Стив Конноли стоит, засунув руки в карманы и широко расставив ноги, и выглядит так, будто никакому урагану его с места не сдвинуть. Харди вдруг живо представляет себе, как по-дурацки он будет выглядеть, если его сейчас кто-нибудь увидит. Кто-то из полицейского участка. Или один из Латимеров. Господи, а если вдруг вернулась Карен Уайт? Мысль об этом просто невыносима.

— Вы были последним человеком, от которого я мог ждать звонка, — говорит Стив.

— Ну, вас уже, наверное, ничего не удивит, — говорит Харди. Его сарказм — это скорее рефлекс, с которым он ничего поделать не может.

— Очень смешно, — говорит Стив. — Никогда такого раньше не слыхал. Что вам нужно?

— Дело Латимера, — говорит он, где-то внутри ощущая тяжелый удар, как человек упавший с высоты на дно каменистого ущелья. — Мое время на исходе. Если у вас есть что-нибудь, дайте мне это прямо сейчас.

Конноли даже не старается скрыть своего удивления.

— Ну, спасибо вам. Это к вопросу о времени. — К чести Стива нужно сказать, что он не злорадствует. И смотрит Харди прямо в глаза. — Послушайте, то послание от Дэнни, насчет того, что убийца близок к их дому… Это показалось мне самым сильным аргументом.

Харди приходится перейти на крик, чтобы перекричать встречный ветер.

— Что это означает? Близко географически? Или родственники, друзья? Что?

— Я этого не знаю, — признается Конноли. — Просто имейте это в виду, не игнорируйте.

— Докажите мне, что вы не болтун, несущий ахинею.

Теперь серьезность Конноли сменяется возмущением.

— Я уже дал вам кое-какие доказательства. Я сказал, что она прощает вас за кулон.

Харди пытается прогнать видение, которое вызывает слово «кулон». Это лицо Шарлотты Гиллеспи с фотографии из газет.

— Я сказал вам, а вы сделали вид, что не обратили на это внимания.

Харди на мгновение теряется, но затем система его верований берет верх. Этот мутный деляга изучает язык жестов, так они и работают. И это вовсе не значит, что Конноли знает его больное место.

— И что это должно означать? — с вызовом бросает он.

— Вы сами уже знаете, — говорит Конноли. — Я же вижу. Я понятия не имею, что это значит, я получаю информацию фрагментами. И это я получил про вас… а еще, что вы бывали здесь раньше.

Этот наугад брошенный дартс неожиданно попадает точно в яблочко, и Харди не успевает вовремя скрыть, насколько это его шокировало. Ни одна живая душа не знает о его первом визите в Бродчёрч.

— И это так и было! — В голосе Конноли слышатся одновременно и радость, и злость. — Так вы все-таки были здесь раньше. Я оказался прав, верно?

Харди уже не верит сам себе, чтобы что-то ответить, поэтому просто смотрит в море. Сегодня в нем нет ни капли тепла, только холодные синие и серые тени. Даже солнце стало снежно-белым. Внезапно он уже не в состоянии выносить взгляда Конноли, это слишком для него. Он разворачивается и уходит, пока еще может идти, оставляя торжествующего Конноли на набережной.

Харди замечает стоящего перед полицейским участком Олли Стивенса, и желудок его тоскливо сжимается. Сейчас он не может общаться с прессой. Впрочем, ощущение это нельзя назвать взаимным, поскольку Олли, едва заметив его, выпрямляется и щелкает ручкой, которую уже успел вытащить из бокового кармана.

— Нет, — говорит Харди. Он не может представить себе какой-то вопрос от Олли, который требовал бы от него другого ответа.

— Должно быть, вы чувствуете себя уже лучше, раз сбежали из больницы.

Да какого черта? Для городка, в котором столько мрачных тайн, здесь поразительным образом не находится места для приватности отдельного человека. Харди хватает Олли за руку и оттаскивает его от двери участка.

— Послушайте, я не хочу вас подставлять. Честно, — говорит Олли, размахивая журналистским блокнотом, как белым флагом.

Харди не отпускает его руку, но хватка его слабеет с каждой секундой. Только удивление или, может быть, какое-то латентное уважение к представителям закона удерживает Олли от того, чтобы вырваться.

