилось, для изобретательства. Он и отписал князю, что поскольку он как есть пролетариат, а я деклассированный элемент, - я специально на бересте слова эти мудреные записал, я их не токмо чтобы понять, запомнить никак не мог, - то для восстановления исторической справедливости и пользы государсту, нанесенной его лично деятельностью, а также имея в виду предстоящий расцвет науки в его лице, - такой, что всем чужестранцам завидно станет - требуется расширение его опытной территории за счет уплотнения тех, которые, хоть и сами будучи не чужды научным изысканиям, тем не менее следуют ложным течениям, каковые не сулят в будущем никакого прибытку.
Всю эту длинную фразу Иван Иванович выпалил единым духом, ни разу не запнувшись, после чего остановился и перевел дух.
- Послушал его князь, - а как не послушаешь, ежели он излагать так научился, как никто другой, не то что делу, - и издал соответственный указ. Я сюда переехал, а он в мой терем. Только это, я вам скажу, даже и к лучшему. Он там такое вытворять начал, что безопаснее от него на расстоянии держаться. Вот, к примеру, придумал он освещение дому сделать. Не простое освещение, а такое, чтобы ты в одной комнате находился, а свечи разом во всех зажечь мог. Я, говорит, свечной фитиль от свечки к свечку запущу, да и подожгу. Побежит огонек по веревочке, и все свечки по очереди загорятся. Да только опять у него проку, окромя слов, не случилось. Веревочка-то это медленно горит, а коли ее длинной сделать, так на пол все норовит. Он там своими опытами несколько раз пожары устраивал, бороду себе попалил... Так что поблизости к нему находиться - себе дороже... Да что это я, впрочем, совсем вас заговорил, свечерело уже. Пора и отдохнуть, а назавтра с утра что-нибудь придумаем, как вашему делу помочь. Утро - оно вечера мудренее.