Она осеклась, глядя на Фортуону. Насколько Эгвейн могла судить, та действительно верила.

«По крайней мере, она искренна, — подумала Эгвейн. — Ненормальная. Ненормальная, но искренняя».

— А что насчёт твоих дамани? Ты их отпустишь, если они того захотят?

— Никто из должным образом обученных не захочет этого.

— Условия должны действовать в обе стороны, — возразила Эгвейн. — Допустим, вы найдёте девочку, которая способна направлять. Что, если она не захочет становиться дамани? Позволишь ли ты ей покинуть ваши земли и присоединиться к нам?

— Это же всё равно что выпустить разъярённого гролма посреди городской площади.

— Ты сказала, что люди увидят истину. Если ваш образ жизни не подлежит сомнению, а идеалы истинны, тогда люди верно оценят суть этих женщин. Если же нет, ты не должна их принуждать. Освободи всех, кто того пожелает, и я разрешу твоим людям говорить в Тар Валоне. Свет, я даже предоставлю им жильё и содержание, а также прослежу, чтобы то же было сделано в каждом городе!

Фортуона пристально посмотрела на Эгвейн.

— Многие наши сул’дам пошли на эту войну в надежде пленить новых дамани из числа прислужниц Тени. Например, этих шаранок. Ты хочешь, чтобы мы отпустили их или твоих переметнувшихся к Тени сестёр на свободу? Чтобы они продолжали разрушать и убивать?

— Чтобы их осудили и казнили именем Света.

— А почему бы их не использовать? Зачем впустую разбрасываться жизнями?

— То, что вы делаете, мерзко! — раздражённо ответила Эгвейн. — Даже Чёрная Айя не заслужила этого.

— Нельзя так беспечно разбрасываться ресурсами.

— Неужели? — сказала Эгвейн. — А ты знаешь, что каждая из твоих сул’дам, твоих драгоценных дрессировщиц, сама является марат’дамани?

Фортуона резко повернулась к ней.

— Не смей так нагло лгать!

— Правда? Может проверим, Фортуона? Ты сказала, что сама их тренировала. Значит, полагаю, ты — сул’дам? Надень ай’дам на шею. Рискни! Если я не права, тебе нечего бояться. Но если права, то ты окажешься в его власти и докажешь, что являешься марат’дамани.

Глаза Фортуоны расширились от гнева. Она проигнорировала уколы Эгвейн, называвшей её преступницей. Но это обвинение, казалось, задело её… И Эгвейн не преминула уколоть ещё больнее.

— Да, — произнесла Эгвейн. — Давай проверим, насколько крепки твои убеждения. Если будет доказано, что ты можешь направлять, поступишь ли ты так, как требуешь от других? Наденешь ли ты сама себе на шею ошейник, Фортуона? Подчинишься ли ты своим собственным законам?

— Я подчиняюсь им, — холодно ответила Фортуона. — Ты крайне невежественна. Возможно, сул’дам действительно могут научиться направлять. Но это не то же самое, что быть марат’дамани — всё равно что считать убийцей человека, который ещё лишь может им стать.

— Увидим, — произнесла Эгвейн, — когда побольше твоих подданных поймёт, что им лгали.

— Я лично тебя сломаю, — тихо пообещала Фортуона. — Однажды твои люди отдадут тебя мне. Ты забудешься, и твоё высокомерие приведёт тебя к нашей границе. Я буду ждать.

— Я проживу несколько веков, — прошипела Эгвейн. — Я увижу, как разрушится твоя империя, Фортуона. С большим удовольствием увижу.

Она подняла палец, чтобы ткнуть женщину в грудь, но Фортуона с ошеломляющей скоростью перехватила запястье Эгвейн. Для такой маленькой женщины она была удивительно быстра.

Эгвейн непроизвольно обняла Источник. Дамани вокруг охнули, и их окружило сияние Единой Силы.

Мэт влез между Эгвейн и Фортуоной и отстранил их друг от друга, упёршись в грудь каждой из них. Эгвейн инстинктивно сплела поток Воздуха, намереваясь убрать его руку. Плетение, конечно же, распалось.

«Кровь и пепел! Как же некстати!» Она и забыла, что он здесь.

— Давайте будем вести себя цивилизованно, дамы, — произнёс Мэт, посмотрев сначала на одну, потом на другую. — Не вынуждайте меня отшлёпать вас обеих, перекинув через колено.

Эгвейн сердито посмотрела на него, и Мэт встретил её взгляд. Он пытался отвести её гнев на себя, отвлекая от Фортуоны.

