Маргарет стала очень бледной; она не была больна, но стала какой-то прозрачной. Что это? Плохое питание? Отсутствие ультрафиолетовых лучей? А может быть, постоянная жара уничтожила в ней красные кровяные шарики? До сих пор она не страдала приступами лихорадки, и мы приписывали это систематическому приему хинина. Однако возможно, что фунты проглоченного хинина привели к этой бледности (несмотря на первоначальные запугивания, мы обе сохранили все зубы).

Спасла ли ежедневная доза хинина Маргарет от малярии?

Когда в конце нашего путешествия мы приехали на Яву, где нет малярии, Маргарет прекратила прием хинина. Три месяца мы прожили на побережье, а потом переехали в горы. Не прожив и месяца в этом значительно более прохладном месте, Маргарет тяжело заболела. Возможно, она привезла зародыши малярии с Новой Гвинеи, а может быть, она подхватила болезнь на Яве, вопреки всеобщим утверждениям, что малярия здесь отсутствует. Не исключено, что какой-нибудь ни в чем неповинный местный комар укусил меня, а потом заразил Маргарет. Может быть, болезнь Маргарет вовсе и не была малярией. Китайский врач говорил, что это малярия, но я не очень этому верила. Так или иначе, но Маргарет болела гораздо тяжелее меня и более продолжительно. А когда она перестала подшучивать над своим состоянием, меня охватило беспокойство.

Говоря о себе, должна отметить, что меня мучило ощущение глубокого противоречия между неудачей, постигшей наши первоначальные замыслы, и многообещающими надеждами на будущее. Мы располагали более чем тридцатью портретами меланезийцев, значительным числом эскизов и свыше чем сотней тщательно исполненных рисунков. Используя имевшиеся эскизы, я могла бы написать не менее десятка крупных полотен.

Меня смущало не малое количество и не качество работ в их нынешнем состоянии. Я сделала все, что было возможно, но все же этого было недостаточно. С огорчением я видела, что мне не удалось передать ряда особенностей моих моделей, и я очень хорошо знала, чего именно недостает моим картинам. В них не было той естественной связи, которая существует между туземцами и окружающей их родной обстановкой. Нигде в мире, в том числе и у нас в Америке, я не видела такой гармонии между людьми и их окружением. Казалось, что здесь люлька сделана точно по мерке младенца. Это было видно по тому, как естественно выглядели коричневые тела туземцев среди пальм, как замечательно сливались они воедино с разрисованной тенями землей, как трудно было разглядеть людей, если они молчали. Это было видно по тому, как непринужденно держался меланезиец в своем выдолбленном из целого бревна каноэ, с какой легкостью это бревно скользило по прозрачной воде.

Казалось, что все это различные формы единой сущности. Но больше всего это проявлялось в непередаваемой средствами живописи слаженности общественной жизни в деревнях, отношений людей между собой, их философии, порожденной условиями жизни в диких зарослях, на берегу океана. Я пыталась запечатлеть этот гармонический фон, но люди оставались вне этого фона, не сливаясь с ним органически. Может быть, это объясняется излишней погоней за точностью изображения самой модели.

Крайне трудно было отрешиться от предвзятой мысли, что эти каннибалы и охотники за черепами — дикари, хотя мы отправились в путешествие с твердым намерением изобразить не дикарей, а полноправные человеческие существа. Несмотря на это, туземцы продолжали оставаться для нас чуждыми любопытными диковинками, но чем больше мы отдалялись от наших моделей, тем более понятными и симпатичными и во всяком случае человечными они нам казались.

Возможно, что мое настроение вообще характерно для художника, так как почти всегда чувствуешь, что мог бы сделать лучше, если бы подходил к сюжету несколько по-иному.

Что ж, настало время для проверки собственных возможностей, и на этом основывались все мои надежды. Восточное побережье Папуа было чисто меланезийским, и здесь я получила все возможности многое восполнить, включая изображение бананового дерева, папайи, саговой и бетелевой пальм. Теперь я вспомнила, что у меня нет даже символа этих островов — кокосовой пальмы. Оставалось еще многое сделать, чтобы получить полную картину Меланезии, и я вполне серьезно поблагодарила святого Христофора за то, что он привел меня сюда, вместо того чтобы направить домой. Я получила возможность закончить работу, если считать, что подобная работа вообще может быть когда-либо законченной.

Написанные мною попутно портреты белых людей едва ли можно считать творческим достижением экспедиции. За исключением некоторых портретов, написанных в Рабауле, они изображают людей, у которых мы останавливались, и в какой-то мере мы ими оплачивали гостеприимство наших хозяев.

Содержимое металлической коробки из-под сигарет, словно сказочный ковер-самолет, пронесло нас по всем Соломоновым островам, а портреты белых людей дали нам возможность совершить путешествие из Сан-Франциско, минуя Южный полюс, до Новой Гвинеи, и это было солидным достижением для небольшой, но видавшей виды металлической коробки, хотя на это ушло целых два года.