Поток людей двигался мимо продавцов чая, которые сидели на обочине со своими спиртовками и оловянными чашками. Они предлагали всем желающим ароматный напиток и безмятежно улыбались прохожим. Всего в паре миль находился знаменитый вокзал Виктория с каменными куполами, башенками и стрельчатыми арками, как у кафедральных соборов. Завтра Нерис сядет на поезд, следующий на север, а Миртл вернется в Дели. В эту минуту Нерис осознавала, что она полюбила Индию, все ее прекрасные и отталкивающие черты. Она будет скучать по этой земле. Нерис быстро взяла себя в руки и достала из сумки сверток. Она развернула материю и показала Миртл кашемировую шаль.
— Я хотела отдать ее Кэролайн до отплытия, но не было подходящего момента.
— Да, она погружена в свое горе, — согласилась Миртл.
Кэролайн считала дочь погибшей, а кашемировая шаль напоминала об утрате и пробуждала в ней чувство вины.
— Хорошо, я сама сохраню ее для Захры, — решила Нерис.
— Договорились.
Миртл хотела, чтобы подруга наконец смирилась со смертью девочки, Райнера и Приты. В конце концов, какая еще причина могла бы заставить Райнера так долго молчать? Но пока ее старания не принесли никакого результата, и Миртл решила, что лучше оставить все как есть и что со временем Нерис смирится с потерей.
— Давай немного побалуем себя и закажем по лимонаду, — предложила она.
Нерис улыбнулась:
— Давай.
В ее сумочке лежал коричневый конверт с драгоценной прядкой. О нем не знала даже Миртл. Это был ее талисман, напоминание о маленькой девочке, которая бежала к ней, радостно крича: «Несс! Несс!»
Озеро блестело, как огромное зеркало. Эван и Нерис намеревались на шикаре отправиться в Сады Шалимана — можно было не экономить, все равно это был их последний вечер в Кашмирской долине.
Книги Эвана, большинство предметов мебели и кухонная утварь были тщательно упакованы и приготовлены к отправке в Уэльс. Дорожные сумки и корзины с провизией они возьмут с собой в автобус, который довезет их до конца дороги, там их должен подобрать караван, они погрузят свои вещи на спины пони и начнут долгий переход из Кашмирской долины через перевал Зоджи-Ла в Ладакх.
Было только начало августа, но листья чинара уже окрасились в желтый цвет и холмы заволокла фиолетовая дымка лаванды. К старому городу незаметно подкрадывалась осень. Они вышли на террасу и в последний раз посмотрели на места, на некоторое время ставшие им домом. По озеру во всех направлениях, как маленькие жучки-водомерки, шныряли лодки. Яркими зелеными пятнами выделялись плавучие сады и медлительные плоты, груженные свежими овощами и фруктами. И над всем этим нависали серые горы, исполосованные темно-фиолетовыми ущельями.
У Эвана снова случился приступ кашля. В этом году он сильно болел, и Нерис волновалась, хватил ли у него сил на долгое путешествие.
— Не беспокойся обо мне, — только и сказал он, когда Нерис однажды решилась поднять эту тему.
Она посмотрела на его профиль. Эван выглядел таким же сосредоточенным и угрюмым, как и во время кропотливой работы над книгами в миссии. Как всегда, у него был изнуренный вид, правда, он был уже не таким бледным, как раньше, благодаря регулярным поездкам на велосипеде. Он, как всегда застенчивый и неловкий, был дорог ее сердцу. Эван почувствовал ее взгляд и резко обернулся. Сказал, что нужно обсудить несколько вопросов с Джонсом. Нерис кивнула. Они вместе спустились по лестнице. Она нежно взяла мужа за руку и легонько сжала ее.
Когда они вышли на причал, к ним ринулась целая флотилия шикар. Усилился неприятный запах застоявшейся воды. Забравшись в шикару, они уселись на мягкие подушки в тени занавесок с цветочным узором. Во рту появился неприятный привкус озерной воды. Лодочник оттолкнул шикару от причала. Нерис обратила внимание на то, что он держит весло близко к груди. На середине озера лодочник стал энергичнее работать веслом. Похожее на лист весло оставляло на воде мимолетный след в виде сердечка. Острый нож воспоминаний вонзился в сердце. Прошло три месяца с тех пор, как Райнер и Захра исчезли из города, растворились без следа. Нерис душили слезы, но она быстро справилась с эмоциями. Ей не хотелось плакать в последний вечер, который она проведет в этом прекрасном месте. Слишком много она нашла и потеряла здесь. Нерис отвернулась, чтобы Эван не видел ее лица, и посмотрела на дальней берег озера, где тускло светились огни плавучих домов.
