Белевшие на земле среди развалин кости не столько пугали Асафуми, сколько создавали ощущение, что он затерялся в сюрреалистической картине. Такое зрелище предстало перед ним впервые в жизни. Он видел покойников только в гробу, среди цветов. Кэсумба тоже изумлённо оглядывалась, шагая рядом с Асафуми. Оказавшись среди развалин, они оба замедлили шаг. В босые подошвы впивались куски цемента и осколки стекла. Асафуми уже порезал большой палец. Нужно было ступать осторожно, глядя под ноги, чтоб не пораниться ещё сильнее.

Хотя уже наступил вечер, цемент и асфальт под ногами были горячими. Дневная жара среди этих развалин, где не было ни деревьев, ни воды, была, наверное, невыносимой. Одного этого было достаточно, чтобы люди покинули эти руины.

«Что же здесь произошло? — думал Асафуми. — Большой город по какой-то причине оказался разрушенным. О каком же бедствии говорили паломники к Якуси?»

Местами на уцелевших стенах виднелись полустёршиеся надписи: «Идиоты», «Умри!», «Убью», «Это ад». Они были написаны только азбукой, никаких иероглифов.[63] Похоже, эти надписи были сделаны давно — все они едва-едва виднелись, и в наступавшей темноте разобрать их было непросто. И всё-таки каждый раз, завидев эти единственные оставшиеся среди развалин послания, Асафуми останавливался и пытался их прочитать. Среди кое-как нацарапанных надписей попадались и крестики, и отпечатки ладоней. От всего этого веяло насилием и паникой. Асафуми охватило беспокойство.

Куда бы они ни шли, везде была одна и та же картина — бесконечные руины зданий и горы мусора. Вряд ли они найдут здесь что-нибудь ещё.

— Пить хочется, — сказала Кэсумба. Тут Асафуми почувствовал, что и у него пересохло в горле. Даже Кэка тяжело дышал, свесив оба языка. Когда они шли по Дороге-Мандала, он видел у дороги ручей и мог бы промочить горло, теперь же среди этих развалин воды не было.

— Мы могли бы напиться, спустившись к реке.

Оба направились к Дзёгандзигава. К реке вела едва приметная тропа. Ведь люди, всё ещё живущие в городе, нуждались в воде. Это была тропа, протоптанная людьми среди гор мусора.

Видимо, прежде город простирался до края речной поймы. По берегам реки валялись огромные глыбы, повсюду были разбросаны цементные обломки — уж не случилось ли здесь наводнения? Среди этих обломков пробивался кустарник, каменные и цементные глыбы обвивал гигантский плющ. В зарослях стрекотали насекомые. Слушая журчание реки и голоса насекомых, Асафуми почувствовал одновременно и облегчение, и усталость.

Ступая по прибрежным камням, они подошли к воде. Ревел поток, сбегавший с гор Татэяма. Войдя в воду, как был, в полотенце, Асафуми омыл всё тело.

— Ах, как хорошо! — невольно вырвалось у него.

Глядя на него, и Кэсумба разделась. Под её мешковатой грязной одеждой было голое тело. Перед Асафуми предстали детские припухлости грудей и едва начавший зарастать волосами лобок. Он оробел и отвернулся. Не заметив его растерянности, Кэсумба вошла в реку. Оказавшись рядом с Асафуми, она улеглась на мелководье. Кэка последовал за Кэсумбой.

Здесь дул прохладный ветерок. Видневшиеся отсюда, с реки, развалины светлели в лучах закатного солнца. И холмы за городом, и бесконечно тянущиеся развалины постепенно исчезали в вечерних сумерках.

— В городе-то ничегошеньки нету, — сказала Кэсумба, вдоволь напившись воды.

— Раньше здесь было полным-полно больших домов и жило много людей.

— Что значит «раньше»? — спросила Кэсумба, и Асафуми растерялся с ответом.

— Ну, много-много дней назад.

Кэсумба выпустила изо рта фонтан воды:

— Разве это не сегодня?

— Да нет же! Сегодня это сегодня. А раньше — это прежде.

— Прежние дни, сегодняшний день, разве это не одно и то же?

— Вовсе нет! Время идёт. Раньше ведь ты была маленькой девочкой, а теперь стала большой.

Кэсумба нетерпеливо сказала:

— Вовсе нет, я всегда была такой же, как и сейчас. Неважно, большая я или маленькая.

