Такова была обширная экономическая платформа министра финансов, которая и получила название «гамильтоновского пути развития США». Совершенно очевидно, что это был путь развития торгово-промышленного капитализма. Сторонникам Джефферсона, которые выступали за аграрное развитие США, министр финансов пытался доказать, что рост фабрик и городов благоприятно отразится и на развитии сельского хозяйства, ибо одним из его следствий будет увеличение спроса на продукцию фермерства. Конгресс внял доводам министра финансов и быстро приступил к осуществлению его рекомендаций на практике. Начал он с самого простого — повышения пошлин на ввозимые товары.
К 1792 г. основные экономические планы Гамильтона нашли законодательное воплощение. Честолюбивые помыслы министра финансов не были, однако, удовлетворены. Он мечтал о других министерских постах. В 1794 г. в его руках оказалось сразу два правительственных портфеля — глава военного ведомства Нокс ушел в отставку, и Гамильтон с радостью занял еще одно министерское кресло. Во время короткого пребывания вождя федералистов на новом посту летом 1794 г. в четырех графствах Пенсильвании вспыхнуло восстание фермеров. Гамильтон немедленно определил его как якобинский заговор с целью переворота в стране на французский манер. Он потребовал двинуть в Пенсильванию федеральное ополчение.
Используя полномочия военного министра, Гамильтон сам возглавил выступление федерального воинства против фермеров. По прибытии на место он к величайшему своему огорчению убедился, что подавлять было нечего. Фермеры не обнаружили желания схватиться с 15-тысячной армией. Вместо кровавой расправы пришлось ограничиться арестом и допросами нескольких десятков восставших. Гамильтон как обыкновенный шериф лично участвовал в допросах. Вся эта история вызвала бесчисленные издевки и насмешки со стороны оппозиционной прессы. В демократических кругах имя Гамильтона было окончательно скомпрометировано.
С погромными трудностями столкнулась федералистская партия в проведении своего внешнеполитического курса, рассчитанного на расширение связей с Англией и разрыв уз с Францией. В глазах многих американцев, в памяти которых еще была свежа антиколониальная борьба против Лондона и военно-политическая помощь Франции в этой борьбе, внешняя политика федералистов являлась надругательством над заветами революции и национальными интересами. От федералистов потребовались огромные усилия, чтобы представить в выгодном свете свою внешнеполитическую доктрину и привлечь на свою сторону общественное мнение.
Они утверждали, что курс на расширение экономических и политических связей с Англией носит тактический характер и служит наиболее верным средством для обеспечения в конечном итоге прочной политической независимости и экономической самостоятельности США.
США, утверждал Гамильтон в записке Вашингтону в 1790 г., смогут стать могущественной державой только в условиях длительного мира и ради его поддержания можно пойти на определенные, и даже крупные, уступки Англии.
Аргументы, обосновывающие преимущества экономического и политического сближения с Англией, подкреплялись развернутой антифранцузской пропагандой. Антифранцузские настроения федералистов, равно как и их проанглийские взгляды, возникли не вдруг, а вследствие достаточно сложной эволюции и отразили глубокие изменения, происшедшие на международной арене в период после окончания войны США за независимость. Причины, заставившие федералистов решительно отречься от идеи американо-французского союза 1778 г., которой США оставались верны в годы антиколониальной войны, определялись в первую очередь изменением международного положения и социально-политического облика Франции под воздействием Великой Французской революции.
Одним из первых выражений глубоко прагматичной подоплеки антифранцузской доктрины федералистов можно считать суждения Гамильтона, высказанные в 1790 г., когда еще далеко не раскрылись демократические и радикальные тенденции Французской революции, ставшие главным объектом критики в поздней федералистской пропаганде. При определении стратегической линии американского правительства в отношениях с Францией, доказывал Гамильтон, необходимо исходить из того, что бывшая союзница США уже не может рассматриваться в качестве стабильной, а следовательно, сильной и надежной политической системы. Союз с государством, находящимся в состоянии дестабилизации, заключал он, чреват для США опасными и непредсказуемыми последствиями.
