Кью посмотрел на меня, затем провел рукой по волосам. Сделал шаг вперед по направлению ко мне и вытащил из кармана серебряные ножницы.

Я нервно сглотнула, но не проронила ни слова, когда он остановился рядом со мной, я затаила дыхание. Он лязгнул ножницами, улыбнувшись натянутой улыбкой, схватился за материал и разрезал его.

Лезвие ножниц поддразнивало мой живот, кожу между грудью, пока не сделало последний щелчок и не разрезало горловину тонкой футболки. Кью сжал челюсть, разрезал бюстгальтер и шортики. После этого, когда одежда болталась лохмотьями на моем теле, он добавил последний штрих: разрезал трусики

Я стояла перед ним прекрасная в своей наготе, гордо расправив крылья, счастливо распушив перья.

Он собрал разрезанную одежду и бросил ее в камин, запах гари наполнил комнату. Когда он посмотрел мне в глаза, то я увидела, что на его лице было выражение желания, его превосходства, и немного пьяного тумана таилось в глубине глаз.

Я не могла остановить свою панику, быстро задышала, ненавидя, что Кью отошел от меня. Я слышала звук, как будто что-то открылось. Мое восприятие обострилось до предела, посылая воображению страшные образы. Я немного отклонилась и попыталась через плечо рассмотреть, что он делает.

Я ничего не слышала, кроме шипения огня. Паника возрастала все больше и больше. Ожидание вело опасную игру с моим разумом. Что я делаю? Я не хочу этого. Этой боли и унижения. Возможно, мне следовало произнести стоп-слово и прекратить все это, признать, что это большая ошибка. Я не должна была соглашаться на то, чтобы он меня пристегнул к цепи, полностью обнажил. Я дала ему карт-бланш в руки, он мог делать со мной все, что ему заблагорассудится. И я не смогла бы это остановить.

Тихий, скользящий звук раздался позади, я напряглась. Я не желала знать, что это было. Кью беззвучно подошел ко мне сзади.

— Смотри-ка, в какую компрометирующую позу я тебя поставил. И я собираюсь воспользоваться этим для своего же блага, — его голос наполнился грехом.

О боже, как же я хотела спросить, что он имел в виду. Он остановился позади, мне показалось, в паре метров от меня. Почему так далеко?

— Как долго ты мечтаешь о том, чтобы тебя оттрахали? Мучали? Использовали? — он сделала акцент на слове «оттрахали». Оно нашло отклик в эротических волнах в моем животе. Это, вероятно, самый чувственный, и в то же время самый грубый вопрос, который мне когда-либо задавали.

На этот вопрос напрашивалась ложь. Я не могла рассказать ему, что с наступления половой зрелости я жаждала того, чего не знала. Я доводила себя до оргазма, мечтая о доминировании и страхе. Я сжала губы, не отвечая.

Откуда ни возьмись, мою лопатку уколола боль, словно от тысячи пчел. Щелчок и удар хлыста эхом разнесся по комнате.

Я крикнула, дернувшись в цепях.

Он, мать вашу, хлестанул меня! Боль прошлась по моей спине, согревая, покусывая. Мой живот сжался от сожалений. Я не подписывалась на то, чтобы меня били и унижали. Я лишь согласилась, чтобы меня жестко оттрахали. Слезы вырвались после следующего удара, когда на спину приземлился мучительный поцелуй хлыста. Мой позвоночник кричал от боли, а влажность между ног стала еще сильнее.

— Ответь мне, Тесс. Как долго? Насколько сильно? Мне нужно знать.

Я захныкала, опустив голову.

— Всегда. Мой разум был извращен столько, сколько я себя помню. Это пугало меня. Я не могла контролировать это. Это разрушило мои отношения с прекрасным парнем, и все потому, что мне нужно, чтобы меня жестко оттрахали, больше чем, чтобы со мной занялись любовью, — правда сорвалась с моего языка единым быстрым потоком слов. — Я нуждаюсь в этом. Ты даже не представляешь себе как сильно.

Он захихикал.

— Ох, я думаю, представляю, — хлыст вновь стеганул меня, посылая в агонию.

— Прекрати! — крикнула я, позволяя слезам свободно падать из глаз.

— Разве хлыст не делает тебя влажной? Отчаянной?

— Да! Черт, да. Даже очень.

Кью засмеялся, его смех был мрачным и наполненным желанием, мое сердце сжалось. Он нуждался в том, чтобы причинять боль, я не могла забрать у него это.

