— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Нет, ты об этом знаешь. И я об этом знаю. Ты совершила по отношению к нам гнуснейшие поступки. Ты сядешь в тюрьму.

— С какой стати? У вас нет ничего, кроме подозрений. Ничего, кроме подозрений, предположений и сомнений, вызванных вашей личной трагедией.

— Ты сядешь в тюрьму, потому что я так хочу.

— Ты сошла с ума! Да, ты сумасшедшая. И поэтому болтаешь всякую чушь.

— Не смей говорить такое! — вмешалась Лаура. Ее лицо покраснело — то ли от гнева, то ли от стыда. — Бетти не была сумасшедшей, и мы с Вероникой тоже не сумасшедшие — ни она, ни я. Можешь пойти и сказать доктору Монтальво, что мы придем с ним поговорить. Будет интересно узнать, что за дерьмо он заставлял меня принимать в доме Лили.

— Время у нас не резиновое, дорогая Анна, и если ты сейчас же не расскажешь нам то, что мы хотим узнать, мы вернемся в твой дом и поболтаем с Сарой.

— Она вам не поверит.

— Это не имеет значения. Мы растрезвоним об этой истории, о ней узнают все. Кто-то поверит, что это правда, кто-то нет. Но ты вполне можешь представить, что тебя ждет!

Анна посмотрела направо, потом налево, словно собираясь с мыслями, и сложила свои изящные руки под подбородком.

— Я не имею к этому никакого отношения. Я привезла туда Бетти — вот и всё. Лишь потом я узнала, что акушерка — некая сестра Ребекка — была нечистой на руку.

— Быть нечистой на руку — это значит сказать матери, что ее ребенок умер, а затем продать его? — спросила Лаура.

Мне подумалось, что теперь она уже точно не захочет вернуться в дом Лили и снова работать в ее магазине.

— Такая формулировка звучит не… — начала было Анна.

— Не очень хорошо, да? — перебила ее я. — Формулируй, как хочешь, но мне кажется, что тебе не стоит выгораживать своих друзей, потому что уж они-то обвинят во всем тебя — как, например, это сделала Кэрол.

55

Лаура чувствует себя неловко

Когда мы пришли домой после нелегкого разговора с Анной — ставшего еще одним подтверждением того, что мы не сумасшедшие, — меня ждало записанное на автоответчик сообщение от парня, с которым я познакомилась в молодежном клубе, которого Вероника называла Жердью и которого в действительности звали Валентин. Это напомнило мне о том, что я уже больше месяца не общалась с Паскуалем по телефону и что с каждым днем мне все меньше и меньше хочется рассказать ему обо всем, что происходит со мной в последнее время, — главным образом потому, что он наверняка поначалу бы мне не поверил. Он считал, что раз уж работает в лаборатории со всякими там пробирками, то ему просто необходимо сомневаться во всем, что кажется хоть немножечко странным. Я раньше всегда восхищалась его жизнью в Париже, его работой в знаменитом институте, его блестящим будущим и очень гордилась тем, что он обратил свой взор на меня. Однако теперь реалии заключались в том, что я даже не вспоминала о нем в течение уже многих дней и даже недель — а особенно с тех пор, как увлеклась своей собственной жизнью. Никогда раньше я не имела такого большого значения для себя самой: я стала для себя важнее, чем Паскуаль, чем Лили, чем Грета и даже чем вся вселенная. Я узнала, что мама, которая, как я думала, родила меня на свет, на самом деле меня не рожала. Моя бабушка, как выяснилось, не была моей бабушкой, а магазин, который мне вроде бы предстояло получить по наследству, уже никогда не будет моим. Всего того, что, как мне казалось, у меня было, в действительности у меня не было. Моя двоюродная сестра Кэрол не была моей двоюродной сестрой, да и Альберто I с Альберто II не были моими родственниками. Анна не была тем, кем я ее считала. Я теперь могла быть уверенной только в себе самой и в том, что я умею что-то делать: умею танцевать, умею давать уроки балета, умею заниматься продажами. Открывшаяся мне правда уничтожила мой маленький мир, но отнюдь не меня саму. Мне уже не нужно было угождать Лили, и единственное, что мне теперь необходимо было знать, — это то, что хочу делать я сама.

