Местный контингент не голодает по женскому телу. На базе есть бардак… кхм… место, где мужчина может сбросить напряжение. Вольнонаёмные женщины все стерильны с рождения. Без этого условия их просто не наймут. Здоровы. Проверяют их ежедневно. Чисто вымыты, ухожены и привлекательны. Просмотрела ассортимент… Вполне-вполне. Даже консул может воспользоваться. Учту. Через два года мне можно озаботиться потомством… А мужу надо будет удовлетворять свои потребности. Так вот: незачем бегать на сторону! Всё есть дома! Ещё одну Лолу я не потерплю! Только не Вителлий Север! Пусть ходит по шлюхам… кхм… пользуется услугами профессионалок! Мне так спокойнее.
Затронула эту тему в очередное посещение консула. Мне вообще непонятно, как можно при таком уровне вооружения тянуть войну столько времени. У меня возникает ощущение, что военные нашли предлог реконструировать внутрипланетные войны. Может быть, они ещё и мечами воюют? В общем, спросила. На свою голову. Поскольку я в этот момент находилась в преимущественном положении, так как была сверху, то у меня даже строгий взгляд получился. Первое, что сделал мой муж, – лишил меня преимущества. Ага, уложил на обе лопатки. Полюбовался, успокоился.
– Кариссима, не слишком ли рано ты поднимаешь вопрос о продолжении рода? Пройдут два года, тогда будем думать.
– Я не понимаю, как при таком уровне вооружения можно тянуть войну столько времени.
– Кариссима… Занимайся своими платьями. Или коврами, или ещё какой-нибудь ерундой. И не лезь в военные дела. Они не для женщин.
Слёзы навернулись на глаза. Смаргиваю их, а они стекают по вискам. Молчу. Потому что боюсь расплакаться от обиды. Вителлий Север не любит плачущих женщин. А я не хочу, чтобы он ушёл. Он сказал, что останется до завтра…
– Отвечу тебе, кариссима. Насчёт уровня вооружения. Можно за пару дней превратить спорные миры, которые сейчас переходят из рук в руки, в непригодные для жизни обломки. Легко! Но тактика выжженной земли в космических масштабах бессмысленна. Надо объяснять почему?
Отвожу глаза от мужа. Стыдно. Щёки горят. Уши тоже.
– В прошлый раз война длилась семь лет. Я закончил её легатом-прим.
– В первом эшелоне карьеру делают быстро, Вителлий Север. Я знаю.
– Показываешь когти?
Весёлое удивление… Потом меня хватают и уносят в термы к бассейну. Одеждой не заморачиваются. Домочадцы уже привыкли. И во время посещений консулом своего поместья мы с ним остаёмся одни во всём доме. А поначалу Бланка возмущалась, а девчонки с визгом отворачивались к стене. Вителлию Северу абсолютно безразличны как возмущение, так и смущение прислуги. Патрицианское воспитание…
Весь следующий год муж прилетал на побывку раз в месяц. Я начала привыкать к войне. Пережитый с Императором «прекрасный год» отучил меня спрашивать о ком-либо. Вот и теперь… Не спрашиваю. Конечно, я кроме Вителлия Севера, никого и не вижу. Но всё равно обратила внимание, как из его рассказов исчезло несколько имён. Молчу… Не буду спрашивать…
Сегодня прибыли в гости отец с Юлией. Юлия посещала меня и раньше, но папуля осчастливил прибытием впервые со дня свадьбы. Последний раз мы виделись в его поместье, когда он чуть ли не за шкирку вышвырнул меня в дом мужа. Когда я прилетала туда на ройхе… Папуля обошёл дом, службы, погулял в парке… Мог бы и детей взять с собой. Конечно, каникулы отменены. В связи с военным положением процесс обучения непрерывен. Но один-то день можно было детям дать? И тревога сжала сердце. Смотрю на отца… Стараюсь не комкать столу и ни за что не цепляться. Призываю на помощь «дорогую мамочку».
Патриций Кассий Агриппа не отводит взгляда. С его точки зрения ничего необычного не произошло. Всё логично… Война…
– Ты поняла правильно, дочь. Корабль консула Луция Вителлия Севера вчера не вернулся из боя.
– Нет… Я бы почувствовала! Нет!
Молча смотрит на патриция «дорогая мамочка». Это я внутри неё кричу, корчась на полу, царапая своё горло, потому что нечем дышать, обливаясь слезами и кровью… Юлия обнимает меня… Легко прикасаюсь к её руке… Не сжать пальцы… Держаться… Благородный Кассий Агриппа ещё не всё сказал.
– Через десять месяцев ты выйдешь замуж, дочь. Выбор у тебя большой. Но если ты не определишься… Я сам подберу тебе мужа. Ты должна исполнять свой долг чистокровной носительницы генетической линии.
