– Пожалуйста! – Адвокат поднял руку. – Позвольте мне закончить. Провал памяти, случившийся у мистера Дрисколла, ничем нельзя оправдать. Но он был искренне убежден, что видел в руках у Нийи Тормик свой пиджак…
– Это был мой пиджак, – бросил Ладлоу. – Он в точности такой же, как и у мистера Дрисколла. Посмотрите и убедитесь, он и сейчас на мне.
– Понятно. Ну что ж, отлично. Это все объясняет. Ваш пиджак находился в том же шкафчике?
– Нет, в соседнем, – строгим тоном поправил Ладлоу. – Но мистеру Дрисколлу следовало бы знать, что прежде чем бросаться столь убийственными обвинениями…
– Конечно, следовало, – снова согласился адвокат. – Его нельзя оправдать даже тем, что оба пиджака похожи как две капли воды. Вот почему я настаивал, чтобы мистер Дрисколл все-таки пришел сюда и извинился перед мисс Тормик о присутствии всех вас. Понятно, что ему не очень хотелось это делать. Он чувствует себя в высшей степени смущенным и униженным. – Адвокат взглянул на своего клиента. – Так как же?
Дрисколл, сжав в руках носовой платок, посмотрел в лицо Нийе Тормик.
– Я прошу у вас прощения, – пробормотал он. – Мне очень жаль… – Неожиданно он сорвался на крик: – Конечно, мне очень жаль, черт побери!
Кто-то хихикнул.
– Еще бы не жаль, – свирепо сказал Никола Милтан. – Да вы могли погубить нас обеих – и мисс Тормик, и меня вместе с ней.
– Я знаю. Я же сказал, что мне очень жаль, и я прошу прощения у вас и у мисс Тормик.
Адвокат вставил мягко и добродушно:
– Я надеюсь, мисс Тормик… смеем ли мы надеяться на какие-то ваши изъявления… того, что вы простили мистера Дрисколла? Э-э… может, в виде какой-то расписки? – Он вытащил из кармана конверт. – Видите ли, я подумал, что и вам в равной степени пригодилось бы письменное извинение мистера Дрисколла в поддержку сделанного им сейчас устно, и я его тоже захватил с собой, – он достал из конверта лист бумаги, – а также и вашу расписку, там буквально одна-две фразы, просто описание случившегося – я уверен, вы не откажетесь, в свою очередь, подписать такую бумагу…
– Минутку. – Это я вылез с репликой. – Мисс Тормик здесь представляю я.
Право, стоило посмотреть, как он разом насторожился и нахохлился.
– Кто вы, сэр? – резко спросил он. – Адвокат?
– Нет-нет, я не адвокат, но говорю по-английски и представляю интересы мисс Тормик, и мы с вами находимся не в суде. Она ничего подписывать не станет.
– Но, дорогой сэр, отчего же? Это всего лишь формаль…
– В том-то и дело. А что если Милтан злоупотребит случившимся скандалом, хотя ее вины тут нет, и она лишится работы? Или вдруг ваша бумажонка пойдет гулять повсюду, что ей тогда делать? Никаких расписок!
– Что до меня, – вставил Милтан, – то у меня нет ни малейшего намерения увольнять мисс Тормик. Но я полностью согласен с тем, что ничего подписывать ей не нужно, Я и так вполне убежден, что у нее нет желания чинить неприятности мистеру Дрисколлу. – Говоря это, он посмотрел на Нийю.
Та наконец-то открыла рот:
– Ни малейшего. – Говорила она на редкость безжизненно, если учесть, что она только что избавилась от опасности оказаться за решеткой за воровство. Девушка казалась такой безучастной, словно ее мысли витали где-то далеко. – Я не собираюсь чинить никаких неприятностей.
Адвокат сверлил ее взглядом.
– Но, мисс Тормик, если так, вы не станете возражать против того, чтобы подписать…
– Черт возьми, оставьте ее в покое! – перебил адвоката его собственный клиент. Дрисколл уставился на него и выпалил: – Пропади пропадом все адвокаты! Если бы у меня поначалу не сдали нервы, я бы лучше пришел сюда один! – Он перевел взгляд на Милтана. – Но ведь я извинился! Я же сказал, мне очень жаль! Чертовски жаль! Мне здесь так нравится, Я все толстел и толстел, уже много лет. Я уже просто жирный, черт побери! Я смеялся над всякими упражнениями, школами здоровья и дурацкими играми, в которых разные каланчи, под стать небоскребам, бросаются мячом и скачут верхом на лошадях, а тут я сам в первый раз стал заниматься до седьмого пота всякими потехами – когда пришел сюда! Фехтовальщик я, наверное, негодный, но фехтование мне нравится! Мне наплевать, подпишет мисс Тормик бумагу или нет. Я хочу, чтобы мы с Милтаном остались добрыми друзьями! – Он повернулся к Карле. – Мисс Лофхен! Я и вас хочу считать своим другом! Я знаю, мисс Тормик – ваша подруга, и я веду себя как последний болван. Да я и есть последний болван. Скажите, вы будете фехтовать со мной? Я хочу сказать – прямо сейчас!