Асафуми растерялся. А что если здесь нет времени, а есть только данное мгновение? Нет ни прогресса, ни регресса, а есть только вечное «сейчас».

Тут Кэка на берегу поднял лай. Он вилял хвостом, будто что-то обнаружил. Кэсумба вышла из воды, следом за ней вышел и Асафуми.

Кэка лаял на кучу мусора. Под нагромождением из пластика и металла было проделано отверстие, в которое мог пролезть человек. Виляя хвостом, Кэка заливисто лаял. Подойдя поближе, они увидели, что из лаза торчит направленная на Кэку палка. Кэка, заводясь всё сильнее, схватил палку зубами.

Кэсумба остановила его. Всё ещё рыча, Кэка сел у её ног.

— Есть тут кто-нибудь? — Едва он спросил, как из ямы полетели мелкие камни. Асафуми поспешно отступил от входа.

— Уходите отсюда!

Голос был высокий, детский. Кэсумба, оставив Кэку, живо шагнула к лазу. И просто сказала:

— Мы ничего тебе не сделаем, если ты выйдешь.

Под ноги Кэсумбы упал мелкий камушек. Затем швыряться камнями прекратили. Кэсумба наклонилась к лазу:

— Всё будет в порядке, выходи.

В отверстии лаза робко показалась детская голова. Это был мальчишка лет десяти с впалыми щеками и широко раскрытыми испуганными глазами. Мальчик опасливо посмотрел на Асафуми с Кэсумбой, но, увидев Кэку, одна голова которого была обращена к лазу, а другая оглядывала окрестности, снова собрался было нырнуть в своё укрытие. Асафуми поспешно спросил:

— Ты здесь живёшь?

Тот кивнул. Наконец-то они повстречали живого человека среди этих развалин. Присев перед лазом, Асафуми ласково спросил:

— Скажи, пожалуйста, что здесь произошло. Почему город превратился в руины?

Мальчик пристально посмотрел на Асафуми:

— Не знаю.

«Любимый ответ Кэсумбы», — удручённо подумал Асафуми. Но всё ещё не отступаясь, спросил иначе:

— Почему ты здесь живёшь?

Мальчик, по-прежнему бросая опасливые взгляды на Кэку, ответил:

— Потому что никого не осталось.

— Куда же все делись?

— Все умерли, — сказал мальчик. — Кто-то от болезни… кого-то съели…

При слове «съели» Асафуми смутился. Но мальчик был невозмутим, словно речь шла об обычном деле.

— Кто их съел? — не удержался от вопроса Асафуми, хотя уже знал ответ. Мальчик равнодушно кивнул на лежавшие вокруг развалины:

— Да оставшиеся в живых взрослые.

Так вот почему он прячется в этой яме! Асафуми огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто не собирается на них нападать. В небе уже начинали мерцать звёзды, очертания предметов вокруг стали зыбкими.

— А вы откуда пришли? — не без любопытства спросил мальчик.

Асафуми растерялся, как лучше ответить, но Кэсумба, ответив: «Оттуда», махнула в сторону Дзёгандзигавы. Хребты, тянущиеся за пиком Якуси, темнели на фоне вечернего ультрамаринового неба. Мальчик мечтательно посмотрел на горы.

— Взрослые, что покрепче, все убежали туда. Здесь остались только старики да дети.

— Так ведь и ты можешь уйти туда. В лесу живут люди!

— Правда? — впервые оживился мальчик.

— Конечно! Там ещё есть еда, — добавила Кэсумба, и мальчик стал осторожно выбираться из ямы. На нём оказалось женское платье, которое было ему велико и, несмотря на перетягивавший талию пояс, спускалось ниже колен. Одежда едва держалось на исхудавших плечах мальчика и вся была в прорехах, сквозь которые проглядывала дочерна грязная кожа.

— Вы отведёте меня туда? — Мальчик с надеждой смотрел то на Асафуми, то на Кэсумбу. Асафуми смутно надеялся, что, оказавшись в городе, сможет вернуться домой. Но вокруг, куда ни глянь, тянулись руины, и надежда вскоре оставила его. Но и возвращаться на Дорогу-Мандала не хотелось, так что он не знал, что ответить мальчику. Кэсумба же ответила: «Ладно!», и мальчик просиял.

— Погодите-ка! — Он поспешно нырнул в лаз. Похоже, он собрался пуститься в путь немедленно.

Кэсумба схватила его за платье:

— Не сейчас же! Мы шли без передышки, нам нужно отдохнуть.