А ночью мне приснился ставший уже обыкновенным сон — как я выхожу замуж за кого-то, не за Шеррайга, и я впервые рассмотрела за кого — когда я сказала «Да» на меня посмотрели холодные глаза Мэрроя, моего — вот это поворот! — жениха.

Этот сон внёс окончательный разлад в моё душевное равновесие, и я старалась не выходить из комнаты, и почти не ела, чтобы не спускаться на первый этаж на кухню. И настраивала себя на убийство… но дело шло плохо.

Шеррайг

Граф, на которого просил взглянуть принц, действительно был под воздействием, но совершенно не политического свойства. На нём был приворот, и снимать его Шеррайг не стал — этак крови на всех не напасёшься, просто сообщил графу и вернулся к Ае. Точнее, на то место, где его должна была ждать Ая…и где вместо неё ожидала записка: «Не мешай нам, и получишь Аю обратно живой. Будешь мешать — получишь обратно по частям». Он бы, может, и подумал над ультиматумом, но он уже им помешал — принц не поедет на охоту, герцога де Буре возьмут под охрану… Поэтому надо искать Аю. И срочно.

Отследить куда её перенесли он не мог — портал был сделан не отсюда, скорее всего, из общего зала переносов, но дело даже не в этом — зная его отношения с порталами, они наверняка сделали несколько переходов. А у него сил не хватало сейчас и на один, хоть немного длительный — спасибо истеричке-королеве и этому дурацкому Алмазу…

Поэтому Шеррайг отправился к герцогу де Буре, предварительно прихватив записывающий кристалл, уже не таясь зашёл, минуя магические ловушки, а лакею, ринувшемуся его задержать, бросил, что он по поручению принца. Герцог был в спальне, и выглядел не столько больным, сколько испуганным. Но при виде входящего в его покои элронца, изобразил надсадный кашель, после чего обессиленно откинулся на подушки и умирающим голосом вопросил:

— Что-то случилось с принцем?

На элронца спектакль никакого впечатления не произвёл, более того, он в нарушение всех правил приличия подошёл и уселся на край кровати герцога, придавив собой одеяло, под которым лежал Антуан-Иннокентий, и тот моментально почувствовал неудобство.

— Его Высочество сломал ногу, — совершенно спокойным тоном, без малейшей скорби сообщил Шеррайг. Но потом с участием добавил: — А Вы, вероятно, рассчитывали, что шею?

Герцог отреагировал не сразу — то ли он был действительно раздосадован, что принц сломал что-то не то, то ли подумал, что ослышался… но потом побледнел и возмущенно повысив голос, заговорил:

— Вы… Вы что себе позволяете? Кто Вы вообще такой? — тут герцог потянулся к колокольчику, но Шеррайг ловко его отодвинул.

— Не надо, Ваша Светлость. Никто всё равно не придёт — я запер дверь, — тут Шеррайг плотоядно улыбнулся.

— Что Вы хотите? — севшим голосом спросил Антуан-Иннокентий. — Вы вообще понимаете с кем связались? Я — второе лицо в государстве!

— А я думал, второе — принц, — заметил Шеррайг и герцог осёкся, а элронец продолжил — Но я здесь не за этим.

Герцог вдруг ощутил себя мышонком перед удавом, ему показалось, что через обычные серые глаза, которыми на него смотрел этот возмутительно вломившийся в его дом человек, просвечивает что-то нечеловеческое, хищное и страшное.

— Я хочу всю правду о Вашем сговоре с Григом Валди и ментальным магом, все имена и места, о которых Вы знаете или только догадываетесь, все Ваши планы, всё. И быстро. — рыкнул Шеррайг.

— Но я ничего не знаю, Вы что-то перепутали! — почти крикнул герцог, и сам себе не поверил. Голос прозвучал довольно жалко и фальшиво.

И тут герцогу стало ещё страшнее: Шеррайг сбросил маскировку, и теперь смотрел на свою жертву хищными серебряными глазами. Элронец взял герцога за горло, и приблизив его лицо к своему прошипел:

— Знаешь, кто я? — голос его тоже перестал быть человеческим.

Герцог отчаянно замотал головой, зажмурившись, мечтая, чтобы это оказалось бредом его больного воображения. Может, он и вправду заболел — подумалось Антуану, вот и снится всякое… Увы, зажмуривание никак не помогло, чудище не спешило куда-либо деваться.

