После обеда, когда все спали, тихо открылась кормушка и прапорщик, поманив пальцем Воробьева, передал записку.

Это было послание от Сибирского Лехи, он предлагал произвести рокировку: отправить в другую камеру Ворона, а он с Сергей Ирощенко с помощью ментов переберется к Сашке. Идея была классная и Воробьев тут же предложил Ворону поменяться камерами.

Вот теперь в их хате воцарилась полная идиллия. Сережка, и без того благодарный Сашке за его поддержку, познакомился в отличии от Пархатого и Ворона совершенно с другими людьми. Ему было интересно слушать дискуссии по поводу положения заключенных в зонах или когда речь заходила о политическом устройстве граждан на свободе. Иногда споры становились жаркими, но в конечном результате сокамерники оставались довольными подобными беседами.

- Почему в изоляторе я не могу ответить на письмо матери?- задал Сашка вопрос для всех.

- А действительно,- подхватил Ирощенко,- как будто письма могут что-то изменить и оказать дурное влияние на зэков.

- А может в этом запрете в большей степени подходит определение: -Трюмовать - так трюмовать! И никаких поблажек от ментов,- подхватил дискуссию Сибирский, - жратву урезать, сношение с внешним миром прекратить полностью. Прогулку сократить до минимума, видимо мусора такими запретами хотят нам дать понять, что существуют жестокие, нечеловеческие правила распорядка.

- Их броню во лбу не прошибить, - соглашался Ирощенко,- единственный путь - это жалоба прокурору, надзирающего за зоновскими упырями. Иногда это помогает укоротить зверские аппетиты лагерного начальства.

- Это хорошо, что в нашей зоне "кулак" надсмотрщиков не гуляет беспредельно, как это наблюдается в других местах,- сказал Сибирский, удобнее усаживаясь на нарах. Он чувствовал , что сейчас начнется жаркий разговор.

- Леха, не все заключенные видят или могут доказать, что творят на самом деле менты, получившие от системы властные полномочия.

Я вот наблюдал одну картину, когда сидел в ШИЗО на пятнадцати сутках: менты наводили шмон напротив в камере ПКТ и прямо сапогами топтали постельное белье арестантов.

- А почему сами зэки молчали: спросил Сашка.

- Так их в коридор выгнали, а мы в щель наблюдали. Прапора - идиоты разрывали матрацы и подушки, ища запрещенные предметы. Отмели все рукописи, заставляя тем самым подчиняться требованиям внутреннего распорядка: ведение дневников - запрещено.

- У этих быков метода такая: к ногтю всех нас,- зло произнес Сибирский.

- Я так думаю,- продолжал Ирощенко,- гораздо проще заключенного убедить и перенаправить его мысли в нужное русло, чем репрессировать и постоянно закручивать гайки. Когда-нибудь, как не затягивай, а резьба сорвется. Так и в нашем существовании, всякому терпению приходит предел.

Вот посмотрите на этого пацана,- Ирощенко указал на Сергея,- что он может сделать, окунувшись в эту всепожирающую клоаку. Здесь все зиждется на коварстве, зле, подавлении в человеке свободомыслия. Как можно выживать в нечеловеческих условиях и сохранить в себе любовь ко всему, что некогда его вскармливало и растило, годами закаляло его дух, неподдающийся унижению и оскорблениям?

- Попробую ответить спокойно на твой вопрос,- сказал Сашка,- не пришло еще общество к взаимному пониманию и согласию, где одни люди делятся на других. Незримый барьер выстроило государство, чтобы оградить основную массу народа от оступившихся,- Сашка, вспомнив своего деда и родню, как им приходилось трудно жить среди террора Советов в предвоенные годы, горячо продолжил,- зачастую, отодвигая общественные интересы людей, государство выдумало сотни, тысячи законов, чтобы особо не обременять себя заботой о споткнувшемся об уголовный кодекс человеке. Проще найти ему подходящее место, а вернее - "стойло", где бы содержать его в покорности и бесправии. А найти это место несложно, и за одно тех, кто посетит эти места. Помните народную поговорку, она гласит: "Была бы шея, а хомут найдется".

