— Шесть — два, — буркнул проигравший Жупар, глядя как с тихим «бух» шар падает в сетку. — Ты снова победил.
— В твоих устах это звучит как приговор судьбы, — заметил Коперник, звучно клацнув зубами.
— С тобой такое вполне возможно, — Жупар хлопнулся на лавку и быстро глотнул эля.
Коперник собрал шары, вернул шесты на стойку и, последовав за кенгуру, тут же подхватил с края стола кувшин, который Нахум толкнул в его сторону.
— Ну, мерзавцы, рассказывайте, — усевшись, он грозно взглянул на сидящих сейчас рядком лиса, крыса и руу. — Что сегодня натворили?
Нахум почесал мех на макушке.
— Да вроде все как обычно... То есть, никаких новостей, я хотел сказать! Дела гильдии писателей стали малость беспокойными, с недавних пор, ну так... еще бы!
— Ладно, так и быть, расскажу кой-чего интересное, — отложив сухарик, Таллис щелкнул резцами и продолжил: — Джек сегодня опять попытался отобрать у сэра Саулиуса его броню. Зрелище было... презанятнейшее.
— И чем кончилось? — глаза Коперника блеснули любопытством.
Таллис пожал плечами:
— После недолгой словесной перепалки, наши подвальные жители убедили господина коменданта, что беспокоиться не стоит, они присмотрят за Саулиусом.
— А с чего бы вдруг Джек опять взъелся на подземного рыцаря? Я думал, крысу давным-давно разрешили хранить броню у себя?
— Возможно, это как-то связано с появлением Саулиуса в комнате Мишеля, — проворчал Жупар. — Прошу заметить, в полном доспехе и с мечом в лапах. Внутри комнаты. А особенно с тем, как он туда попал... вроде бы как случайно разрубив дверь.
Коперник изумленно приподнял брови:
— Как можно случайно разрубить дверь?
Таллис спрятался за кружкой и, ухмыляясь в пивную пену на губах, продолжил рассказ:
— Абсолютно случайно! Вот совершенно непреднамеренно Саулиус прогуливался по коридору, с мечем в лапах и в полном доспехе. Махнул налево... махнул направо... тут бац — дверь, зараза! Под лапу попалась! Негодница!
Большой ящер покачала головой, с трудом сдерживая смех:
— Ай-ай-ай, какая плохая дверь! И когда же произошло это печальное событие?
— Да сегодня утром!
Жупар еще раз глотнул из кружки, слушая шутливое обсуждение. На улице уже стемнело и холодный зимний сквозняк, иногда поддувавший из широких дверей залы, неприятно ерошил мех. Откинувшись на спинку лавки и развернув уши, кенгуру-морф ловил обрывки чужих разговоров:
— ... на повышенных тонах...
— Маттиас и Коперник?
— Честно говоря, думал, вцепятся друг другу...
— ... отправятся на днях...
— ... вонючее зараза! А светит совсем даже камушек...
— ... буду закладывать новую плантацию по весне...
Жупар вздохнул. О неприятном разговоре Маттиаса и Коперника знает уже вся Цитадель, а ведь и двух дней не прошло! Но это личное дело Маттиаса. Куда интереснее новая плантация, которую собрался закладывать Дэн. Последний год он буквально носился с идеей ускоренного роста деревьев. И вроде как что-то даже получилось...
От камина дохнуло теплом, когда один из половничих хорошенько перемешал угли и добавил дров. Жупар уже совсем собрался допить кружку и пойти к себе, но прозвучавший за столом вопрос заставил его прислушаться:
— Кстати, как дела у Мишеля? — спросил кто-то у Коперника.
Однако ответил не ящер. Высокая, мускулистая фигура, что ловко лавируя по залу, как раз подходила к их столу, громким, хрипловатым голосом сообщила:
— Жить будет. А скоро и на ноги поднимется. Ну-ка мальчики, найдется местечко для бабули?
Кенгуру махнул Линдси, приглашая сесть поближе, и крикнул Донни принести еще горячего грога. Допив свою порцию одним длинным глотком, Коперник вытер золотую жидкость с губ, и бросил на женщину хитрый взгляд:
— Ну, Линдси, чем планируешь заняться на будущей неделе?
— Дык, ить... намедни с Мишелем сиднем, аж корнями приросла, — покачала головой та. — А послезавтрева на деляну опять же потопаем всем кагалом, дерева валить. Мда...
— Что-то не так? — спросил Хабаккук.
— М-м-м... — помялась Линдси.
— И? — подтолкнул ее Коперник.
— Да есть тут... кой-чего... не то. Ну-у... Ладноть. Мишель там кой-че сказал, про карлика.
— Который от наших скаутов живым ушел? — вмешался в разговор Таллис.