— «Проклятая кровь», слыхал? — мурлыкнул голос, и герцог испугался ещё больше, хотя до этого ему казалось, что уже больше-то и некуда. Голос продолжал: — Мне некогда возиться с тобой, но я дам тебе шанс — рассказываешь мне сам всё, — тут оживший кошмар из детских сказок подчеркнул, — Всё! Или я выпью тебя и сам всё узнаю. Но тебя уже никогда не будет.

— Скажу, всё скажу, — пересохшими губами шепнул де Буре, и дышать стало легче — элронец отпустил его горло.

— Я всегда её любил, — произнёс герцог, и Шеррайг не стал уточнять кого — вся спальня де Буре была увешена портретами королевы. Тот продолжал: — Всегда! С первого взгляда — когда она шестнадцатилетняя только приехала к нам для заключения помолвки. А мой брат… он любил другую, он унижал мою Синтию своей любовницей, а она! Она хранила ему верность, и только в дружбе со мной находила отраду…

— Исторический экскурс можно сократить, — буркрул Шеррайг. — У меня мало времени, переходи к сути.

— Когда пять лет назад она закончила носить траур по своему мужу, я надеялся… я был уверен, что теперь мы сможем быть вместе. Но нет! Она посвятила себя своему сыну! Я не хотел его убивать — он неплохой мальчик, я думал, она передаст ему корону и мы уедем вместе куда-нибудь в тихое имение, и она, наконец, позволит мне её любить, как она того заслуживает… Но она и слышать об этом не хотела. Я не настаивал… я был готов быть рядом и здесь, но она от меня отстранилась! Всё, все вопросы, по которым она раньше советовалась со мной, они все теперь решались её сыном. Я стал её терять… я не мог позволить себе её потерять… — тут герцог потерянно замолчал, скорчившись на постели. В глазах его даже блестели слёзы, но Шеррайг не испытывал жалости, пожалуй, только брезгливость. Пусть в этом месте королева проявляет жалость, когда будет слушать кристалл.

— Ну? — поторопил элронец замолчавшего герцога.

— Он сам меня нашёл. Представился как Горио… Не сразу, но я согласился на сделку: он помогает мне стать ближе к моей Синтии, стать ей мужем, — тут он благоговейно вздохнул, — А я отдаю ему Алмаз Сандерланда.

— Что? — сказал Шеррайг, которому показалось, что он ослышался. — Алмаз Сандерланда за… — тут он собирался не очень вежливо высказаться «за какую-то бабу», но потом подумал вдруг, что сам отдал бы что угодно, чтобы Ая была жива и счастлива. И даже вовсе необязательно, чтобы счастлива с ним.

— А что такого? — почти оскорбился герцог. — Это просто камень. Все эти легенды о его силе — полная ерунда.

— Угу, — сказал Шеррайг. — Давай дальше. Зачем убивали?

— Для того, чтобы королева могла выйти замуж, на это должен дать добро Королевский Совет. Мы убрали тех, кто голосовал бы против моей кандидатуры. И заодно подготовили всё, чтобы убрать королевского мага. Он бы не позволил отдать Алмаз.

Да уж, — подумал Шеррайг. Алмаз Сандерланда ни один здравомыслящий человек не отдал бы. Не говоря уж о магах. Только этот… любовью ушибленный.

Вообще, у Шеррайга закралось подозрение, что ментальный маг успел повлиять на герцога до того, как тот стал носить амулет. Хотя, возможно, герцог сам настолько поселился в своих иллюзиях, что потерял связь с реальностью.

Увы, но настоящего имени ментального мага герцог де Буре не знал, также как и не знал, где искать своих сообщников.

— Как Вы связываетесь? — спросил Шеррайг.

— Они приходят ко мне сами… или встречают во дворце.

— Сейчас ты поедешь во дворец, — сказал Шеррайг, — к своей ненаглядной Синтии. И всё ей расскажешь. Одевайся, я жду.

Проводив герцога до покоев королевы, Шеррайг направился к принцу — тот лежал в своей гостиной, выставив напоказ перебинтованную ногу. Королевский целитель на всякий случай был временно изолирован и объявлен отбывшим на пару дней поличным делам, а другому целителю доверить свою драгоценную ногу принц отказался.

Его Высочество успел уже выслушать соболезнования от всех придворных, и теперь откровенно скучал. Шеррайг же вручил ему кристал с признанием дяди, и равнодушно заметил, что герцог, в данный момент должен исповедоваться королеве, но на всякий случай, и для сличения показаний — вот.