– Продолжай, что же ты?

– Я… да, – немного замешкавшись, дворецкий покорно продолжил, но голову на всякий случай всё-таки опустил. – Мы с Машенькой подумали и решили, что хозяйка просто захотела побыть наедине с Иваном Кирилловичем. Совсем наедине, понимаете? Поговорить с ним без слуг, без посторонних, и попробовать помириться. Она попросила Марьюшку накрыть ужин на двоих. Я уверен, она хотела тихого семейного вечера, чтобы, как бы это получше выразиться… Чтобы вправить ему мозги, вот что! Потому что его поведение уже ни в какие рамки не укладывалось, в самом деле! Я, наверное, не буду доносить вам на князя, Катерина Михайловна и без моего ведь рассказала уже? – с надеждой спросил он, но Мишеля интимные подробности отцовских бесчинств как раз не волновали.

– Когда вы вернулись?

– К вечеру. Когда всё уже случилось. Часов в одиннадцать, если не позже. Сейчас темнеет поздно, мы с Машей и её родственницей вспоминали молодость за ужином и спохватились, лишь когда начало смеркаться. И потом, увидев карету скорой помощи у ворот…

– Кто осматривал тело?

– Викентий Воробьёв, местный доктор из больницы за рекой. Хотя, что же я, вы ведь должны его знать, он у вашей матушки ещё при жизни был лечащим врачом и не только здесь, но и в Москве.

– И заключение…? – подтолкнул Мишель к самому любопытному, но Фёдор категорично покачал головой.

– Отравление таблетками, ваше благородие. Слишком большая доза успокоительных, содержащих опий. Точно так он и сказал.

– Она оставила записку?

– У Ивана Кирилловича, – послушно кивнул Фёдор.

Надо будет взглянуть, подумал Мишель. И, похоже, только теперь начал всерьёз сожалеть о своей горячности. Взглянуть на записку следовало сразу, желательно прежде, чем спускать отца с лестницы.

– Что потом?

– К телу никого не пускали, – продолжил дворецкий. – Закрыли её в комнате и сами занялись подготовкой к погребению. Иван Кириллович вызвал священника из приходской церкви и дал ему денег, чтобы тот провёл отпевание как положено. Самоубийц, вы же знаете, принято хоронить за оградой… Князь этого не хотел, поэтому договорился с отцом Иоанном, чтобы Юлию Николаевну похоронили со всеми почестями.

– Как благородно! – не сдержался от сарказма Мишель. – Пожму отцу руку за такой щедрый поступок! А что же на следующий день, а не на третий, как положено?

– Михал Иваныч, не в наших правилах задавать вопросы. И потом, я очень сомневаюсь, что ваш батюшка стал бы отчитываться передо мной. Но это не могло не вызвать подозрений, как у вас, так и у меня, – покачав головой, Фёдор опустил руки в карманы своей ливреи и послушно поглядел на молодого хозяина. – Особенно странным показалось то, что они никого не подпускали к телу. Моя Машенька знала Юлию Николаевну ещё девочкой, мы вместе с вашей бабушкой княгиней учили её делать первые шаги… Так вот, Машенька одна из первых вызвалась омыть тело и…

– И ей, конечно, отказали, – предрёк Мишель с усмешкой.

– Они вообще никого не впускали в западное крыло! – кивнул Фёдор. – Пётр Ильич, ну, тот, которому вы давеча выбили зубы, стоял в коридоре точно часовой, и всю ночь так и простоял, с места не сдвинулся. А наутро тело княгини забрали и увезли в Москву хоронить.

– Ты был в комнате после этого? – спросил Мишель, помрачнев, после упоминания о похоронах.

– Разумеется, был, – покаялся Фёдор. – Хоть ваш батюшка и запретил мне туда ходить, любопытство-то взяло верх… Ясно же, что там что-то нечисто, да вот только – что? Комнату они убрали, уж не знаю кто – Пётр сам, или одна из тех женщин из монастыря, что приезжали омыть тело. Там всё осталось так, как при Юлии Николаевне, как будто она просто вышла на минутку и вот-вот вернётся… Но есть ещё кое-что.

– Я почему-то и не сомневался, – хмыкнул Мишель и взглядом велел ему продолжать.

– Господин Дружинин, ваш крёстный батюшка, приехали сюда на следующий день после похорон и устроили скандал.

А вот это была уже новость!

И новость хорошая, подумал Мишель. Плюс один союзник у него теперь, кажется.

