В каждом налете на белых неизменно принимал участие и Иван Ульянович. По возвращении он приземлялся первым и наблюдал за качеством посадок остальных самолетов. Последние не всегда бывали удачны, да и в воздухе, как оказалось, летчики группы совершенно не умели летать в строю. Ивану Ульяновичу приходилось все время инструктировать летный состав.

Едва было покончено с корпусом Кутепова, как Врангель выдвинул из «крымской бутылки» на север, по направлению к Каховке, свои главные силы под командованием генералов Слащева, Улагая и Барбовича. Начало этой операции было вскрыто 10 августа глубокой разведкой летчиков Крекиса и Золотова. Для действий на новом направлении авиагруппа немедленно перебазировалась на другой аэродром.

И снова начались штурмовки белогвардейцев с воздуха, когда самолеты авиагруппы вылетали по три, четыре и даже по пять раз в день, несмотря на изнуряющую жару.

Ввиду угрозы появления врангелевской авиации Павлов предусмотрительно приказал держать самолеты группы на аэродроме не по линейке, как это бывало раньше, а рассредоточенно, и маскировать их под деревьями или ставить вплотную к хатам.

Однажды Павлова срочно вызвал к себе начальник оперативного отдела штаба армии и сообщил, что, по последним разведывательным данным, в районе деревни Николаевка высаживается кавалерийский корпус генерала Секретёва. Целью белых было атаковать советскую дивизию, прикрывавшую воронежское направление. Штабист спросил у Павлова, чем может помочь авиация. Иван Ульянович ответил, что бомбами и пулеметным огнем летчики смогут отогнать этот корпус на такое расстояние, что он и в два дня не соберется для удара по нашим частям. И Павлову было приказано действовать, притом возможно быстрее.

Разговор произошел вечером, следующие два дня авиагруппа с утра и до ночи непрерывно громила конные группы белогвардейцев.

Иван Ульянович летал тогда на истребителе «Спад», постройки московского завода «Дуке», с хорошо известным ему по Франции мотором «Испано-Сюиза», мощностью 150 лошадиных сил. Но беда была в том, что из-за неимения бензина летать приходилось на суррогате: так называемой «казанской смеси» — мешанине из спирта, газолина и эфира. Это горючее не терпело резких изменений режима работы мотора, а при налетах на конницу, конечно, часто приходилось то сбавлять обороты до минимума, то снова давать полный газ. И вот мотор «забарахлил»— стал давать перебои и настолько сбавил обороты, что самолет неумолимо пошел к земле. Сесть пришлось на поле гречихи. Винт еще еле-еле крутился, но показатель давления в бензобаке стоял на нуле.

Иван Ульянович начал подкачивать давление ручной помпой, а к нему со всех сторон уже устремились казаки, стреляя на бегу. В крыльях и фюзеляже появились первые пробоины. Звякали пули и по выхлопным патрубкам мотора… Давление удалось поднять буквально за несколько секунд до того, когда спастись было бы уже невозможно. Но Павлову повезло и на этот раз. Именно в самый последний миг он смог дать полный газ, взлететь и, конечно, немедленно же обстрелять казаков из пулемета…

За два дня корпус генерала Секретёва был рассеян и угроза с его стороны ликвидирована.

В этот период авиагруппа базировалась совсем неподалеку от села, где родился Иван Ульянович и где доныне жили его отец, мать и сестра. И вот однажды охрана аэродрома привела к Павлову задержанного ею старика, упорно требовавшего пропустить его к командиру… Это оказался отец Ивана Ульяновича, который, несмотря на преклонный возраст, пешком, опираясь на клюшку, добрался до аэродрома, чтобы навестить сына, слухи о подвигах которого дошли до него. Погостив у Ивана Ульяновича два дня, передав приветы от всех родных и знакомых, старик так же пешком ушел обратно домой.

24 августа, покончив с действиями под Каховкой, авиагруппа перебазировалась на центральное направление Южного фронта, в район Александровска. Аэродром располагался в том месте, где ныне построен Днепрогэс.

