Закрываю глаза и вдыхаю сладкий запах муки. Представляю себе магазин с колокольчиком над стеклянной дверью, который звенит, когда входит посетитель; звук падающих в кассу монет, словно гаммы, — этот звук заставляет девушку, сидящую в кассе и полностью погруженную в чтение, поднять голову. Оставшуюся часть ночи я пеку по одному-единственному рецепту, поэтому, когда первые лучи солнца показываются над горизонтом, полки «Хлеба нашего насущного» плотно забиты узелками и кольцами халы по дедушкиному рецепту. Хлеба много, чтобы никто и представить не мог, что такое голод.

Я досыпала на рынке. Я не спала с тех пор, как похоронила отца; без звона колоколов, свиста и фанфар, по поводу которых он шутил, на маленьком кладбище за домиком. Однако причиной моей бессонницы было не горе. Не спала я, потому что было некогда.

У меня не было денег заплатить налоги. У нас не было сбережений, деньги мы получали с базара, где ежедневно продавали хлеб. В прошлом папа пек хлеб, пока я тащилась через деревенскую площадь. Но сейчас осталась только я.

Я ловила себя на том, что работаю круглосуточно. По ночам я закатывала рукава и формовала огромные массы теста в булочки; замешивала еще тесто, пока первая партия поднималась; последние буханки я доставала из сложенной из кирпича печи, когда солнце, словно невзначай, выглядывало из-за горизонта. Потом нагружала корзину и тащилась на рынок, где боролась со сном, пока продавала свои изделия.

Я не знала, как долго это может продолжаться. Но я не позволю Баруху Бейлеру забрать единственное, что у меня осталось, — дом моего отца и его дело.

Однако покупателей в городке было все меньше и меньше. Слишком опасно становилось. Тело моего отца было одним из трех, обнаруженных на этой неделе в окрестностях нашей деревушки. А еще пропал маленький ребенок, который пошел в лес и не вернулся. Все тела были изуродованы одинаково, как будто на них напал голодный зверь. Испуганные жители городка предпочитали питаться овощами с собственных огородов и консервами. Вчера я встретила всего с десяток человек, сегодня только шестерых. Даже некоторые торговцы решили отсидеться в безопасности за запертыми дверями. Рынок стал серым местом-призраком, а по булыжной мостовой гулял ветер, словно предупреждая о чем-то.

Я открыла глаза и обнаружила, что меня будит Дамиан.

— Обо мне мечтаешь, дорогуша? — спросил он. Протянул руку, едва не касаясь моего лица, и отломил кусок от багета. Засунул хлеб в рот. — М-м-м, ты почти такой же искусный пекарь, каким был твой отец. — Всего лишь на секунду на его лице мелькнуло сострадание. — Соболезную твоей утрате, Аня.

Остальные покупатели говорили мне то же самое.

— Спасибо, — пробормотала я.

— С другой стороны, мне нисколько не жаль, — произнес Барух Бейлер, становясь у капитана за спиной, — шансы когда-либо получить с него налоги были слишком малы.

— Еще не конец недели, — запаниковала я.

Куда я денусь, если он вышвырнет меня на улицу? Я встречала женщин, которые продавали себя, бродили, словно привидения, по переулкам городка, и в глазах у них была пустота. Я могла бы принять предложение Дамиана выйти за него замуж, но это всего лишь еще одна сделка с дьяволом. С другой стороны, сколько пройдет времени, пока зверь, который нападает на жителей городка, найдет меня?

Краем глаза я заметила приближающуюся фигуру. Новый житель нашего городка. Ведущий на поводке брата. Он прошел мимо меня, даже не взглянув на хлеб, и остановился у пустого деревянного прилавка, где обычно раскладывал свой товар мясник. Потом он повернулся ко мне, и я почувствовала, как под ребрами вспыхнул огонь.

— А где мясник? — спросил он.

— Сегодня он не работает, — пробормотала я.

Я разглядела, что он моложе, чем мне изначально показалось, вероятно, всего на пару лет старше меня. Я еще никогда и ни у кого не видела таких глаз — золотых и сияющих, как будто подсвеченных изнутри. Щеки пошли ярко-красными пятнами. Каштановые волосы неровно упали на бровь.

