Такой суммой лорд Уилмот не располагал. Из-за этого и вышла задержка, ибо им пришлось связаться с одним лондонским купцом, который и обеспечил их недостающими деньгами. Теперь Уилмот ожидает своего короля в городке Брайтхелмстоун на южном побережье, милях в пятнадцати от Чичестера. Они смогут сесть на корабль, как только прибудет Его Величество.

Карл воспрял духом:

— Выезжаем немедленно!

В своей комнате он застал Джулиана, упаковывавшего вещи короля. Весть, что они тотчас выезжают, воодушевила лорда.

— Я уже собрал ваши пожитки, сир. А лошади стоят под седлом.

Когда они спускались, Карл невольно обратил внимание, что в руках Джулиана лишь один узелок, и полюбопытствовал, где вещи самого лорда.

— Мне лестно, сир, что ваше внимание ко мне простирается вплоть до таких мелочей. Увы, здесь я бессилен. Эта глупая Долли куда-то запропастилась, а ведь именно она прибирала в моей комнате. Надеюсь, мы окажемся в иных условиях прежде, чем я начну страдать из-за отсутствия свежего воротничка или чистой рубашки.

Да, Джулиан прав, скоро все будет по-другому!

И все же во дворе им пришлось немного замешкаться. Все обитатели замка вышли проститься с гостями, один из которых — эта весть быстро распространилась среди слуг — был королем Карлом Стюартом. Они глядели на него… так глядели, словно увидели только впервые, а не обращались с милым «мистером Трентоном» изо дня в день.

Карл был тронут. У него для каждого нашлось слово: пошутил с охранниками, что не сможет сразу вернуть им проигранные этой ночью деньги; супругам Шепстон пожелал поскорее женить сына Ральфа; хорошенькую Китти ущипнул за щечку и спросил, где ее подружка Долл. Девушка вся зарделась и смущенно пролепетала, что Долл глупая гусыня и еще не раз пожалеет, что не простилась с Его Величеством.

Карл подошел к Рэйчел и справился, где полковник Гаррисон. Девушка ответила, что он отбыл из замка, желая удостовериться, что солдаты майора Верни не надумают вернуться, а в случае осложнений — задержать их.

— Вам надо уезжать, сир, — тихо сказала она, не сводя с короля своих темных глаз газели. Она держалась с той же скромной прямотой, какая и ранее так очаровывала короля. Рэйчел спокойно кивнула, когда Карл попросил ее передать полковнику Гаррисону изъявления благодарности.

С Джулианом Рэйчел обменялась безмолвными поклонами. Если эти двое что-то еще и чувствовали друг к другу, то никак этого не проявляли.

Король не спрашивал о Еве, а Рэйчел ничего не говорила, хотя заметила, что глаза короля с невольной тоской скользнули по высоким окнам. Когда он протянул девушке руку, она присела в низком реверансе и припала к ней губами.

— Да благословит Господь Ваше Величество и убережет от врагов.

— Спасибо, милая Рэйчел. Спасибо за все.

Где-то сбоку появилась всхлипывающая кухарка Сабина.

— Я как вспомню — вы таскали мне дрова… помогали растопить камин… Выходит, я теперь самая важная дама во всем королевстве.

В глазах короля сверкнули лукавые искры.

— Ваша стряпня, голубушка, была мне достойной платой за то, что я трудился на вас.

Толстуха заулыбалась сквозь застилавшие глаза слезы:

— Я тут вам кое-что испекла в дорогу. Пирожки с бараниной и луком, до каких, я заметила, вы столь охочи.

Она протянула Карлу узелок с еще теплыми пирожками.

Король хотел было отшутиться, но молчал. Он чувствовал ладонями тепло свежего теста. Его любили в Сент-Прайори. Он — король, его обязаны любить и почитать, однако в том, как вели себя с ним эти люди, чувствовалась любовь не из чувства долга. Да, здесь его любили… Он опять поглядел в сторону замка. Показалось ему или нет, что за одним из окон мелькнул женский силуэт?

Сван держал коней под уздцы, но именно Джулиан подвел серого коня к королю. Он был близок с Карлом все это время и не желал уступать свое место подле Его Величества никому. «Теперь, если судьба мне улыбнется, я должен буду одарить его», — с каким-то раздражением подумал король. Обычное для монарших особ нежелание быть обязанным кому бы то ни было у Карла подпитывалось еще и неприятным ощущением от радости в глазах Грэнтэма: уезжая, король и словом не обмолвился о Еве Робсарт.