За два десятка последующих дней авиагруппа выполнила ряд очень важных разведок и налетов на белых с бомбометанием, обстрелом, сбрасыванием стрел и агитлитературы. В связи с тем, что, понеся жестокий урон от налетов авиации, белые стали предпринимать все большие меры предосторожности, пришлось изменить и тактику налетов. Если раньше массированный штурмовой налет длился всего десять минут, то теперь налеты пришлось растягивать до 40–50 минут, нанося удары как бы конвейером из самолетов, следующих с небольшими интервалами один за другим. Это заставляло белую конницу подолгу не выходить из укрытий, путало вражескому командованию намеченные темпы продвижения и доводило личный состав белогвардейских частей буквально до исступления. Продолжалась эта работа вплоть до окончательной победы над Врангелем.

Как уже упоминалось, при перебазировании в Александровск группе были приданы два тяжелых бомбардировщика типа «Илья Муромец». Павлов, сам летавший только на истребителях и имевший дело не более чем с двухместными самолетами, сразу оценил возможности самолетов-гигантов и проявил к их экипажам особое внимание.

В первый же день с корабля «Илья Муромец» летчика Ф. Шкудова был подбит у станции Пришиб белогвардейский бронепоезд. О том, насколько ожесточенно белые при этом оборонялись, можно судить по рассказу командира второго корабля А. Туманского, который через несколько дней и довершил разгром бронепоезда. В его самолете было обнаружено 208 пробоин, а у Шкудова — еще больше. Никакие другие самолеты не выдержали бы такого обстрела, да и не смогли бы поднять бомбы столь крупного калибра, чтобы вывести из строя бронепоезд.

Другой налет произвел корабль А. Туманского в сопровождении двух истребителей на станицу Фридрихсфельд. Там Врангель собирался торжественно принимать парад своих войск. Парад не состоялся — огромное скопление белых войск было рассеяно.

8 сентября тот же А. Туманский получил задание произвести налет на станцию Джанкой, а на обратном пути разбомбить аэродром белых у станции Федоровка. Погода была нелетная — низкие облака, дождь, местами туман, и все-таки Туманский полетел. Его порывался сопровождать на истребителе Павлов, но Туманский его отговорил:

— Иван Ульянович, прошу вас, не надо. Не хочу беспокоиться за вас больше, чем за самого себя… Увидите, все будет благополучно…

— Ну ладно, — ответил, немного подумав, Павлов, — лети, черт тебя побери, и ни пуха ни пера. Встречать буду.

Полет проходил на высоте всего 30–50 метров — выше не пускали тучи. Разгромив эшелоны в Джанкое, повернули к Федоровке, где никто не ждал, что в такую муть может появиться советский самолет, и сбросили все оставшиеся бомбы на линейку из шести «хевилендов», самых мощных машин в авиации белых. Четыре из них были уничтожены, остальные повреждены. Насколько этот урон был белым чувствителен, можно судить по тому, что «хевилендов» у них было всего 20, прочие же машины не шли в счет из-за низкого качества.

Пока «Муромец» отсутствовал, Павлов не покидал аэродрома, он первый встретил и расцеловал вернувшихся летчиков. По его представлению, командарм Уборевич в тот же день лично прикрепил к гимнастерке Туманского орден Красного Знамени.

Вот как характеризует деятельность Ивана Ульяновича Павлова за период, предшествовавший новому назначению, изданный в те дни приказ Революционного Военного Совета Республики:

«Награждается вторично орденом Красного Знамени пом. начальника воздушного флота Юго-Западного фронта Павлов И. У. за то, что во время наступления наших войск в районе 13-й армии и группы т. Эйдемана он, руководя групповыми полетами, организовал эти полеты настолько хорошо, что в течение месяца эта группа, насчитывая до 500 полетных часов и 200 пудов сброшенных бомб, сумела дать исключительные по ценности сведения о противнике.

Обнаруживая группировки крупных сил противника, красные летчики, совершая полеты на минимальной высоте, не раз рассеивали скопления белых войск бомбами и пулеметным огнем.

При этом т. Павлов своей энергией, неустрашимостью и храбростью увлекал своих товарищей к полетам во всякую погоду и в любое время дня и ночи».