На нем была одна белая рубашка, та, что он носил под пальто, которое продал в прошлый раз, когда явился на городскую площадь. Интересно, что он сегодня собирался обменять на мясо?

Он молчал и только щурился, разглядывая меня.

— Торговцы в страхе разбегаются, — сказал Барух Бейлер. — Как и все остальные в этом забытом Богом городишке.

— Не у всех есть железные ворота, чтобы спрятаться от животных, — ответил Дамиан.

— Или чтобы не выпускать их на улицу, — пробормотала я себе под нос, но Бейлер услышал.

— Десять злотых, — прошипел он. — К пятнице.

Дамиан залез в карман форменного кителя и достал кожаный кошелек. Отсчитал на ладонь серебряные монеты и швырнул их Бейлеру.

— Считай, что долг оплачен, — сказал он.

Бейлер опустился на колени и собрал деньги. Потом встал, пожал плечами.

— До следующего месяца.

Он горделиво зашагал к дому, запер за собой ворота, прежде чем исчезнуть в массивном каменном жилище.

Я видела, что мужчина с братом наблюдают за нами, стоя у прилавка мясника.

— Ну? — посмотрел на меня Дамиан. — Неужели отец не научил тебя хорошим манерам?

— Спасибо.

— Ты могла бы показать свою благодарность, — предложил он. — Твой долг Бейлеру погашен. Но теперь ты должна мне.

Я тяжело сглотнула, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Он схватил мою руку и прижал к низу своего живота, а когда я попыталась его оттолкнуть, припечатал свой рот к моим губам.

— Ты же знаешь, я могу получить то, что хочу, в любое время, — мягко произнес он, обхватывая мою голову и сжимая на висках так сильно, что я думать не могла, едва слова различала. — Я лишь по доброте души даю тебе право выбора.

Вот только он был здесь, глядь — а его уже нет. Я упала, почувствовав под ногами холодную мостовую, когда мужчина с золотыми глазами оторвал от меня Дамиана и повалил на землю.

— Она уже сделала выбор, — сквозь зубы процедил он, подкрепляя свои слова ударами в лицо капитана.

Я пятилась от них под пристальным взглядом мальчика в кожаной маске.

Кажется, мы одновременно поняли, что теперь его никто за поводок не держит.

Мальчик бросился бежать. Его шаги, словно выстрелы, эхом разносились по пустынной городской площади.

Его брат замер. Для Дамиана этой заминки оказалось достаточно, чтобы нанести противнику удар. Голова мужчины дернулась назад, но он с трудом встал на ноги и побежал за мальчиком.

— Беги, беги! — подзадорил его Дамиан, вытирая с губ кровь. — Все равно не спрячешься.

Лео

Женщина по телефону говорит, задыхаясь:

— Я целую вечность пытаюсь к вам дозвониться.

Это сразу же кажется мне подозрительным. Нас найти совсем не трудно. Звоните в Министерство юстиции, называете цель звонка, и вас соединяют с отделом особых преступлений, с подразделением по правам человека и особым делам. Мы отвечаем на все звонки и реагируем на них серьезно. Поэтому я прошу женщину представиться.

— Миранда Кунц, — говорит она. — Только это фамилия по мужу. Моя девичья фамилия Шульц.

— Миссис Кунц, вас плохо слышно.

— Мне приходится говорить шепотом, — отвечает она. — Он подслушивает. Ему всегда удается войти в комнату как раз в ту секунду, когда я пытаюсь рассказать, кто он на самом деле…

И так далее и так далее. Я жду, когда она произнесет «нацисты» и «Вторая мировая война». Наше подразделение занимается делами тех, кто нарушил права человека: геноцидом, пытками, военными преступлениями. Мы настоящие «охотники» за нацистами — и мы совершенно не такие обаятельные, какими нас показывают в кино и по телевизору. Я абсолютно не похож ни на Дениэла Крейга, ни на Вина Дизеля, ни на Эрика Бана — всего лишь простой старина Лео Штейн. И пистолет я не ношу, мое оружие — это историк по имени Женевра, которая владеет семью языками, всегда напоминает мне, что пришло время подстричься, и никогда не промолчит, если галстук совершенно не подходит к моей рубашке. И работать на своем посту мне с каждым днем все труднее и труднее, поскольку поколение, устроившее холокост, умирает.