Вдох, выдох… Спокойно… Расслабить горло… Надо отвечать. Отвечать разумно. Другого ответа отец не услышит.
– Срок отдыха закончится через четырнадцать месяцев, отец. Раньше я замуж не выйду.
– Разумно… Что ж… Собирайся. Поедешь с нами.
– Благодарю, что беспокоишься обо мне, отец. Я буду жить в поместье Вителлия Севера. Со мной есть кому побыть… Ты говорил с Вителлием Флавианом?
– Мой младший внук расстроен, но он всё понимает. Марий опекает его. Ты умно сделала, что подружила их, дочь.
– Спасибо, отец.
Мы ещё о чём-то говорили… Я благодарила… Отказывалась от опеки… Благодарила… Наконец-то распрощались. Вошла в дом, держа спину прямо. Мне теперь нельзя демонстрировать своё настроение. Отец наверняка подключился к системе наблюдения. Исключительно с целью позаботиться обо мне. Побыть собой я смогу только в кабинете мужа. Он изолирован от наблюдения. Но и туда я не могу заходить слишком часто. Сейчас психологи анализируют каждое моё движение.
Я не помню, как прошёл этот год. Я застыла во льду. Вокруг меня жили, двигались люди. Менялись времена года. А я жила только в кабинете мужа. Один час в сутки. Я всё ещё надеюсь, что он вернётся. Корабль не взорвался. Он просто не вернулся. А уловить сигнал в хаосе после обстрела невозможно. Поэтому я цепляюсь за мысль, что им удалось где-нибудь сесть. Спросила у отца в очередное его посещение, существует ли вероятность, что они попали в плен. Благородный Кассий Агриппа грустно улыбнулся…
– Я не отвечу, дочь. Не знаю. Я даже не знаю, берут ли они пленных.
– Но ты же воевал с ними, отец!
– Сто восемьдесят лет назад.
– Прости, отец. Я доставляю тебе столько беспокойства.
– Ты моя дочь.
Сегодня я вошла в кабинет мужа с целью разобрать записи. Отец сказал, что заберёт архив консула. Обещал скопировать для меня некоторые личные записи. Вот я и разбираю. Выхожу из кабинета только перекусить. Распорядок дня ломать нельзя. В кабинете обедать – тоже. Взяла с собой яблоко. А оно укатилось. И я лазаю под столом, пытаясь дотянуться. Пришло в голову воспользоваться чем-нибудь, чтобы подкатить упрямый фрукт. Полезла обратно, зацепилась столой за тумбу, подёргала аккуратно туда-сюда, стараясь не разорвать тонкую ткань.
Тумба покачнулась и начала утапливаться в полу. Сижу под столом, боюсь вылезать. Ну, она в общем вошла в пол сантиметров на пять. Просто медленно. Выглянув из-под стола, я увидела открытый проём в другую комнату. Архив? Ещё один? Запись о посещении мира Альмейн я так и не нашла. Может, там? Думаю на ходу, вылезая на четвереньках, и стараясь ни за что не задеть. И входить страшно. Закроется плита, и всё. А у меня дети. Ага. И долг чистокровной носительницы бла-бла-бла… Вспомнила, как делают лезущие в подвалы. Сняла с себя паллу, положила её в проёме. Так, чтобы она осталась в кабинете, если плита закроется.
Вошла в дверь, включилось автоматическое освещение, и я увидела себя. Нет. Это не зеркало. Потому что той, идущей навстречу мне по парку Резервации, было двенадцать лет. А на другом голоэкране – пятнадцать, а на следующем – семнадцать. И я отправляюсь выполнять свой первый контракт. Сейчас, с высоты прожитых лет, я вижу всё по-другому. Я вижу, что патриций Марий использует каждую возможность дотронуться до меня. Он прикасался ко мне, обращая моё внимание на какие-то детали ландшафта, рассказывая о своём поместье, пытаясь рассмешить. А смотрел, как ребёнок на огромное мороженое. «Это всё мне?! Правда-правда?» А благородная Калерия всё больше каменела лицом, продолжая любезно улыбаться… Следующий экран… Мне двадцать один год. Легат Флавий выводит меня, держа за руку. Вот это восприятие не изменилось. Он не отпускал мою руку, как будто опасался, что я исчезну. Следующий экран… мне двадцать пять. Мы идём с Сигмой-два, держась за руки и улыбаясь. И следующий… Мне двадцать шесть. Я вхожу в здание портальной станции… Крамольная запись с юбкой-солнце. И эпизод с тем, как я подбираю под себя ноги, испугавшись волчьего взгляда легата-прим. И ещё… И снова…