- Согласен с тобой Саш,- поддержал его Ирощенко,- сколько бы нам не говорили, что Советский суд - самый гуманный в мире, но на практике дело обстоит иначе. Система, владея несовершенными методами перевоспитания старается внушить нам: нарушил - она поправит твои сдвиги, определив в "отстойник". Не хочешь подчиниться общим требованиям, для этого есть и негласные методы переубеждения - жесткие меры воздействия на твою непокорность. Суд определил и постановил, а остальное доделает репрессивная методика нашей внутренней системы.

Вот мы и пытаемся бороться за свое существование в "государственных отстойниках". И заметьте, каждый выплывает по- своему. Но кто разберется в наших характерах, кто даст объективную оценку нашим убеждениям и поступкам? Кто индивидуально найдет подход к внутреннему миру, каждого из нас? Такие, как Сашка видят мир в справедливом подходе решения всех вопросов и задач. А такие, как Леха Дронов убеждены, что вся масса заключенных должна перевернуть свое сознание и жить по понятиям, то есть, по воровским законам...

- Ты что-то имеешь против воров?- перебил его Сибирский.

- Если они будут такими, как Дрон, то к ним вопросов пока у меня нет.

- Подожди, не перебивай его,- попросил Сибирского Сашка.

- А основной массе зэков вообще до лампочки, лишь бы его не трогали, - продолжил Ирощенко, - им по фиг каких законов и понятий придерживаться, одним словом: куда кривая выведет. Каким выйдет человек с такого "отстойника", многим людям за забором честно говоря - наплевать. Близким он нужен, как родной человек. А чужим? Общество от таких отворачивается, никто не хочет влезть в шкуру бывшего уголовника и понять, почему ему не хочется жить, как всем нормальным людям. Потому, и выходят из мест заключения: колючие, недоверчивые, обманутые своей Родиной, которая делала попытку исправить их мышление, а на порядок сломало и растоптало все хорошее, что было заложено в человеке до того, как он оказался в этом "отстойнике".

- Да, Серега, не зря вам мозги промывали в военном доме, я тебя прямо не узнаю, говоришь, как настоящий правозащитник,- заметил Сибирский.

- В каком-каком доме? - поинтересовался Сашка.

- Он же офицером в армии служил,- ответил за Ирощенко Леха Сибирский.

- Ты офицером?! - удивился Сашка, - а как ты сюда попал, для вас же свои зоны есть?

- Длинная история Санек, будет время - расскажу. Так вот, в окончание нашего разговора добавлю, что есть еще несколько поговорок: "Моя хата скраю", и касается она очень многих людей. Зачем конфликтовать с государством, зная заранее, что "плетью обуха не перешибешь". Вот это и определяет основную массу населения нашей необъятной Родины. Но какая по счету окажется ваша хата, когда придет беда? Понятное дело: самая первая. Теперь вы в разработке у государства, и живущий рядом с вами сосед, окажется "скраю". И так до бесконечности. Вот и выходит, что не нужно забывать и такую народную мудрость: "От тюрьмы и от суммы - не зарекайся". В своей сущности - все люди ленивые и ждут когда за них кто-то, что-то сделает, им даже лишний раз не хочется напомнить власти, что все законы издаются для всех, а не для какой-то части общества.

- А что можно в таком случае сделать в зоне? - спросил Сашка.

- Постоянно напоминать ментам, что мы тоже люди, а не тухлые отбросы общества,- поддержал полемику Сибирский, - чем они лучше нас, когда вопрос стоит о воровстве: они еще больше крадут со складов, тянут с зоны все, что плохо лежит. Просто они прикрываются законами, а нам - зэкам доказывают, что они такие правильные и законопослушные. Фу, мрази! Даже говорить о них не хочется.

Удар ключами по двери прекратил обсуждение, заключенные даже не заметили, как по изолятору объявили отбой.

Между тем Алексей Дронов потихоньку разворачивал в зоне противодействие администрации. Времени у него было не много, потому вор рвался на выездной объект, где можно надежно связаться с вольной братвой и передать на словах кое какую информацию для Аркана, насаждавшего своими людьми и делами город Новосибирск уже два года.