Хлыст вновь щелкнул, но вместо того, чтобы напрячься и подготовиться, я приветствовала удар. Мое тело согласно таяло, а плоть стала податливой.

— Расскажи мне свою саму темную фантазию, — приказал он, перемещаясь, скольжение хлыста следовало за его тихой поступью.

Я застонала, от картинок, которые появились в моей голове, где он хватает меня за волосы, шлепает и связывает. Он знал, что мне нравится — точно знал. Но я не знала, что нравится ему. Я сжала связанные руки в кулаки.

— Все, что ты делаешь со мной — моя фантазия. Я хочу узнать твою. Насколько темные твои желания? Насколько далеко ты готов зайти?

Кью ударил ниже, по моей пояснице и попе.

— Тебе нельзя задавать вопросы. — Каждый удар горел, но он скорее менял меня, чем наносил вред. Я стала фениксом с пылающей спиной, приветствующим поцелуй хлыста. Мое тело примерилось с ударами не на моей спине, а в моем лоне. Жар превращался в костер.

— Пожалуйста, мне нужно знать. Пожалуйста...

Кью прекратил удары. Я не думала, что он ответит, но его дыхание защекотало мою шею, когда он прошептал:

— Ты не готова услышать глубину моей извращенности, эсклава. — Он ударил меня по попе своей сильной рукой. Я застонала.

Даже при том, что боль была многогранна, и я одинаково наслаждалась и ненавидела ее, я попыталась высвободиться. Это было не наказание хлыстом — это была демонстрация идеального подчинения. Я не могла ответить ему ничем. Я не могла повернуться и убежать. Я могла только висеть и принимать все, что мне даст Кью.

Кью отстранился, пробормотав:

— Твоя кожа такая красивая после хлыста, Тесс, нежно-розового и красного цветов. Думаю, надо добавить еще цвета. Возможно, темно-бордового.

Лязг хлыста дал мне секунду на подготовку, прежде чем от сильного удара подкосились ноги. Я висела в экстазе. Удар хлыста поддержал сдерживаемую эмоцию. Страх вновь пересилил. Если забыть о дразнящих вопросах, это было чистым насилием.

— Это за то, что ты навела на меня полицию. — Кью хлестанул сильнее. — Это за то, что убежала, — еще один мучительный удар. — Это за то, что заставила грех полностью поглотить меня, что я не могу больше ясно мыслить, — проворчал Кью, когда хлыст соприкоснулся с плотью. Я рыдала, умоляя его остановиться. Перекрестные удары обнажили мою душу. — Кью бросил хлыст к моим ногам и схватил меня в охапку. — Все хорошо... перестань плакать. — Его льняной костюм терся о мою чувствительную спину, пока он успокаивал меня. Жар пульсировал в одном ритме с сердцебиением. Я втянула в легкие воздух. Все закончилось?

— Ты играл с моим разумом, — выдохнула я сквозь слезы.

Кью провел рукой вниз по моему животу, затем еще ниже к моему лону.

— Нет. Я помогал твоему разуму. Я сказал тебе, что хочу обладать тобой полностью: телом, сердцем — всем.

Я застонала, когда он обвел пальцем мой клитор и прикусил ухо.

— Скажи мне. Тебе понравилось, что я отхлестал тебя? — он ворвался в меня пальцем без предупреждения, его руки напряглись вокруг меня, когда я дернулась от удивления. — Скажи мне правду.

Я не могла ясно соображать. Я пробормотала:

— Мне не понравилось, но мне понравилось давать тебе желаемое. Меня возбудило осознание того, что ты наслаждаешься этим.

— Думаешь, что сама не наслаждалась этим... но твое тело льнуло к хлысту. Послушай, что оно говорит тебе. Позволь ему овладеть тобой. — Кью втянул в себя воздух, двигая пальцем, прежде чем вынуть его. Он поднес свою руку к моему рту. — Ты влажная. Такая чертовски влажная. Оближи мой палец, Тесс.

Я открылась, приветствуя. Мой нос был заложен от рыданий, и я не могла перевести дыхание, но его аромат цитрусовых смешался с моим и с болью, которую он пометил страстью.

Я качнулась к его эрекции, молча умоляя.

Он сделал шаг назад, оставляя меня висеть как пленницу, которой я и была. Кью ошибался, когда говорил, что принадлежать ему не было романтичным или сексуальным, или забавным. Я никогда не чувствовала подобного. Такую раскрепощенность. Свободу.