Кто-то тихо заржал. Люди зашевелились. Адвокат величественно молчал. Карла ответила:
– Я работаю на мистера Милтана и делаю то, что он скажет.
Милтан повел себя дипломатом и сказал что-то примирительное – ясно, мистера Дрисколла не выгонят из школы, где он наконец обрел любимую потеху. Я отошел на задний план. К Нийе с тонкой улыбкой приблизился давешний неандерталец без подбородка – имени его я не расслышал, – светловолосый малый с тонкими губами и выступающим носом. Все время, что длилось разбирательство, он или стоял, или, чеканя шаг, ходил по комнате туда-сюда. Видимо, он сказал Нийе что-то приятное, а да ним то же самое проделал Дональд Барретт. Затем к Нийе, пройдя через весь кабинет, приблизилась миссис Милтан и дружески похлопала ее по плечу, а потом подошел Перси Ладлоу. С минуту они о чем-то поговорили, после чего она, оставив его, направилась в мою сторону.
Я ухмыльнулся ей:
– Что ж, представление просто превосходное. Надеюсь, вы ничего не имели против моего вмешательства? Ниро Вульф никогда не разрешает своим клиентам ничего подписывать, разве что чек об оплате его услуг.
– Ничего. Я подошла попрощаться. У меня сейчас урок фехтования с мистером Ладлоу. Спасибо, что пришли.
– Ваши глаза так и сверкают.
– Мои глаза? По-моему, они всегда блестят.
– Вашему отцу передать от вас что-нибудь?
– Сейчас, думаю, не стоит.
– Вообще-то вам не мешало бы забежать к нему, чтобы сказать «привет».
– Забегу как-нибудь. Ну, оревуар.
– Счастливо.
Развернувшись, она угодила прямо в лапы адвоката, который велеречиво извинился перед ней, а затем обратился ко мне:
– Можно узнать ваше имя, сэр?
Я назвался. Он повторил вслед за мной:
– Арчи Гудвин. Спасибо. Если позволите спросить, в качестве кого вы представляете мисс Тормик?
Я разозлился.
– Слушайте, – ответил я ему, – хочу сразу оговорить, что у адвоката есть право на жизнь, но, уверен, даже когда он преставится, в его гроб ни один червь не полезет – ведь сделай он это, как его тут же заставят что-нибудь подписать. Вам не удалось заполучить подпись на ту бумажонку, так что я опасаюсь, как бы у вас не случилось нервного срыва. Дайте-ка ее мне.
Он по-прежнему сжимал в руке конверт, и в ответ на мои слова извлек из него документ и протянул мне. С первого взгляда мне стало ясно, что его «одна-две фразы, просто рассказывающие о случившемся», на деле обернулись целыми пятью абзацами, под завязку напичканными юридическими терминами. Я вынул ручку и над пунктирной линией внизу страницы вывел быстрым росчерком: «Королева Виктория».
– Вот, – сказал я, сунул ему бумажку и отошел прочь, пока он не успел опомниться. Все-таки величавость очень замедляет реакцию.
Кабинет почти опустел. Жена Милтана стояла возле письменного стола и разговаривала с Белиндой Рид. Карла Лофхен и остальные исчезли – наверное, девушка отправилась предоставлять богатому толстяку возможность насладиться любимой забавой. Пока я доставал с вешалки свое пальто и шляпу и пятился к коридору и дальше – к выходу из здания, я размышлял о том, что, видно, Дрисколл должен быть звездой в фехтовании.
Мои часы показывали без четверти шесть. Вульф еще наверняка торчит в оранжерее, и хотя он не очень-то любил, когда его беспокоили во время возни с орхидеями, я счел, что мой звонок к работе не относится – дело-то семейное, как-никак. Я заглянул в ближайшую аптеку, уединился в телефонной будке и набрал наш домашний номер.