Изменить стиль страницы

И обоим была невыносима разлука с новыми любимыми, без которых жизнь теряла смысл.

Утром им пришлось одеться по-зимнему — теплые пальто, перчатки, шапки. Гармендия-дель-Вьенто казалась северным городом — так здесь стало холодно. Портные и модистки трудились не поднимая головы, торопясь выполнить заказы, которыми их завалили за последние дни. Люди надевали на себя пальто, куртки, свитера, пончо, шарфы, многие женщины кутались в меха, и все же им не удавалось защититься от холода и ледяного ветра. Температура воды в море опустилась настолько, что рыба ушла в южные моря. Европейские, американские и азиатские метеорологи съехались в Гармендию, чтобы попытаться найти разгадку климатического феномена, но попытки оказались безуспешными. В конце концов люди приспособились к новым условиям. Для городского транспорта наступила пора расцвета, а прогулки при луне прекратились. Колокола в церквях звонили глухо и жалобно. Двери и стены скрипели по ночам от холода. Лица у людей стали грустными, все чаще слышались вздохи. Все соскучились по хорошей погоде. По оранжевому горячему солнцу, вместо которого сейчас в небе висел холодный бледный шар.

Однажды на прием к Фьямме явилась девушка, страдавшая "манией вздохов", — эта болезнь в послед-нее время распространилась в Гармендии-дель-Вьенто. Солита Инохоса, так звали девушку, то и дело принималась вздыхать так, что у нее синели губы и она почти задыхалась. Сначала она обратилась к врачу, но после долгого и безуспешного лечения тот понял, что речь идет не об астме, и направил ее на консультацию к Фьямме.

Приступы начались, когда однажды вечером парень, с которым Солита встречалась, полный мерзавец, бросил ее, несмотря на то, что она слезно молила его о любви. Он ушел без всяких объяснений. Он, который обещал Солите счастье на земле и на небесах, выбросил ее, как использованную бумажную салфетку. Она была для него всего лишь трофеем: сначала Солита не обращала на него ровно никакого внимания, но он побился об заклад со своими дружками, что завоюет ее. И добился своего. А когда Солита полюбила его и уже жить без него не могла, он начал издеваться над ней, повторяя, что никогда ее не любил, что все это только игра. Забыв о чувстве собственного достоинства, Солита на коленях умоляла его если не остаться, то хотя бы солгать напоследок, что он ее любит. Она бросилась на пол и ползла за ним, обхватив его ноги, а он грубо стряхивал ее, пытаясь высвободиться. Солита угрожала, что покончит с собой, если он уйдет, но он все равно ушел, оставив задыхающуюся от рыданий девушку на полу. С того дня и начались у нее эти внезапные приступы прерывистых глубоких вздохов, которые постепенно переходили в конвульсии. Обычно это случалось, когда Солита становилась свидетелем проявлений чьей-то любви — видела целующуюся парочку, например. Она не могла смотреть фильмы о любви, — это всегда кончалось тем, что ее выводили из зала. Не могла ходить в парки и на пляжи. Иногда спазмы начинались у нее, когда она ехала в метро, и тогда девушка едва не падала в обморок. Чтобы избежать болезненных приступов, она старалась как можно реже выходить из дому. Ни с кем не виделась. И, несмотря ни на что, продолжала любить так ужасно поступившего с ней парня, виня себя в том, что между ними произошло.

Фьямма была уверена, что проблема ее пациентки решается легко, но лишь при одном условии: Солита должна сознавать, что она как личность тоже имеет немалую цену. В большинстве случаев проблемы приходивших на прием к Фьямме женщин заключались в том, что они не любили самих себя и не умели разобраться в своих самых затаенных чувствах. А это всегда приводит к серьезным последствиям и разнообразным несчастьям. Эмоциональная кастрация, пробелы в воспитании чувств стали явлением настолько массовым, что вскоре мир может исчезнуть по самой простой причине — из-за отсутствия у людей любви к самим себе. Современного человека, как и его предков, не учат чувствовать. Учат складывать и вычитать, умножать, делить, читать и писать, правильно вести себя за столом, пользоваться туалетом, но любить и уважать самого себя, поддерживать в себе эту любовь, уметь понимать чувства как мужчины, так и женщины не учит никто. Детей до сих пор учат (по большей части подспудно), что мир делится на бесчувственных мужчин и женщин, умеющих чувствовать и оттого обреченных страдать. Мужская бесчувственность — синоним силы, надежности, мужественности. Чувствительность представительниц прекрасной половины человечества является признаком женственности... и слабости. Вот почему из века в век распадались семьи и лились слезы. Зло, зародившееся в мужском сознании (впрочем, не ведавшем о том), сейчас может стать типичным и для слабого пола — женщина, которая перенесла несколько ударов судьбы, сама может стать бесчувственной и "сильной", и эти слова тоже станут для нее синонимами. И что тогда будет со следующим поколением? Фьямма много думала об этом, но понимала, что изменить такое положение дел нелегко, и уж конечно, не под силу ей одной.

