Гюнни зажег сигарету и пустил дым вверх.

— Как дела, Ауси? Ты-то ходил посмотреть на здешних работниц?

Ауси покачал головой.

— Что это ты у нас закручинился? — спросил Лейфи. — Торчишь целый день на судне, все на свете просыпаешь. Я тебе скажу, как та старушка: «От того, кто спит весь век, никакого проку нет». Может, я, конечно, ошибаюсь.

Гюнни перевел взгляд на Лои.

— А у тебя как дела? Ходил в гости?

— Я вчера виделся с Лёйвей, — ответил Лои и, кстати, вспомнил о своих штанах.

Только бы не сболтнуть лишнего, не проговориться про ванну и носки. Теперь у них с Ауси была общая тайна.

— За Лабардана можно не беспокоиться, — сказал кок. — По части любовных дел он малый не промах, я сам вчера видел.

Лои вскинул взгляд на кока.

— Что ты выдумываешь?

— Выдумываю? А с какой это девчонкой ты вчера ля-ля разводил на сельдяном складе? Я все видел!..

Сделав большие глаза, Гюнни подтолкнул Лои в бок:

— Ну да? Ты правда завел шашни с девчонкой?

— Какие шашни? Просто она меня попросила сбегать в лавку, купить ей чернослива…

Ребята загоготали.

— Чернослива?! Что она собиралась с ним делать?

— У нее, бедняжки, плохо с желудком, — засмеялся Мюнди.

Лои даже не улыбнулся.

— Конечно, — подтвердил кок. — От стоячей работы всякое бывает. По-моему, они солят уже двое суток подряд, им даже в уборную некогда выйти!

Лои посмотрел на кока ненавидящими глазами:

— По крайней мере, они не скулят, как ты, чуть только на море появится зыбь!

— Ну дает парень, во стал отмачивать! — воскликнул кок и в знак уважения ущипнул Лои.

Когда «Слейпнир» встал под разгрузку, Ауси подозвал к себе Лои и попросил его:

— Будь добр, Лои, спустись в каюту и вытащи у меня из-под подушки сверточек. Я хочу, чтоб ты сбегал с ним к Лёйвей. И пожалуйста, никому про него не рассказывай.

Это огромная честь — быть гонцом между взрослыми мужчиной и женщиной, тем более когда знаешь, что раньше они были помолвлены. Мужчина ушел на промысел, а женщина в это время обручилась с другим. И неважно, несешь ли ты пакет с шерстяными носками или таинственный сверток, в котором, если его потрясти, что-то позвякивает — такое поручение во всех случаях связано с немалым риском, — важно, чтобы сверток попал по назначению, прежде чем про него разнюхают шпионы. Ведь если это произойдет, не только никто больше не будет доверять посланцу, но и из этих тайных сношений может ничего не получиться: примирение парочки сорвется, у мужчины появится новый косяк сельди, а женщину между тем уведет другой корабль.

Шпионов же в Рёйвархёбне хватает. Они замаскированы под матросов и рулевых, а потому нужно держать ухо востро со всеми, кто встречается на берегу. Вон посмеиваются, глядя на него, рабочие с жиротопни: не иначе как они о чем-то догадались. И женщины на разделочной площадке, забыв про работу, начинают при его приближении шушукаться. Остается только взять ноги в руки и пуститься наутек под всеми этими взглядами.

Когда Лои вошел в кухню к Лёйвей, там сидело двое незнакомых мужчин.

Лёйвей улыбнулась ему:

— А, наш морячок пришел! Что скажешь хорошего?

— Все прекрасно…

— Ты за своими штанами?

— Да… И еще… мне нужно поговорить с тобой…

— Пойдем в комнату, — пригласила она, распахивая дверь.

— Как? Ты уходишь? — возмутился один из мужчин.

— Нет-нет, я на минутку, — сказала она, затворяя за собой дверь.

Лои вытащил из-под фуфайки сверток:

— Это от Ауси…

Лёйвей присела со свертком на кровать. На лице ее появилось какое-то странное выражение. Она молча разглядывала пакет. Как быть, если она вдруг спросит, завел ли он зубную щетку? Можно, конечно, соврать, что щетка на «Слейпнире» и что пасту он тоже купил…

Засунув в рот палец, Лои принялся непроизвольно тереть зубы.

