Много нашлось среди людей охотников до русалочьего серебра. Пробирались они тайком к пруду, дожидались ночи заветной - и к терему! Не ведали люди, что серебро то от прикосновения рук человеческих таяло тут же и опять водою болотною обращалось. Заговоренное, видать, оно... Охотник же с того дня сам не свой становился. Людей сторонился, по лесам бродил, все искал чего-то.
Вот и повелел государь-батюшка поставить здесь заставу сторожевую, чтобы прохожих всех назад поворачивать. Вот и ты, государев человек, чай пей да спать ложись. Поутру выведу я тебя на большой тракт, и поедешь себе дальше... А прямой дороги тут нет, запомни!
Поднялся молодец, в пояс старику поклонился:
- Благодарствуй, дедушка, за приют и угощение. Только не останусь я на ночь. Депеша моя уж больно спешная...
Сказано - сделано. Снова поскакал курьер тайною дорогою, все глуше и глуше. Уж и звезд не видать... Вдруг всхрапнул добрый конь, да потянул седока своего куда-то в сторону от пути. А из полумрака лесного пахнуло вдруг влагой болотной, зазвучала песня нежная... Странное оцепенение овладело вдруг юношей. Как будто сон сказочный увидел. Провел он рукой по лицу, как паутину липкую сдирая...
- Шалишь! - крикнул в черноту лесную. - Наслышан я про баловство ваше колдовское! Но со мной это не пройдет...
Твердой рукою повернул курьер коня на прежний путь. И вскоре стихло вдали эхо лошадиных копыт. Только листва шелестела вслед путнику, ласково так, заманчиво..."
Послышался странный нарастающий звук. Что-то стремительно со свистом и воем пронеслось над головами и исчезло за холмом прежде, нежели кто успел разглядеть летящий предмет.
- Так вот я и говорю, - задумчиво продолжил Митродор. - Срубили мы две лесины, а самим обидно стало, хоть плачь. Вот Лука и предложил: пень там стоял, трухлявый, за что корнями держится, мы и согнули две березки, приспособили, чтобы ежели кто на пень тот присядет, лешой, скажем, так они бы и распрямились... Да разве ж он присядет... Опаслив больно.
- Погодь, мужики, - вмешался царевич. - Я тут, можно сказать, погибаю, а вы все среди себя разговоры разговариваете. Пора бы уж и честь знать.
- И то верно, - пробормотал Пахом. - А нут-ка, ребятушки, навалимся дружно, да и подсобим человеку. Не будем Ивана дожидаться, сами болотину одолеем.
- Как же ты ее оборать будешь, чай не бусурман какой, тут сметка нужна, - загомонили непонятливо мужики.
- Как, как, вестимо, не кверху каком, разумом. Помните, как давеча в двунадесят девятом царстве-государстве Егорий храбрый царевну в тереме поцеловал?.. Память у вас девичья.
- Ты не попрекай попусту-то, - обиделся Лука. - Дело говори.
- А я и говорю дело. Два первые задания пустяшные оказались - ну, там, корабль летучий построить, оброк с нечисти за десять лет собрать, я и сам толком не помню. Да и что там помнить? Их только ленивый и не выполнит. Третье же не в подъем. Потому - дочь отдавать не хочет. Посажу я, говорит, царевну в терем высокий на горке крутой. Сам рядом сяду, бдить буду, чтобы без обману. В окно глядеть станем. Вот ты на коне подъедешь, прыгнешь, до ставень достанешь, дочку поцелуешь, тут и свадебку сыграем. А как не допрыгнешь да не поцелуешь - не взыщи, взашей со двора провожу. Но Егорию ума не занимать стать. Ты, молвит он про себя, царь, хитер, да и я не вчера родился, знаю, с какой стороны к корове подходить. Взял он кузова с двух телег, оглоблями их скрепил промеж себя - помост такой получился, длинный. Положил под окном терема так, чтобы царю видно не было, под них бревно в обхват. С мужиками сговорился, уговорил с десяток. Вы, говорит, как я взъеду на одну сторону кузовов да рукой махну, прыгайте с забора на другую сторону. Но не раньше. И все одинако...
Пахом замолчал.
- Чего стал-то? - забеспокоились мужики. - Удалась затея-то? Али нет?..
- Ну не то чтобы совсем не удалась... Частично, - признался Пахом. - Хотя задумано было на славу. Взъехал он, махнул рукой, мужики сиганули, все как один, взлетел Егорий... Лошадь в одну сторону, он - в другую... Высоконько взлетел... Воспарил, можно сказать, аки птица...