Было уже почти девять вечера, когда Фьямма надела длинное теплое черное пальто и вышла из своего кабинета. Она всегда носила белое и чувствовала себя странно в одежде другого цвета. Она села в такси и назвала адрес Давида — не могла больше переносить разлуку. Выйдя на улице Ангустиас, Фьямма огляделась по сторонам, словно боялась кого-нибудь встретить. Но опасения ее были напрасны — улицы Гармендии уже много дней были пустынны.

Для Давида, мужественно боровшегося с одиночеством, приход Фьяммы стал неожиданной и оттого еще более сильной радостью. Фьямма бросилась к нему и крепко обняла. Ее руки, уставшие обнимать пустоту, так давно ждали этого. Она столько ночей мечтала почувствовать рядом тело Давида. Она не выдержала испытания разлукой. Как и всегда в фиолетовом доме, у Фьяммы смешались все чувства, и желание счастья победило доводы рассудка.

Они долго рассказывали друг другу, что с ними происходило в последние дни. Фьямма призналась, что с большим уважением относится к мужу, и Давид, хотя никогда не был женат, сумел понять ее, однако все же начал незаметно подталкивать Фьямму к тому, чтобы она как можно скорее приняла решение. Они узнали друг друга совсем недавно, но Давид был убежден, что Фьямма — та женщина, которая ему нужна. Он хотел, чтобы она всегда была с ним рядом, и не допускал даже мысли о том, чтобы делить ее с кем-то. Чувственность и женственность Фьяммы сводили его с ума. Сама того не зная, она наполнила его творчество новым светом, особой жизненной силой. Это проявилось в его последней работе. Давид гордился скульптурой, которую создал. Укрытая полотном статуя ждала момента, когда она предстанет перед взором Фьяммы. И вот этот момент наступил. Увидев творение Давида,

Фьямма не смогла сдержать волнения — она увидела себя, воплощенную в камне: прекрасную, сильную, намного более уверенную в себе, чем была на самом деле. Она хотела быть именно такой! Поднятые вверх руки статуи делали ее похожей на чайку, касающуюся неба пальцами-перьями, легкие ткани одежды создавали эффект полета — казалось, она вот-вот оторвется от каменной глыбы, из которой возникла и на которую опирается одной ногой, и взмоет ввысь. "Руки воздеты, чтобы прикоснуться к мечте, а ноги — на земле, чтобы вобрать все, что может дать жизнь", — сформулировала Фьямма свои впечатления от работы Давида. Скульптор решил, что эти слова нужно выгравировать на камне, из которого вырастает созданная им фигура, и тут же принялся за дело. И пока он работал, Фьямма размышляла о том, что в этих словах отражена философия жизни. Начиная с этой минуты она станет жить так: крепко стоя на земле, будет стремиться получить лучшее от небес.

Ночь была необыкновенно синей. Холодные ветры, дувшие в последнее время, очистили атмосферу, и даже цвет неба изменился. Словно промытые, сияли созвездия, а звезды, погасшие миллионы лет назад, как будто снова излучали свет. В холодные ночи звездное небо особенно прекрасно. Давиду Пьедре казалось в ту ночь, что он увидел что-то необыкновенное, и он поспешил поделиться находкой с Фьяммой. Глаза у обоих сверкали, как у охваченных любопытством детей, когда они почти бегом поднимались в спальню. Устроившись на кровати, они подняли взоры к звездному небу, раскинувшемуся над стеклянной крышей. Прямо над ними вспыхнула бриллиантами великолепная Северная Корона — казалось, ждала минуты, когда сможет украсить чью-то прекрасную голову.