Владимир Савинцев из Перми написал о своей семейной истории в газету “Аргументы и факты в Прикамье” (2003, № 9):

«Накануне Великой Отечественной войны моя мать была учительницей в глухой деревне Нытвенского района Пермской области. В местной начальной школе, где она работала, в одной из её комнат поселилась с двумя маленькими детьми женщина, работавшая здесь уборщицей. Жили они очень бедно и, как часто тогда водилось, спали все на полу, на куске войлока.

Однажды в полночь женщина вдруг проснулась от детского плача. Она встала, зажгла керосиновую лампу и застыла от ужаса. Края одеяла сами собой заворачивались. Ребятишки плакали и отбивались, однако невидимые руки упорно пеленали их в узел.

Придя в себя, женщина бросилась на помощь детям и стала шарить вокруг постели, стараясь поймать невидимку. Увы, она хватала пустоту, но явственно ощущала сопротивление сворачиваемого одеяла. Вскоре невидимка оставил в покое детей. Зато за печкой громко застучали ухват, кочерга, и кто-то, словно бы когтистой лапой, поскрёб пол.

Жители деревни отнеслись к этому событию достаточно серьёзно. Одни из них остались на ночь в школе и убедились, что всё обстоит именно так. Другие припомнили схожие истории, которые они слышали ещё от своих родителей. Нашёлся, правда, и скептик, местный коммунист, заявивший, что он “в такую чепуху не верит”. С разрешения хозяйки он тоже остался дежурить в её комнате. И что же? После 12 часов ночи этот человек увидел, как чьи-то невидимые руки начали заворачивать в постель хозяйских детей, словно бы хотели их куда-то унести. Мужчина стал хватать воздух вокруг постели и вдруг закричал от ужаса и боли. Невидимка сильно оцарапал ему щёку. Наутро вся деревня ходила смотреть на незадачливого укротителя “нечистой силы”. На его лице отчётливо виднелись царапины. Словно чья-то когтистая лапа оставила на нём свой след.

Невидимка действовал в течение многих ночей, и всё это очень надоело женщине. Чтобы от него избавиться, были использованы молитвы и святая вода. Тщетно. Наконец, одна старушка посоветовала тщательно обыскать все закоулки помещения, подполье и печь. Что искать? Нечто необычное. Так и поступили. И тогда в самом конце печурки был найден замурованный в кирпичи, ссохшийся, как камень, ком глины. В нём оказалась бумага с завёрнутыми в неё большими волчьими или собачьими когтями. Их сожгли. С этого времени невидимка больше не появлялся в доме.»

Здесь возможны три варианта: 1) колдун лично посещает дом в виде “проекции” и творит безобразия, причём предмет является как бы “маяком” для ориентации, 2) колдун запускает процесс спонтанного полтергейста у “фокального лица” и, может, даже управляет им, действуя на его сознание или подсознание, 3) колдун с помощью предмета направляет некую злую сущность по нужному адресу.

В первом случае колдун сильно рискует: удары и воздействия на “проекцию”, судя по опытам Дюрвилля (они описаны в книге Вадима Деружинского “Книга вампиров”), могут отразиться на физическом теле оригинала. Жерар Энкосс, известный под псевдонимом Папюс, приводит случай, когда удар саблей по привидению смертельно ранил колдунью. Хотя это источник не очень серьёзный, он согласуется с другими историями про колдовство, когда удары по нечисти в странном обличье потом проявлялись на теле подозреваемых:

«Я снял мундир, приставив кавалерийскую саблю к стулу, служившему ночным столиком, прилёг в постель и потушил свечу.

Как только погас свет, я услыхал очень сильное царапанье в дверь первой комнаты. Это был шум, тождественный тому, который производит собака, желая войти или выйти. Только царапанье, которое я услыхал, было очень сильно, как если бы собака хотела прогрызть дверь.

После первой минуты изумления я подумал, что наша собака осталась в доме; однако, царапанье слышалось мне как будто из внутренней стороны двери первой комнаты, а не со стороны коридора. Я несколько раз позвал собаку её именем “Сокол”, но в ответ было только увеличение шума.

Дверь между комнатами я оставил открытой. Эту дверь, упиравшуюся в конец постели, я мог достать ногами. Порывистым движением правой ноги я быстро толкнул её, она с грохотом затворилась. В то же мгновение царапание достигло крайнего напряжения уже у этой двери, со стороны первой комнаты.