Пахом снова замолчал.
- А царевна что? Поцеловал али нет?..
- Ну, когда он вверх летел, царь с царевной возьми и высунься из окошка, поглядеть, что такое непонятное творится... Вот он и поцеловал, на возвратном пути-то, да только не царевну, а царя... Промашка малость вышла.
- Погоди, мужики, - обеспокоился Иван-царевич. - Вы это, того, и меня хотите таким-то образом осрамить?..
- Не боись, мил человек, авось кривая вывезет. Давай, мужики, а то так и до свету не управимся. Ты, молодец, - обратился он к Владимиру, - вместе с Лукой встаньте вот сюда и подоприте ногами, да поплотнее, - он указал на бревно, которое Губины уложили вдоль лужи. Второе бревно они подсунули, несмотря на робкие протесты царевича, под брюхо его коня так, что вышло некое подобие катапульты. - Хорошо... Вы сюда станьте, да обоймитесь покрепше, - указал он место братьям, - а вы, - обратился он к Роману с Демьяном, - полезайте к ним на плечи. Так... А мы с тобой, Пров, туточки их править будем, когда они, значит, сиганут. Нам главное брюхо коневое из грязи высвободить, а там оба бревна подсунем, да и подымем разом. Все готовы?.. - И он махнул рукой.
В теории план был безупречен, не то - на практике. Роман с Демьяном чуть присели перед прыжком и... Если Роман все же подпрыгнул, то Демьян не удержал равновесия, а может Митродор покачнулся, но мужик с коротким возгласом слетел прямо в растопыренные руки Прова с Пахомом и повалил их на землю, пролетев мимо бревна. Зато на бревно угодил Роман, только не ногами, а их навершием, его подбросило, он снова взлетел и, сбив кинувшихся его ловить братьев, покатился вместе с ними по траве. И в довершение ко всем бедам, лесина, которую придерживали Владимир с Лукой, выскользнула и коварно ударила по ногам, свалив на землю и их.
Шум поднялся несусветный. Глотку драли все, включая царевича, хотя он и пострадал менее всех - его лишь немного задели вылетевшие из-под бревна шлепки грязи. В перебранке никто толком и не заметил, что Иван разумник в себя пришел, хлебнул кваску с ледника и с изумлением взирает на происходящее, бормоча: "Погодь, мужики, погодь, погодь..."
И неизвестно, сколько бы продолжалась эта свара, если бы он не подскочил вдруг к жбану с медом, не поднял его над головой и не гаркнул голосом молодецким:
- Погодь, говорю, а не то вот как есть все сей же час наземь выплесну! Устроили, понимаешь, побоище Мамаево!
Побоище разом притихло.
- Ты это, Иванушка, - произнес кто-то заискивающим голосом, - ты это того, охолонись маленько. Ну нельзя же так сразу: наземь выплесну. Пошумели немножечко, погорячились, с кем не быват?..
- С вами уже неделю цельную быват! Все село перебаламутили... Говорите, пошто звали-тревожили.
Мужики опасливо выпихнули вперед Пахома. Тот выпятил грудь колесом, набрал побольше воздуху, вытянул вперед руку, напыжился, потом, вдруг как-то сникнув сразу, словно сдувшийся воздушный шарик, кивнул в сторону царевича и коротко произнес:
- Завяз...
Иван, поставив жбан на землю, принялся осматривать место происшествия. Он дважды неторопливо обошел вокруг лужи, постоял немного, протянул: "Мда-а-а..." Затем еще трижды обошел в противоположном направлении. Мужики гурьбой двигались за ним. Опять остановился, опять постоял, затем обратился к царевичу:
- Шапку сыми...
- Чего? - не понял тот.
- Шапку сыми...
- Эт-то еще зачем? - удивился царевич.
- Надобно. Мне кидай.
Иван снял шапку и бросил ее Ивану; золотые волосы-кудри тут же подхватил шальной ветерок. Разумник, поймав шапку, повертел ее в руках и протянул, раздумчиво глядя куда-то под конское брюхо: "Завя-я-яз..."
Мужики почтительно внимали.
- Что бревна есть, это хорошо, - заявил, наконец, авторитетно Иван. - А вот что бурдюков да веревок взять не догадались, то плохо. Сейчас бы мы его вмиг опростали. По половецкой методе.