— Нет, знала. — Нориа улыбнулась еще шире. — Вы помните большой праздник перезахоронения усопших, фамадихана, который мы наблюдали по дороге в Амбохимангу? В этой деревне тоже почитают этот обычай, и я думаю, что когда Ракотовао спустя примерно десять лет собралась омыть и перезахоронить прах своего отца, она нашла жестяную банку и ее содержимое присвоила себе. Тайно, потому что она не имела права присваивать золото, которое ее отец получил в подарок от предков, самое большее, что она могла сделать — это построить для отца красивый надгробный памятник. И она не хотела, чтобы это каким-то образом выяснилось, поэтому всячески пыталась избавиться от нас.

— Но она не могла выдать нас, потому что до вчерашнего дня она думала, что я умру, все остальные уедут отсюда, и к ним вернется покой, — сказала Паула.

— В конце концов, не имеет значения, как это выяснилось, нам нужен план, который нас оправдает.

Вильнев посмотрел на кучу, которую солдаты соорудили из их пожитков.

— Сейчас они это подожгут, — объяснила Нориа. — У нас больше нет права на собственность, потому что мы так или иначе умрем.

«Я пережила смертный приговор не для того, чтобы умереть, — подумала Паула, — только не после этой ночи с Вильневом. Я должна поговорить с королевой и объяснить ей, что в действительности произошло, чтобы привлечь ее на нашу сторону. Но для этого мне нужны мои масла, их нельзя жечь, я должна этому помешать!»

Вильнев будто прочитал ее мысли, он подошел к куче и сел на нее.

— Тогда вам придется сначала сжечь меня!

Четыре солдата ринулись к нему, оттащили его от кучи, повалили на землю, ударили его так, что из его правой брови потекла кровь.

Паула вскрикнула и подбежала к нему, ей так хотелось к нему прикоснуться, но со связанными руками это было невозможно.

— Ничего страшного, — пробормотал Вильнев.

— Сколько можно! — заорала она. — Я сыта по горло этой страной! — завопила она еще громче. — Нориа, пожалуйста, переведи! Я проплыла через реку с крокодилами и пережила смертный приговор, а сейчас с меня довольно. Я прокляну каждого, кто причинит вред мне или кому-то из нас. Скажи им, это может повлечь за собой страшные последствия для них и их потомков, если они сожгут мои вещи, потому что это подарки моих предков! — Тяжело дыша, Паула остановилась. — И это мой ребенок! — Она указала на Нирину.

Солдаты посмотрели на нее.

— Нориа, скажи им, что ты сама видела.

Нориа покачала головой, но в ее глазах промелькнула искра.

— Это не понадобится.

Нориа указала ей на кучу, от которой только что оттащили Вильнева. Паула обернулась.

Она озадаченно смотрела на ту картину, которая предстала перед ними, и, несмотря на то что происходило, она не могла не улыбнуться, потому что на куче сидел лемур, который вчера прыгнул ей на плечи, он сидел и смотрел на нее своими большими глазами так, будто вся эта театральная пьеса была затеяна только для него. Солдаты шушукались друг с другом, затем Нориа сказала, что они ничего не будут сжигать и что им развяжут руки, если они поклянутся, что не сбегут.

Спустя несколько часов они уже направлялись в Амбохимангу, но на этот раз они были пленниками королевы, а не ее гостями.

46 Ветивер

Ветивер — так называют корень двухметровой травы Andropogon Muricatus Retz. Путем дистилляции корней ветивера получают эфирное ветиверовое масло. Оно довольно вязкое, темно-коричневого цвета и имеет интенсивный, приятный, напоминающий запах фиалкового корня аромат.

Дорога назад в Амбохимангу показалась Пауле намного более короткой, чем путь оттуда в деревню ее бабушки, что было связано не только с тем, что у солдат были пони, на которых пленных везли, когда они уже не могли идти дальше. По большей части это объяснялось тем, что Паула очень боялась того, что ее там ждет.

Вчера вечером они подошли к главным воротам, и там они, как обычно, поставили палатку Паулы, в которой с момента их плена жили все вместе: она, Нирина, Вильнев и Нориа.

