Взглянув на жену, на ее широкополую шляпу, с которой она не расставалась и в которой, похоже, собиралась спать, я вздохнул:

— Да, весело начинается путешествие.

Когда вода закипела, вернулись Наталья с Кукой. Наталья принялась за ужин, а Кука стал нанизывать грибы на нитки и развешивать у огня.

Наигравшись в бадминтон, Котел с Галиной, весело перекликаясь, совершили небольшой заплыв, потом долго обтирались, одевались и, наконец, включив магнитофон, подошли к костру.

Уплетая ужин. Котел то и дело подмигивал мне и вовсю расхваливал сытную еду Натальи:

— Очень умело ты, Натали, готовишь на костре! В тебе сноровка путешественницы. И бусы у тебя красивые. В некотором смысле.

Он всегда хвалил женские украшения и они сияли от удовольствия, не понимали дурехи, что подобные комплименты — фальшивая штука. И Наталья, ясное дело, не исключение. Она вся зарделась. Предложила женщинам готовить попеременно, ввести овощные дни и разгрузочные, то есть пить один чай.

— Противно слушать, — подтолкнула меня Валентина. — Только и говорит о еде.

Котел уловил реплику моей жены и прозрачно намекнул Валентине, что он и от нее ждет проявлений кулинарных способностей и тут же, хитрый лис, стал выспрашивать о ее шмотках. Валентина оживилась, подсела к нему, начала что-то объяснять — от ее озноба не осталось и следа, ее голос приобрел бархатные нотки. Они беседовали, прямо как две подружки, честное слово. Не подумайте, что я ревновал, ни в коем случае. Я был, как всегда, спокоен, а вот Галина вышла из себя:

— Если бы ты был так внимателен к собственной жене, — зло проговорила она и ушла в свою палатку.

Котел стушевался и заспешил за ней.

Когда костер стал затухать, мы тоже разбрелись по палаткам. Укладываясь, Валентина что-то бормотала про жен моих друзей, одну называла «кухаркой», другую — «истеричкой», ворчала, что спать на жестком — только уродовать фигуру; просила меня встать пораньше, вскипятить ей воду, потому что умываться в реке она не собиралась; потом ей захотелось «стаканчик прохладного шипящего лимонада»…

Когда мы с Валентиной проснулись, Наталья уже варганила завтрак, а Кука собирал в пакеты высохшие у костра грибы. Пока мы одевались, Галина в своей палатке затянула песню, и Котел стал ей подпевать. А я подумал: «Наверно, Галина поет чаще, чем моя жена».

После завтрака то к Куке, то к Котлу стали подходить наши жены и нашептывать, как вы догадываетесь, свои обиды. Кука отмахнулся от женщин, взял удочку и спустился к реке. Котел сделал вид, что слушает, с серьезным видом кивал и хмурился, но украдкой включил магнитофон и сосредоточился на музыке. Потом сослался на колики в животе, взял надувной матрац и заспешил к Куке. Тогда женщины кинулись ко мне. Первой подскочила Наталья и, чуть не плача, заявила:

— Мне надоело все делать за них. Скажи им, чтобы они тоже готовили. Я вся прокоптела у костра, а они… Одна только ракеткой машет да книжки почитывает, да еще Саше глазки строит. А твоя Валька только загорает, красится, да купальниками выпендривается.

— Она еще не сориентировалась, — пытался я оправдать жену.

Потом меня подловила Галина и с некоторым вызовом сказала:

— Не думала, что твоя Валька такая нахалка. Только задницей вертит и пристает к чужим мужчинам. Тоже мне стройняшка! И Наташка хороша гусыня! Одна жратва на уме. Посудомойка несчастная! Никаких интеллектуальных бесед! С ними отупеть можно.

— Все будет, все будет, — в замешательстве успокоил я разгоряченную супругу Котла.

Последней подошла Валентина.

— Ты не знаешь, почему Галька на меня косится? И Наташка что-то дуется? Какие-то противные обе. И чего я с вами поехала?!

Я поморщился, меня уже стали раздражать наши туристочки, их бабские сплетни. Посмотрев вниз на берег, я увидел, что мои друзья преспокойно покуривают на матраце. Я спустился к ним и вздохнул:

— Говорил вам, не стоит их брать.

— А ты не лезь в их дела. Сами разберутся, — посоветовал Кука. — Посмотри лучше, какая вокруг красотища.

— Давайте собираться, да поплыли дальше, — сказал я.