Я должен сказать, что, позвав бесполезно собаку и услыхав, что странный шум ещё больше увеличился, на мгновение испугался, и это заставило меня толкнуть дверь. Но в момент, когда шум раздался у моей двери, чувство страха совершенно исчезло. Я собрался зажечь свечу. Прежде чем я её зажёг, царапание прекратилось.

Я сошёл с постели, надел панталоны и отправился осмотреть первую комнату. Я всё время думал о собаке, вопреки всякой материальной возможности её присутствия. В комнате не было ничего. Пошёл в коридор, спустился по лестнице, осмотрел первый этаж, звал собаку, но не было никого и ничего.

Я не мог ничего сделать другого, как возвратиться в свою комнату, ничего не понимая, и улёгся в постель, потушив свечу.

Едва я лёг, как шум возобновился с наибольшей силой и снова с наружной стороны двери, соединявшей обе комнаты, которую в этот раз я запер после себя.

Тогда я почувствовал раздражение, гнев, возбуждённый, не давая себе времени зажечь свечу, я вскочил с постели, схватил саблю, выхватив её из ножен, и бросился в первую комнату. Открывая дверь, я почувствовал сопротивление и в темноте заметил мерцание, светящееся облако, если могу так выразиться, неопределённо обрисовывавшееся над входной дверью первой комнаты.

Не размышляя, я сделал прыжок вперёд и нанёс саблей страшный удар по направлению к двери. Из двери брызнул сноп искр, как если бы я коснулся саблей гвоздя, вбитого в филёнку, острие сабли проникло в дерево так, что я с трудом вытащил его оттуда. Я поспешил вернуться в комнату, чтобы зажечь свечу. Зажегши её, я отправился осмотреть дверь.

Филенка была разрублена сверху донизу. Я стал искать гвоздь, который, как думал, я затронул, но ничего не нашёл; остриё сабли также указывало на встречу с железом. Я снова сошёл в первый этаж, осмотрел там всё, но не нашёл ничего ненормального. Я возвратился к себе в комнату: было без четверти двенадцать…

Заснул я без всяких приключений и проснулся только к 8 часам утра. При свете дня происшедшее ночью казалось мне ещё более странным. Наконец, я покинул свою комнату и отправился в дом, где уже все собрались для завтрака и ожидали меня. Естественно, что я рассказал своё ночное похождение, которое показалось неправдоподобным молодым людям, зашедшим к нам; что же касается моих родителей и г-на Н., они были очень удивлены.

Завтрак окончился: было около 10-ти часов, все захотели посмотреть разломанную дверь, и мои родители, и молодые люди и г-н Н. отправились к домику.

На половине дороги мы встретили деревенскую женщину, которая сказала, что шла к нам просить г-на Н. осмотреть больную женщину Б. Другая женщина, которая раньше искала Б. для какого-то дела, нашла её в постели без сознания и истекающей кровью. Мы ускорили шаги, я особенно был взволнован почему-то словами рассказчицы.

Придя к Б., мы увидели ужасное зрелище. Женщина в бреду лежала на своей постели, почти вся её фигура была покрыта запёкшейся кровью, глаза были закрыты и склеены ею, она ещё медленно вытекала из смертельной раны на лбу. Рана, нанесённая режущим оружием, начиналась на два сантиметра ниже волос и продолжалась по прямой линии до начала носа, в общем в 7 ¹/₂ сантиметров длины. Череп был буквально рассечён, и мозг выступил из трещины.

Г-н Н. и я побежали домой, он, чтобы взять необходимые принадлежности для перевязки раны, я — чтобы приказать запрячь экипаж, чтобы отправить его за доктором в маленький соседний городок. Экипаж уехал, я возвратился к Б., которая была предварительно перевязана г-м Н. Хижина между тем наполнялась всеми жителями деревушки, включая сюда и хозяйку гостиницы. Никто не понимал, как это могло произойти с Б. Раненая, всегда наводившая страх на жителей, вызывала только чувство любопытства в присутствующих, исключая хозяйку гостиницы, которая, казалось, пришла не только ради любопытства, но ясно было удовлетворена и громко сказала: “Наконец то Б. получила то, что заслуживала”.»