По мере развития революции во Франции, осуществления ею социально-политических мер, отвечающих интересам плебса, вожди федералистов делают особый акцент на несовместимость деяний Французской революции с благоприятными для буржуазии условиями общественного развития. Лидеры федералистов настойчиво проводили мысль о том, что Французская революция якобы представляет собой поругание идеалов, начертанных на знамени Американской революции 1776 г. Некоторые среди них, подобно Ф. Эймсу, отрицали Французскую революцию, вообще, — другие — X. Г. Отис, Р. Г. Харпер, А. Гамильтон — не принимали ее якобинского этапа, доказывая, что в ходе него были «преданы» заветы 1789 г. Критика якобинского этапа, который постепенно стал отождествляться в федералистской пропаганде с Французской революцией в целом, являлась для них одновременно и способом идеологической борьбы с джефферсоновцами, которых в США стали именовать «якобинской партией».
Облачась в тогу ревнителей «прав человека», лидеры федералистов преподносили акты якобинской революционно-демократической диктатуры, которая пренебрегала принципами буржуазной законности ради защиты социально-экономических интересов плебса и сокрушения контрреволюции, как вызов основополагающим «естественным правам» человека, среди них и «праву на жизнь»[74]. Характерной чертой критики федералистами Французской революции было то, что при рассмотрении бесспорных даже с буржуазной точки зрения ее достижений (например, замены монархии республикой) они заостряли внимание не на историческом смысле данных явлений, а на «противозаконных» способах и методах, которые использовались революционной властью. Так, Гамильтон тщательно приводил факты, призванные убедить американцев, что члены Национального конвента, вынесшего смертный приговор Людовику XVI и объявившего Францию республикой, были избраны не на основе свободного волеизъявления французов, а являлись креатурами Якобинского клуба. Факт провозглашения Франции республикой не имел для Гамильтона никакого значения в сравнении с тем обстоятельством, что деятельность Национального конвента означала отход от принципов буржуазного представительного правления[75].
Антифранцузская доктрина федералистов не претерпела существенных изменений и после падения якобинской власти; термидорианская диктатура и бонапартистский режим рассматривались как закономерные установления революции, продолжавшие «беззакония» якобинцев. Якобинская власть и термидорианская диктатура, Робеспьер и Наполеон измерялись единой меркой.
Особое место в пропаганде федералистов занял тезис о якобы агрессивном характере Французской революции. Начало активной разработки этого тезиса относится к моменту объявления Францией войны крупнейшим европейским державам, выступившим на стороне контрреволюции (1792–1793 гг.). В июне-июле 1793 г. ведущий орган федералистов «Газетт оф зе Юнайтед Стейтс» опубликовал семь статей Л. Гамильтона под общим названием «Пасификус», где этот тезис получил законченное обоснование.
Объявление Францией войны Пруссии, Австрии, Англии, Испании и другим европейским державам послужило Гамильтону дополнительным аргументом для нападок на франко-американский договор 1778 г. Поскольку этот договор определял военно-политический союз между двумя странами как оборонительный, доказывал Гамильтон, постольку американцы вправе отречься от какой-либо помощи Франции, выступившей в качестве «агрессора». Попутно глава федералистов пытался раскритиковать и то положение джефферсоновцев, что помощь США со стороны Франции в борьбе за республиканские идеалы в годы войны за независимость накладывала теперь определенные моральные обязательства на американцев. Возражения, приводимые Гамильтоном, звучали внешне правдоподобно: Франция, писал он, помогала США отнюдь не из-за симпатий к Американской республике, а исходила из собственных корыстных интересов, стремясь ослабить главного европейского противника — английскую монархию. Однако при этом Гамильтон «упускал» из виду, что корыстные мотивы характеризовали в годы войны за независимость позицию французского монарха, а не французской нации[76].