— Успеем, — протянул Котел. — Куда торопиться? Давай ложись, послушаем музыку и поговорим о чем-нибудь возвышенном.

Я прилег, стал смотреть на травы, в которых по своим делам спешили жуки и ящерки; у самой воды пробежала трясогузка с пучком травы в клюве — всюду шла своя жизнь. Шурша крыльями, размашисто пересек берег ворон — по травам пробежала тень и сразу копошение в травах затихло. «Все постоянно начеку, — подумал я. — Кругом: на земле, в воздухе, в воде идет ежеминутная борьба за жизнь, за жизненное пространство. И надо же, у людей тоже. И что, не могут поделить?» Вы, ребята, когда-нибудь задумывались над этим?

Как бы подтверждая мои мысли, на поляне раздались визг и крики. Мы повскакали с мест, подумали, что медведь напал на наших красавиц, но поднявшись увидели заключительную стадию распада женского коллектива: между нашими женами происходила настоящая потасовка: Галина топтала шляпу моей жены, а Валентина вцепилась в кофту жены Котла и на обоих половником замахивалась Наталья. Все трое оскорбляли друг друга и напоминали сумасшедших, которых раньше времени выписали из больницы.

— Послушайте, что говорит эта дрянь! — срывающимся голосом обратилась к нам Валентина, когда мы их разняли. — Что я иду за Валерием, когда он идет за водой! Какая наглость! За кого она меня принимает?! Видеть ее не могу! Сейчас же уеду! — с глазами полными слез Валентина бросилась в палатку и судорожно начала собирать вещи.

— Сделай одолжение, гадючка! — вскрикнула, сжав кулаки Галина и, недовольно сопя, уже тише добавила: — Вертихвостка с тонким силуэтом! Мизинца моего не стоит, а еще что-то корчит из себя.

— Проводи меня на электричку! — резким тоном сказала мне жена, когда я влез под наше брезентовое укрытие.

Мое сердце заколотилось чуть сильнее, чем обычно, но я не стал отговаривать жену, втайне даже обрадовался, что больше не буду выслушивать ее причитания.

— Черт меня дернул поехать с вами, — слишком воодушевленно сказала Валентина по пути к станции. — Эта идиотка! Хамка! И как Валерий с ней живет?! Распустил ее не знаю до чего… А Наташка халда… И эти палатки, и кастрюли грязные, и комары. Только дуралеи тратят отпуск на реке. Очень надо нюхать бензин! Поеду лучше в Прибалтику, к морю.

Когда я возвращался со станции, яркий день был в самом разгаре и настроение у меня стало как нельзя лучше.

Котел с Кукой уже демонтировали лагерь и погрузили вещи в катер. Недолго думая, мы отчалили. Поредевшая часть нашей женской команды снова устроилась в каюте, но пребывала в тягостном молчании. Галина уже ничего не читала, на ее лице играла едкая усмешка — нескрываемое счастье от чужого несчастья. Наталья забросила кроссворды и туповато смотрела в пустоту. Прошло всего полчаса, как из каюты до нас донеслись слова перебранки:

— Ты ничего не понимаешь! Несешь дребедень!

— Нет, это ты ничего не понимаешь!

Наконец, в кокпит выскочила красная от возбуждения Галина и громко заявила, указывая на появившуюся впереди пристань:

— Высадите меня там. Я вспомнила, в Тарусе отдыхают мои знакомые. Поеду к ним. Там интеллигентное общество, музыканты, писатели. Там эстетика, положительные эмоции, а здесь я зачахну.

Котел попытался свести к шутке разрушительный настрой жены, но она его грубо оборвала:

— Я не могу общаться с этой тупицей, — она кивнула на каюту.

Кука обиделся за супругу, засопел, надулся и перешел на нос катера.

— Неотесанный губошлеп! — бросила ему вслед острая на язык Галина, и я замер, дожидаясь своей очереди, но Котел опередил события:

— Правильно, дорогая. В Тарусе гораздо интереснее. В смысле общества, — и, усиливая свою позицию, добавил: — Там эмоции переполнят твое сердце, там духовной пищи в изобилии. Чайник, рули к причалу! Посмотрим расписание «Зари».

Речной трамвай «Заря» шел в сторону Оки только через час и все это время Котел с Галиной покуривали на пристани и, как ни в чем не бывало, слушали магнитофон. А когда «Заря» подошла, Котел невероятно тепло, даже сердечно попрощался с женой и развеселый вернулся к нам.