Эгвейн перевела взгляд вниз, на его руку, лежащую слишком близко к её грудям. Фортуона тоже смотрела на эту руку.

Мэт опустил руки, но медленно, словно не заметил конфуза.

— Мир нуждается в вас обеих, но нужно, чтобы вы сохраняли спокойствие, слышите меня? Это важнее каждого из нас. Когда вы ссоритесь друг с другом, Тёмный побеждает, и ничего с этим не поделаешь. Поэтому перестаньте вести себя словно малые дети.

— Сегодня вечером нам предстоит серьёзный разговор, Кнотай, — произнесла Фортуона.

— Я люблю поговорить, — ответил Мэт. — Среди слов есть несколько прелестных. «Улыбнись». Оно мне всегда нравилось. А тебе? Или, например, такие: «Я обещаю не убивать Эгвейн прямо сейчас за то, что она пыталась прикоснуться ко мне, Императрице, да живу я вечно, поскольку она треклято нужна нам в следующие пару недель».

Он выразительно посмотрел на Фортуону.

— Ты действительно вышла за него замуж? — спросила Эгвейн Фортуону. — Честно?

— Это было… неожиданное событие, — ответила Фортуона. Затем она встрепенулась и посмотрела на Эгвейн. — Он мой, и я его не отпущу.

— Похоже, ты не выпускаешь из рук то, что в них попало, — сказала Эгвейн. — В данный момент Мэтрим меня не интересует, в отличие от твоей армии. Так ты будешь сражаться или нет?

— Буду, — ответила Фортуона. — Но моя армия тебе не подчиняется. Пусть твой генерал отправит нам свои предложения, а мы их рассмотрим. Но я и так вижу, что тебе будет трудно защитить брод без большего количества твоих марат’дамани. Я пришлю тебе несколько моих сул’дам с дамани в помощь твоей армии. Но этим пока и ограничусь.

Она повернулась и направилась к своим людям.

— Идём, Кнотай.

— Не знаю, как ты в это ввязался, — шепнула Эгвейн Мэту. — И не хочу этого знать. Но я сделаю, что смогу, чтобы освободить тебя, когда битва закончится.

— Это очень любезно с твоей стороны, Эгвейн, — ответил Мэт. — Но я могу сам о себе позаботиться. — С этими словами он припустил вслед за Фортуоной.

Вечно он твердит одно и то же. Но она найдёт способ помочь ему. Эгвейн покачала головой и направилась обратно к поджидавшему её Гавину. Лейлвин отказалась прийти, хотя Эгвейн полагала, что той будет приятно встретиться со своими соотечественниками.

— Нужно за ними присматривать, — тихо произнёс Гавин.

— Верно, — согласилась Эгвейн.

— Значит, ты будешь сражаться вместе с Шончан, несмотря на то что они сделали?

— Пока они отвлекают шаранских направляющих, буду.

Эгвейн перевела взгляд на горизонт — к Ранду и его великой битве.

— У нас практически нет выбора, Гавин, и число наших союзников тает. Сейчас любой, кто убивает троллоков, — друг. Вот так вот.

Оборонительные порядки андорцев дрогнули, и сквозь них прорвались рычащие троллоки со зловонным дыханием, клубившимся в холодном воздухе. В рядах оказавшихся поблизости алебардщиков возникла свалка, когда они, спасаясь, бросились наутёк. Первые троллоки, не тратя на них времени, с рёвом перепрыгивали через упавших, освобождая пространство следующим, готовым хлынуть в брешь, словно тёмная кровь из раны.

Илэйн попыталась собрать в кулак оставшиеся крохи сил. Она чувствовала, что саидар может ускользнуть от неё в любой момент, но сражающиеся и умирающие вокруг люди сейчас тоже были не в лучшем состоянии. Они вели бой почти целый день без перерыва.

Найдя в себе силы сплести потоки, Илэйн поджарила первых прорвавшихся троллоков огненными шарами, перекрывая путь толпе, устремившейся в образовавшуюся в шеренгах людей брешь. Мелькнуло белое оперение — вслед за огнём в троллоков полетели стрелы Бергитте. Твари с бульканьем вцепились в пробитые шеи.

Сидя верхом на Лунной Тени, Илэйн наносила удар за ударом. Уставшие руки цеплялись за седло каждый раз, когда глаза невольно закрывались тяжёлыми, будто свинец, веками. Мёртвые троллоки падали, образуя своими телами что-то вроде коросты на ране, не дающей прорваться другим. Подоспевший резерв навалился, оттесняя тварей и отвоёвывая позицию.