Паула уже проснулась. Она, как и прежде, мало спала, и ее беспокойство передалось Нирине. Ребенок чувствовал, что происходит что-то ужасное.

Паула обратилась к страже возле ее палатки и попросила дать ей чай и молоко, но ей дали только горячую рисовую воду и разбавленное водой молоко для Нирины. После того как Нирина поел, проснулись Вильнев и Нориа.

— Я, должно быть, совсем сошла с ума. Что за дерзость — выдавать себя за посланников кайзера, — сказала она Вильневу.

— Мы все в этом участвовали, — сухо сказала Нориа.

Вильнев недоверчиво на нее посмотрел.

— Ты обо всем знала?

Как и Паула, он перешел с ней на «ты».

Паула вспомнила, как правдоподобно Нориа тогда отреагировала, она действительно искусно притворялась.

Нориа кивнула Вильневу.

— Я же рассказывала вам, что мы с Мортеном были заодно. Разумеется, мы не планировали такой масштабный обман. Это была идея Паулы, но я вас предупреждала о последствиях. Для нашего правительства это большое унижение — быть так обманутым иностранцами.

— Как и в любой другой стране, — сказал Вильнев. — Это действительно была невиданная дерзость с нашей стороны. Но, несмотря на это, мне очень хотелось бы знать, кто нас предал.

— Это совершенно не важно, нам стоит подумать, как выпутаться из этой ситуации, чтобы не пролилась кровь.

Паула умоляюще посмотрела на них, после чего Вильнев обнял ее, что даже в такой ситуации возбудило ее. Но Паула подавила в себе это приятное чувство, потому что речь шла только о том, чтобы люди не пострадали из-за нее.

— Ты понравилась королеве, — размышляла Нориа. — Мы должны это использовать.

— А если она вообще не захочет с нами говорить? Если нами будет заниматься премьер-министр?

— У нас должно все получиться. Придумай что-нибудь.

Они выпили немного рисовой воды, которую Паула никогда не любила, а за это время просто возненавидела.

Солдат заглянул в палатку и промычал какой-то приказ.

— Пора, — перевела Нориа, и ее лицо помрачнело. — Именно сегодня алацинаини, понедельник, а это черный день. День забот и споров. Пусть будет проклят тот, кто назначил для нас этот день.

Их протолкнули через главные ворота Амбохиманги, и Паула, у которой на спине был Нирина, с трудом поднималась ко дворцу в том темпе, который задали солдаты.

Было намного жарче, чем четыре недели назад, у нее дрожали ноги от напряжения, она потела, хотя здесь, наверху, веял легкий бриз, в котором ее нос улавливал сочетание гвоздики, померанцевых цветов и стиракса. Она снова почувствовала волшебство, свойственное этому месту, и вспомнила их разговор с Ласло. Хоть он и не верил в Бога, но говорил, что ощущал Его присутствие здесь. При этом он смотрел на нее со своей юношеской улыбкой. А теперь он был мертв.

Она остановилась, чтобы перевести дух, обернулась и посмотрела на находящийся внизу, дрожащий в лучах солнечного света пейзаж с пальмами и рисовыми террасами. Может быть, она действительно так обидела эту страну, что ее следует казнить и только кровь может смыть этот гнусный обман? «Нет, — подумала она, — должен быть способ спастись».

Когда они наконец подошли к священному инжирному дереву, их уже ждали. В отличие от прошлого раза, большая площадка не пустовала, в дальнем углу, который немного восходил вверх, стояли столы и десять стульев, и на этих стульях сидели справа и слева по четверо мужчин. Только два центральных места были еще свободны. Паула дрожала, несмотря на жару. Здесь заседал трибунал, который собирался казнить их за государственную измену. Пауле очень хотелось, чтобы в центре сидела королева и никто иной, а премьер-министра чтобы там не было.

Вильнев встал рядом с ней и взял ее за руку. Прежде чем он успел что-то сказать, к ним подошла Нориа и взяла Паулу за другую руку.

— Выглядит как настоящее судебное заседание, — удивленно прошептал Вильнев.

Нориа фыркнула.