— Ото же оно! Ушел-таки! Однако... — покачала головой Линдси. — Так еще чего... А! Михась же о нем выспрашивал! Да долго так! И вот значится, мнится мне — Михась тута вот выспрашивает... а мне все мнится, знает лис того лутина! Вот знает и все тут! Лучше чем Мишель знает! Не видал говорит ни разу... а все чуть не сам обсказал! Пряжку приметную, пояс, наручи с ножичком, ходит будто течет... Эт чё? И скауты... Вот откеда Лаурова тройка у нас там возникла? Баба, рысь, собакен. Ну чего скаутам в нашем закутке занадобилось? Ведь отродясь же не заглядывали! Чего они там вынюхивали? Не лутина ли того?
— Так! — Коперник громко поставил допитую кружку на стол, разом превратившись из собутыльника в Голос лорда Хассана. — Значит так. Не знаю, что там делала тройка, и что там за лутин... это дела Михася и Горелого кроля. А потому, лучше всем нам... — Коп внимательно глянул на Таллиса, да так, что тот закашлялся, подавившись сухарем. — Нам всем, лучше об этом помолчать. Забыть не требую... раз уж услышали, но хоть дальше не болтайте. А я, в свою очередь, попробую разузнать. Может, кто обмолвится... случайно. Мне ведь тоже... интересно.
Несколько мгновений висела тишина, все просто молча сидели, уставившись на свою выпивку, потом Нахум поднялся из-за стола и стоя допил последний глоток:
— Ну ладно, мне пора. Загляну в гильдию... Таллис, ты, кстати, тоже хотел. До скорой встречи, всем... Таллис, идешь?
Крыс тоже поднялся:
— Да, пойду. Жупар, ты с нами?
— Нет, я еще посижу, — кенгуру покрепче ухватил кружку, наблюдая, как крыс и лис уходят.
Буквально через минуту их осталось только трое, молча сидящих за столом, в небольшом закутке, сбоку от пригасшего камина. Казалось, молчаливое настроение разом охватило весь зал. Все, кто еще сидел за столами, как-то разом замолкли и погрузились в воспоминания. Как будто невидимая рука дотянулась из прошлого, невидимая, неощутимая, дотянулась и на миг сжала сердце... Или натянулась струна, струна-черта, отделяющее уходящее прошлое от неизвестного, пугающего будущего, зазвенела и лопнула, пропустив всех их и саму Цитадель куда-то вперед... в неведомое.
— Намедни весточка мне значится... от родных… — буркнула Линдси, залив в себя еще пива. Ее жесткое лицо скривилось, взгляд уперся в стол.
— Но разве они не… — начал было Коперник, но его голос затих, когда Линдси кивнула.
— За Холмами Гигантов, да. За Холмами Гигантов, за Драконьим хребтом. Далеко, ох, далеко. И... они... мама меня все сыночком зовет...
— Мда... — вздохнул Коперник. — Что пишут?
— Да... так, мол справляются... Насоджевых терпят, да те и не шарятся почти, не интересно им акромя налогов ничего... даже на девок наших не глядят! И че б это вдруг?
— А девки ваши, они все как ты? Такие же... фигуристые? — глядя невинными-невинными глазками, спросил Хабаккук.
— Да наши девки самые-самые! Как на ваших поглядаю — аж сердце заходится, какие худесенькие! И в чем душа живет?! — Линдси хлопнула об стол кружкой, впрочем в полсилы. — А наши-то всем хороши! И ростом и фигурой, и от стаи лютоволков в один дрын отмашется! Поглядаешь — идет, ровнехонько, будто по ниточке, ни единая веточка не шелохнется, ни единая травиночка, только бревнышко на плече вверх-вниз, вверх-вниз... аж на душе тепло! А ваши? Одно прозвание — лебяди. Тоже тощие и толку столько же!
— Э-э-э! Ты на девок не переходи! — ухмыльнулся Коперник. — Знаем мы твои вкусы в этом вопросе! Ты про родню давай! И про слуг насоджевых, которые от ваших девок под лавкой прячутся!
Линдси тоже ухмыльнулась:
— Мож и прячутся... — тут ее лицо разом помрачнело. — Да кто ж их знает-то... Они ж в городах боле, к деньгам да князям жмутся. А мои-то у моря... Охота, говорят, совсем плоха стала. Старики, из тех, кто по одному, почти и не жив никто. Община, как смогла... дак им же детишек кормить, и свои старики... Эх... Ангрид сам уже на охоту... подрос младшой! Да только не родят наши леса совсем, эх, как Насодж прошел, так и не родят! Будто прокляли! А земля каменистая, теперича только на стада надежа, да на баркасы рыболовные!