— Так чего же вы хотите? — спрашивает Харди.

— Эксклюзивного интервью.

Глава 54

В рассказе Сьюзен Райт по-прежнему остаются пробелы, а у Элли всего несколько часов до того момента, когда нужно будет выдвигать обвинение. Это еще не конец света: у нее есть выбор, что предъявить Сьюзен, однако она предпочла бы выудить факты, давя на нее как можно меньше. Солнце поджигает только один стеклянный квадрат в допросной — это значит, что только что закончился обеденный перерыв.

— С этим-то я и борюсь. — Ее слова заглушают громкое урчание в голодном желудке. — Я знаю эти скалы. Просто так гуляя с собакой, вы не могли заглянуть с них вниз, не подойдя к самому краю обрыва, а значит, вы не могли увидеть оттуда тело Дэнни. Не тот угол. И то, что вы нам рассказываете, — не вся правда. Так что подумайте еще раз, в противном случае я предъявлю вам обвинение в создании препятствий расследованию убийства.

Сьюзен бесстрастна.

— Я ничего не видела.

— Точно так же, как вы не видели, что вытворяет ваш муж?

Этот удар ниже пояса попадает в цель. Сьюзен медленно отворачивается. Элли наклоняется в сторону, чтобы поймать ее взгляд. На этот раз она не даст той увильнуть.

— Вы гуляли как раз в то время, когда на пляж принесли тело Дэнни. Что вы там видели?

Сьюзен поднимает глаза к потолку, словно молится, хотя губы ее не шевелятся. Однако она, похоже, находит там какой-то ответ, потому что, когда снова поворачивается к Элли лицом, на нем уже нет прежнего вызывающего выражения.

— Я не была на обрыве, я была на пляже.

Понижение интонации к концу фразы выдает облегчение, которое испытывает Сьюзен. Наконец-то появляется ощущение признания, которого до сих пор не было.

— Я видела, как к берегу причалила лодка. Маленькая такая. Как весельная шлюпка, только с мотором сзади.

Сердце Элли глухо и больно бьется в груди.

— Сколько человек было на борту?

— Один. Один мужчина.

— Что он делал?

Сознание Элли назойливо жужжит: почему, почему, что происходит? Она настолько увлечена поиском какого-то подтекста, что рискует потерять основную нить.

— Он вытащил из лодки тело мальчика. Положил его на пляже. Затем снова сел в лодку и уплыл на запад.

— Вы узнали человека, который оставил тело Дэнни на берегу?

Сьюзен снова начинает размеренно кивать. Некоторое время это единственное движение во всей комнате для допросов.

— Да, узнала, — наконец говорит она. — Он называет себя Найджелом. Работает с отцом Дэнни.

Он называет себя Найджелом. Это странный оборот речи, но у Элли нет времени на то, чтобы анализировать услышанное. Она прокручивает в памяти это лето, пытаясь вспомнить, видела ли она когда-нибудь Сьюзен и Найджела хотя бы в одном месте, не говоря уже о том, чтобы видеть, как они разговаривали.

— Вы, вероятно, хорошо знаете Найджела, раз узнали его ночью, да еще и на расстоянии. Когда вы видели его в последний раз?

— Несколько недель назад. — Голос ее становится хриплым. — Он приходил в мой трейлер. У него был арбалет. Он угрожал убить меня.

«Интересно, какое сейчас у меня лицо?» — думает Элли. Потому что такого она не ожидала. Она бы знала, если бы у Найджа был арбалет. Уж не наговаривает ли Сьюзен на него, чтобы увести их от чего-то другого? Ведь не секрет, что он был близок к Дэнни, и до этого его уже допрашивали в полиции.

— О’кей. Зачем он это сделал?

— Ему не нравилось то, что я говорила.

— А что именно вы говорили?

— Я уже не помню.

Она снова потеряла ее. Элли изо всех сил старается сдержаться, чтобы не закричать. Если Сьюзен поймет всю глубину ее отчаяния, она тоже может бросить все это.

— Вы не помните, что такого сказали, отчего человек пригрозил застрелить вас из арбалета?