Глава 17
Крошечный огонек синего пламени, казалось, не выживет на сильном ветру. Возле него, согнувшись в три погибели, сидел мужчина. Он держал над горелкой котелок с куском снега. Проклятый снег все не таял. Рядом, укрывшись за баррикадой из рюкзаков, лежал его товарищ. Буря трепала тонкий брезент палатки. В один миг палатка надулась, как легкие, которые набирают воздух, а потом с треском сложилась. Попытки перекричать ветер и снова поставить палатку отняли у них последние силы.
Через час они нагрели достаточно воды, чтобы получилось по кружке растворимого супа. Один из мужчин держал в руках две драгоценные кружки с теплым питьем, а его товарищ решил, прежде чем поесть, закрепить палатку. Внутрь залетал снег, простых колышков и якорей было недостаточно, чтобы удержать ее на месте. Вокруг не было и намека на жизнь, они понимали, что в такую бурю помощи не будет, а спуститься было невозможно. Истощение и высота мешали мыслить трезво. Мужчина как мог укрепил палатку.
Они сгорбились над супом.
— Сколько времени?
— Пятнадцать минут седьмого.
С тех пор как Мартин Бруннер и его спутник вышли из крошечного лагеря, прошло тридцать шесть часов. Сейчас они находились на высоте двадцать тысяч футов, на пять тысяч футов выше стационарной базы альпинистов у подножья ледника Ракхиот. Несколько дней назад три альпиниста и самые сильные проводники-шерпы начали долгое и мучительное восхождение на Нангапарбат. В середине июля то и дело налетали затяжные бури. Каждый день валил снег. Под толщей льда исчезали веревки и крепления, пропадали тщательно вырубленные во льду ступени.
Утром предыдущего дня Мартин и Пасанг Пемба вышли из лагеря, чтобы разведать скальное образование, известное как Голова мавра. Уродливый камень преграждал путь к седловине и вершине, которая была прямо за ней. Из-за облачности они не могли даже рассмотреть вершину в бинокль. Но вчера они проснулись под ясным небом, величественная гора сияла перед ними во всем своем ледяном великолепии.
— Нужно идти, — сказал Мартин Пасангу.
Они были самой сильной парой в экспедиции. Взяв минимальный запас пищи и самое необходимое снаряжение, они хотели подняться на валун и оценить, насколько труден путь к вершине, затем вернуться в лагерь и как следует подготовиться к финальному штурму горы. Остальные альпинисты должны были подняться по их следам и обустроить лагерь под Головой. Мартин пообещал американским компаньонам, что вернутся они вечером того же дня. Мужчины отправились вверх по склону. Их ледорубы яростно вгрызались в лед. Через несколько часов они превратились в две черные точки на бескрайнем белом полотне, а потом и вовсе пропали из виду. К полудню вокруг солнца начал образовываться зловещий нимб. Ветер усилился и нагнал облаков. Мужчины, оставшиеся в лагере, с тревогой наблюдали за склоном, пока ветер, холод и снег не заставили их забраться в палатку. Они ждали всю ночь и следующий день, но никто не появился. Буря набирала силу. Они не могли отступить, бросив товарищей на верную погибель, но не могли и двигаться вперед. Один из альпинистов страдал от болей в груди, у него случались приступы горной болезни. Старшему группы следовало принять решение.
У Бруннера и шерпы теперь не было ни еды, ни снаряжения. У них не было и палатки — ее разорвал ветер. Вторую ночь под открытым небом, на морозе и под сильным снегопадом, они просто не переживут. Буря разыгралась не на шутку, погода продолжала портиться, им нужно думать о том, как спуститься вниз, на базу. Им повезет, если они смогут туда добраться. О спасательной экспедиции и речи не могло быть. Уже никто не сомневался, что Мартин Бруннер и Пасанг Пемба стали очередными жертвами Нангапарбата. Он вспомнил совет американского консула — не брать на себя риски, которые могут иметь катастрофические последствия. В первую очередь консул думал о политических последствиях — американские граждане не должны быть причастны к трагическим событиям, иначе все альпинистское движение в этом регионе окажется под угрозой. И его, руководителя экспедиции, история запомнит не как безрассудного сорвиголову, а как профессионала, которому просто не повезло. Но случай Мартина Бруннера не вписывался в политические рамки.