Лёйвей обеими руками притянула Лои к себе, усадила на колени и, как вчера, обняла его:

— Спасибо тебе, малыш…

В первую минуту ему стало неловко, оттого что его обнимают да еще укачивают, словно грудного младенца. Но мало-помалу он перестал стесняться и ощутил безмятежный покой. Грубоватые моряки отступили на задний план, и ему вспомнились ласковые материнские руки. Он чувствовал на щеке теплое дыхание Лёйвей.

— Милый наш морячок, — прошептала она, — возвращайся скорее домой, пока ты еще не стал взрослым.

— Почему?

— Иногда этот переход дается очень трудно, и хорошо иметь рядом людей, которые тебя понимают.

— Какой переход?

— От ребенка к взрослому. В одно прекрасное утро человек просыпается и вдруг обнаруживает, что за ночь все изменилось. Он сделался взрослым. Все его прежние слова и поступки приобретают теперь иную окраску, старые представления о мире больше не годятся. Он стремится начать новую жизнь, отбросить от себя прошлое. То, что было хорошо вчера, сегодня уже не подходит. Так было со мной. Я повзрослела в один день. И без колебаний отказалась от прежней мечты. Выбрала новую судьбу — как мне казалось, более подходящую для взрослой женщины, которой я стала.

— А потом?

— Потом я убедилась, что старыми мечтами не бросаются. Если человек однажды отрекается от своей мечты, ему уже никогда не обрести ее вновь.

Какое-то время Лои и Лёйвей сидели молча, погруженные каждый в свои мысли, потом он встал и начал прощаться.

Лёйвей вытащила из тумбочки лист бумаги.

— Подожди секунду.

Она написала на листке несколько строк. Лои стоял посреди комнаты и смотрел на нее.

— Пожалуйста, передай это Ауси.

— Хорошо… А ты не хочешь открыть сверток?

— Не сейчас. Я припрячу его до вечера.

На прощание она поцеловала Лои в щеку.

По дороге на судно ему опять пришлось иметь дело с невидимыми шпионами и убийцами, которые подстерегали его повсюду: за штабелями бочек, под причалом, даже на крышах домов. Кое-кто из них был вооружен пистолетом, и только очень отважный гонец мог невредимым пробраться сквозь град пуль, сыпавшихся вокруг.

— Я принес тебе письмо, — сказал Лои, отозвав Ауси в сторонку.

— Спасибо, дружок.

— Мы еще не разгрузились, не пора отчаливать?

— Нет, разгрузка движется медленно. Кстати, скоро сюда придет с полным грузом «Морская волна». Может, успеешь до выхода в море повидаться с Херманном.

Это была приятная новость. Лои не видел брата с тех пор, как они последний раз заходили в Дальвик. И хотя «Морской волне» тоже достался хороший улов, мальчика это сейчас не волновало: «Слейпнир» все равно опередил ее.

Лои неторопливо прошел к дальнему причалу и сел на связку сетей, приготовленных для починки. Тут только он вспомнил про брюки, которые Лёйвей собиралась для него выстирать.

Что теперь делать? Снова бежать к Лёйвей и признаваться, что он забыл штаны? Пожалуй, можно это отложить до следующего захода в Рёйвархёбн, решил Лои. На нем ведь совершенно чистые брюки, несколько недель он вполне ими обойдется.

Лои горделиво стоял на пирсе, когда пришвартовывалась «Морская волна», от носа до кормы заваленная сельдью. Херманн позвал Лои к себе в кубрик.

— Надо поговорить, — сказал он брату.

Этого-то Лои больше всего и боялся. Теперь Херманн наверняка отошлет его на попутной машине домой. Он, мол, и так слишком долго путешествует, мать вся извелась, да и команде «Слейпнира» он, конечно, в тягость: промысел сельди — не детское занятие…

Лои мгновенно придумал, как защищаться. Лои Кристинссон, скажет он Херманну, если тот будет настаивать на его возвращении, нанялся судовым матросом на все лето и ни в коем случае не может оставить «Слейпнир» без приказа капитана.

С побелевшим от волнения лицом Лои сел за стол в кубрике.

— Вы в один замет столько сельди взяли? — спросил он.

Херманн открыл шкаф, вытащил белую коробку:

— У меня тут для тебя посылочка от Деда Мороза. Подарок на день рождения.

Он поставил коробку перед Лои.