– Они с Иваном Кирилычем ругались так, что стёкла звенели, и, как я понял, главной претензией Владислава Павловича было то, что ему не дали попрощаться с Юлией Николаевной как подобает. Хотите знать моё мнение? Её специально похоронили поскорее, чтобы не дать Дружинину это сделать! Потому, что тот мог что-то заподозрить – что-то, что ваш батюшка отчаянно старался скрыть, – Фёдор доверительно понизил голос и, подойдя поближе к Мишелю, произнёс совсем тихо: – В правоте этого суждения я убедился окончательно, когда нашёл вот это…

Он вынул руку из кармана, и на его широкой, потрескавшейся ладони Мишель, к своему удивлению, заметил три пули. Револьвер системы «Наган», шестизарядный. Ему после года военных действий одного взгляда было достаточно, чтобы определить.

– Откуда? – спросил он тихо, подняв взгляд на дворецкого.

– Самую первую я нашёл в деревянной панели перед аркой, что ведёт в коридор к господским спальням на втором этаже. Там узоры, знаете, такие резные, по дереву, переплетаются и извиваются меж собой – ни за что не углядел бы, если б не стал вытирать с них пыль! Её-то я, кстати, и не вытащил: это привлекло бы внимание, да и не так-то просто это сделать, роста никакого не хватит, нужна лестница. А дважды ставить лестницу и протирать уже начищенную до блеска панель я не стал – Иван Кириллович или его люди непременно заметили бы, а мне не хотелось, чтоб они поняли, что я о чём-то догадываюсь, – Фёдор перевёл дух и продолжил: – Достать я её не достал, но с неё начал свои поиски. Подумал, что раз есть одна, должны быть и другие. Я начал с коридора на втором этаже, изучил каждый угол, под предлогом генеральной уборки, но так ничего и не сыскал. Зато внизу, у лестницы… Не у этой, где мы с вами сейчас стоим, а у дальней… Ещё одна. Застряла в прямо книжном шкафу. Коридоры у нас тёмные, сами знаете, её бы в жизни никто там не увидел, если б я намеренно не искал. Третья – в стене, прямо рядом со шкафом. Четвёртая врезалась в обивку двери в кладовой. Вы знаете, там из коридора такая маленькая неказистая дверца ведёт в комнатку для слуг. Там всегда темно, так что никто ничего не заметил. И хотел бы я знать, Михал Иваныч, что всё это означает?

– Ты кому-нибудь об этом говорил? – для начала поинтересовался Мишель.

– Нет, что вы! Святой истинный крест, я был нем, как рыба! Я же всё понимаю, ваше благородие! Ясно же, для чего здесь эти двое, Георгий с Петькой. Раньше Иван Кириллович своих головорезов никогда в дом не приводил, они на конюшне оставались, если вдруг требовались для каких поручений. А теперь живут здесь хозяевами, ходят да вынюхивают! Боюсь, как раз по мою душу. Или, не дай Бог, на счёт Машеньки – она же тоже догадливая у меня, а когда её к барыне-то не пустили, так она сорвалась и накричала на них. Сказала, мол, что они нарочно Юлию Николаевну погубили…

– Ничего не бойся, Фёдор. Я позабочусь о том, чтобы никому из вас не причинили вреда. Ноги этих людей больше не будет в имении, понравится это отцу или нет! Усадьба принадлежит Волконским, так что распоряжаться в ней до приезда Алексея Николаевича буду я, как прямой наследник.

– Очень вы нас этим выручите, Михал Иваныч! – с благодарностью произнёс старый дворецкий и не сдержал вздоха облегчения. – А то совсем боязно стало, знаете ли. Юлия Николаевна нас ещё хоть как-то оберегала, а этот… Ох, то есть, простите, я хотел сказать… м-м… что батюшка ваш… ну… в общем…

– Можешь не продолжать, я и так всё прекрасно понимаю. Спесь с него мы, конечно, собьём, но вот бы ещё узнать, что произошло на самом деле? – Мишель с надеждой посмотрел на Фёдора, но у того, к сожалению, ни малейших предположений на этот счёт не нашлось.

– Святой истинный крест, не ведаю! – поклялся он, осенив себя крестным знамением. – Но одно ясно: с гибелью Юлии Николаевны связана какая-то тайна, которую Иван Кириллович очень хочет скрыть!

– Послушай, Фёдор… – Мишель на секунду замешкался, а потом решил, что хуже уж точно не сделает, и задал-таки интересующий его вопрос: – А где был отец, когда всё это случилось? Я хочу сказать: матушка ведь собиралась провести вечер с ним, романтический ужин, возобновление отношений и так далее… Они встретились тогда или нет?