Валентин — новый персонаж, появившийся в моей новой жизни, — попросил меня пойти с ним на свадьбу Матео, однако если бы я туда пошла, то тем самым предала бы Веронику — человека, который волею судьбы вел меня по темной пещере, в которую я по собственной воле никогда бы не зашла. Веронике довелось выполнить тяжкую работу по вытаскиванию меня из моей прежней жизни, а это было намного труднее, чем, скажем, вытащить кого-нибудь из глубокого, темного колодца или из пылающего дома. Она рисковала тем, что может ошибиться или что я стану ненавидеть ее за то, что она лишила меня обеспеченного будущего, заботящихся обо мне людей, денег, крыши над головой и прошлого, в которое я верила. Она сделала это не ради меня — она сделала это, чтобы как-то компенсировать своей матери те неприятные моменты, которые ей пришлось пережить из-за того, что она утратила свою первую дочь. Но как бы там ни было, Вероника была единственным человеком, которого я могла уважать, и поэтому решила сказать Валентину, чтобы он на меня не рассчитывал. Однако Вероника стала уговаривать меня пойти на эту свадьбу. Она сказала, что Матео может устроить очень интересную свадьбу, на которой мне понравится, и что она сама, пока я буду на свадьбе, сходит к нескольким своим клиенткам. Еще она сказала, что я слишком вежливая и тактичная и что мне пора начинать вести себя более грубо и напористо, а иначе на меня, как она выразилась, все будут мочиться и испражняться. Я была уверена, что она говорила так, чтобы разозлить меня и чтобы в результате этого мне не было ее жалко. Она сказала, что мне нужно отучиться стараться всем угодить, потому что далеко не все этого заслуживают.

Я была на два года ее старше, но она выглядела более взрослой, чем я. Тем не менее горького жизненного опыта было больше все же у меня: именно меня украли сразу после рождения, меня продали чужим людям, меня до недавнего времени обманывали.

Я надела зеленое бархатное платье Бетти, которое Вероника хранила вместе с другой ее одеждой, а поскольку оно было широковато для меня, то я стянула его на талии поясом. Затем я надела черные чулки Вероники и самые презентабельные из ее сапог. Я собрала волосы на затылке в хвост, надела норковую шубу, сделала макияж и накрасила губы не очень яркой карминной помадой «Ив Сен-Лоран», которая напомнила мне о губных помадах, которые дарила Анна.

Церемония бракосочетания проходила в церквушке, расположенной неподалеку от дома, в котором Матео и его невеста собирались жить и который находился в пятидесяти километрах от Мадрида. Невеста выглядела замечательно, но я подумала, что не стану рассказывать об этом Веронике. Я скажу ей, что Валентин в течение всей свадьбы отвлекал меня болтовней и поэтому я никого и ничего толком не разглядела. Хотя поначалу Вероника меня ни о чем расспрашивать и не будет, поскольку уверена, что Матео ей уже безразличен, но затем любопытство ее одолеет, и она наверняка в конце концов сама заговорит о свадьбе.

Свадебный банкет проходил в доме, в котором собирались жить молодожены. Там имелись тракторы, куры, огород и красивый конь, бегавший по огороженному участку. Дети Матео и его новоиспеченной жены наверняка будут чувствовать себя здесь невероятно счастливыми. После банкета Матео и его товарищи-музыканты устроили концерт, а мы с Валентином пошли прогуляться по полю и посмотреть на небо. Мы с ним абсолютно не разбирались в созвездиях и смогли найти лишь Большую и Малую Медведицу. Воздух был таким чистым, что у меня быстрее забилось сердце. Как же мне повезло, что довелось оказаться сейчас здесь, под молодой луной! Мы с Валентином поцеловались долгим поцелуем, после которого все стало каким-то другим. Начиная с этого момента он вошел в мою жизнь.

Я вернулась со свадьбы примерно в полдень следующего дня. Дом, в котором я жила раньше и в котором до сих пор находились мои вещи, с каждым днем казался мне все более и более далеким и чужим, а дом, в котором я жила сейчас, — все более близким и родным. Когда я вошла в него, Анхель делал себе бутерброд. Дон с радостным лаем бросился ко мне. Анхель не знал, где Вероника.