И именно это повлияло на Карла. Уже вложив ногу в стремя, он вдруг передумал, резко повернулся и пошел к крыльцу. Джулиан догнал его уже на ступенях.

— Сир, вы не смеете… не должны!

Он явно опасался, что чувство короля к Еве Робсарт заставит его отступиться от доводов разума.

Карл смерил его холодным взглядом:

— Вы забываетесь, сэр! Что значит — я не смею? Такова моя воля!

Джулиан опешил. За время их скитаний Карл еще ни разу столь отчетливо не указывал на разницу меж ними. Джулиан Грэнтэм отступил и склонился в поклоне, пропуская короля.

В замке было до странности тихо, шаги короля гулко отдавались в сводчатых переходах. Приближаясь к башенке, где жила Ева, он пошел медленнее, стараясь не звякать шпорами о ступеньки. Придерживая шпагу, он поднялся по винтовой лестнице. Дверь в комнату Евы была полуоткрыта. Карл тихо остановился. Сначала он заметил Нэнси, возившуюся у одного из сундуков с пышными юбками Евы. Саму леди Карл увидел, чуть отойдя в сторону: она сидела у слабо горевшего камина, положив ножку на шары решетки. Возле нее лежали спаниели, один из них дремал у хозяйки на коленях. Ева сидела неподвижно, как изваяние, в черном платье с кружевной траурной накидкой на волосах. Карлу бросился в глаза ее тонкий профиль, бессильная рука на подлокотнике. Сердце его дрогнуло, когда он заметил, как в неверных отблесках пламени сверкнула скатившаяся по ее щеке слеза. Ева словно не замечала, что плачет; таким безмолвным отчаянием веяло от этой немой неподвижности Евы, такой маленькой и одинокой она казалась! Ему следовало уйти, но он продолжал стоять.

Спаниель на коленях Евы завозился и, увидев короля, соскочил на пол. Он кинулся к Карлу, радостно повизгивая, а за ним помчались и остальные. Они прыгали ему на ботфорты и ластились, энергично виляя маленькими хвостиками. Теперь и Нэнси увидела короля и слабо охнула. Карл сделал ей знак выйти, горничная повиновалась. Ева повернула к Карлу залитое слезами лицо и какое-то время глядела на него. Потом она быстро вытерла слезы и встала, горделиво вскинув голову; лишь руки, все еще нервно комкавшие платочек, выдавали ее волнение.

— Простите, сир, что не вышла проводить вас, но я ненавижу прощания.

В глазах Карла мелькнуло невольное восхищение: она держалась изо всех сил. От этого сердце его забилось какой-то странной, ноющей болью.

— Я оказался слабее вас, Ева, — не смог уехать, не попрощавшись.

Она старалась не глядеть на него.

— Куда лежит ваш путь?

— В Брайтхелмстоун. Это на побережье.

Она кивнула:

— Да, конечно. Дорога длинная, но я велела дать вашим лошадям двойную порцию овса, смоченную вином, теперь у них будет достаточно сил. Они смогут скакать без устали часов пять кряду, делая не менее пятнадцати миль в час.

— Ева…

— Всего доброго, сир. Уезжайте. А я… Я буду молиться за вас.

У Карла щемило сердце. Лучше бы он не приходил. С трудом проглотив ком в горле, он сказал:

— Итак, прощайте, леди Ева. И да снизойдет на вас благодать Господня.

Она выдавила слабую улыбку.

— Сейчас вы говорите, как пуританин.

Она еще пыталась шутить. Карл глядел на нее во все глаза и понимал, что подобной женщины в его жизни больше не будет. Будут другие… но не эта блистательная леди, достойная его и к тому же любящая. Ее желание избежать последней встречи окончательно убедило его в этом. Она давала ему свободу, прощала его… и отпускала.

— Ева…

— Что, сир?

Он вздохнул:

— Мы должны расстаться. Но каждый день я проживу, тоскуя о тебе.

Он сейчас сам верил в это. Она повернула к нему лицо, словно цветок к солнцу.

— Зачем вы мне это говорите?

Он молчал. Что ему было ответить? Он попросил ее руки, а потом поспешно отказался от нее. Да, теперь он понимал, что не может жениться на ней — ведь при таком попрании традиций королевского сана он должен был ожидать, что от него отвернутся все, кто в него верит. И все же… он любил ее.