И в это же мгновение во мраке пещеры Светик-камень вспыхнул другой фонарь и мелькнула еще одна тень. Поднялась и выросла она все из-за того же валуна, и обутые в ласты ноги, осторожно ступая по каменному полу, направились к возвышению в центре пещеры, где только что стоял мальчик. Ластоногий незнакомец открыл шкатулку — ослепительно блеснули при этом драгоценности, — тихо, совсем тихо рассмеялся, закрыл шкатулку и опустил ее в притороченный к поясу прорезиненный мешок…
Вернувшись в первую пещеру, Лешка мигом надел подводное снаряжение, привязал фал, вновь дернул за него дважды и погрузился в воду. Теперь, когда дело было сделано, он спешил поделиться переполнявшей его радостью с той, что нетерпеливо ждала его сейчас на берегу, — ему уже чудился новый поцелуй, на этот раз совсем не такой дружеский. Ведь он теперь герой! Лешка представил, как обнимет Сашу, повернет ее голову к себе, как…
И тут он потерял осторожность. Плывя знакомым подводным коридором, Лешка уже не старался, как прежде, держаться его середины, а позволил себе небольшую шалость — отталкиваться от одной стенки к другой. Между тем коридор этот становился все уже и уже. И вот тут случилось самое неприятное, что может произойти в подобной ситуации под водой: он внезапно почувствовал, что баллон его акваланга за что-то зацепился…
Лешка не мог видеть этого торчащего из каменной расщелины разлапистого древесного корня. Он просто попытался высвободиться, осторожно продвигаясь то вперед, то назад. Однако корень, словно лапа злобного чудовища, еще прочнее захватывал его в плен. Мальчик замер, в животе что-то заныло, мгновенно заболела голова. Что делать? Он попробовал было развернуться, но подводный коридор был слишком узок для такого маневра. Варианты возможного спасения с молниеносной скоростью промелькнули в его голове. Не оставалось ничего другого, как освободиться от баллона и выплыть налегке. Сколько там еще до выхода из коридора? Метров двадцать, а может, тридцать. Потом еще подъем на поверхность. Нет, одного — пусть даже во всю силу легких — глотка воздуха ему на это не хватит. Он задохнется, так и не выбравшись из этого тоннеля.
— Так, спокойно, спокойно, только не надо нервничать, — сказал себе Лешка.
Стараясь медленнее дышать, он поднес фонарь к подводным часам на руке: интересно, надолго ли ему хватит того, что осталось в баллоне? Пульс гремел где-то в висках, волнение мешало сосредоточиться и прикинуть хотя бы приблизительно, сколько воздуха было израсходовано и сколько еще осталось. Получалось, что остается совсем чуть-чуть…
И тогда Лешка натянул фал — ах, как не хотелось ему этого делать! — и трижды дернул за веревку.
Другой конец фала отозвался на берегу, в руках Саши, троекратным подергиванием.
— Три раза, — растерянно моргая, пробормотала она. — Это что? Это же «SOS». Ой, мамочка!
И, спохватившись, девочка вскочила и со всех ног помчалась в сторону лагеря…
Узник подводного тоннеля не мог слышать криков, с которыми просыпался по тревоге мирно спящий лагерь, не мог видеть, как в домиках на берегу озера, словно по цепочке, вспыхивал свет, как к озеру спешила помощь: Достоевский, Клон и инструкторы; следом за взрослыми бежали подростки.
— А ну, марш назад! — оборачиваясь, кричал им Достоевский. — Кому говорят? Нечего вам там делать!
Но те, будто не слыша, мчались к озеру. И впереди — Джейн, Илья, Асисяй и Леннон. Свет электрических фонариков рассекал темноту…
— Вот, вот здесь! — показывая на воду, кричала Саша. — Там вход в пещеру, такой вот… — жестикулировала она, — овальной формы! С козырьком!
— «Я с детства не любил овал, — бормотал Клон, натягивая на плечи акваланг, — я с детства угол рисовал…» Ну, что, я пошел?
— Нет, — неожиданно скомандовал Достоевский. — Стоп! Лучше я сам! Дайте мне этот, как его… акваланг!
— Олег, ты что? — в растерянности подскочил к нему Говорилыч. — Пусть он… он же профессионал!
— Сказал — сам, значит, сам! — твердил до крайности взволнованный Олег Иваныч. — Акваланг мне! Быстро!
Усевшись на прибрежный песок, он дрожащими руками начал натягивать на себя ласты.
Клон усмехнулся. Ему эта ситуация явно казалась забавной.
— Иваныч, приди в себя, — склонился к уху начальника лагеря завхоз. — Ты же никогда… ни разу в жизни…
— Не рассуждать! — рявкнул Достоевский. — Выполнять приказ! Я сам!!
— Пусть сам, — согласился Клон. — Пусть! Вот только его я потом со дна точно вытаскивать не полезу. Ясно?
— Олег, подумай! Если с тобой что случится, — нашептывал Достоевскому Плюшкин, — кто останется командовать спасением… и вообще?!
— Хорошо, — неожиданно уступил Достоевский и повернулся к инструкторам. — Иван, Сережа, Булат! Одевайтесь, пойдете с ним! Да скорее, скорее, ёш твою клеш, у пацана воздух на исходе!!!
Пока инструкторы впопыхах неумело надевали подводную амуницию, Клон ловко нацепил маску, подхватил страховочный фал и, опрокинувшись спиной назад, исчез под водой.
— Будешь за меня! — бросил Достоевский Плюшкину другой конец фала и, прежде чем тот успел что-то ответить, тоже натянул маску и обрушился под воду.
Плюшкин и ребята растерянно смотрели ему вслед.
— Господи, пронеси, — шептал Илья, украдкой осеняя себя крестным знамением. — Господи…
Ребята, сгрудившись, с тревогой всматривались в черную воду…
Используя в качестве ориентира Лешкин фал, Клон по узкому подводному коридору подплыл к неподвижному мальчику, чье лицо казалось безжизненным и бледным. Свет фонаря упал на циферблат прибора, показывающего уровень давления в баллоне — практически на нуле. Нельзя было медлить ни секунды. Клон вынул изо рта загубник своего акваланга, вставил его в рот мальчику, расстегнул на нем ремни крепления и рванул на себя. Еще через мгновение Клон плыл по коридору, увлекая мальчика за собой. А баллон так и остался насаженным на злополучный древесный корень…
Сколько может человек прожить не дыша? Минуту, редко — больше. Клону почудилось, что они плыли целую вечность. Лишенный воздуха, спасатель и сам начал задыхаться и терять силы. Казалось, еще немного — и он, и спасаемый останутся тут навсегда…
Но вот в свете фонарей появились еще двое аквалангистов — инструкторы, посланные Достоевским на выручку. Они подхватили Лешку и Клона и взмыли к спасительному воздуху…
Пять голов одновременно выскочили на поверхность, вызвав на берегу крики радости. С некоторым запозданием следом вынырнула и шестая — голова Достоевского. И менее чем через минуту мальчик со всей возможной поспешностью и бережностью был доставлен на берег…
Только оказавшись на суше, Достоевский почувствовал, как защемило сердце и стало трудно дышать, и зашелся в кашле.
Сменяя друг друга, искусственное дыхание мальчику делали врач Ким Ир Сен и инструкторы.
— Давай, давай! — массируя его грудную клетку, сквозь зубы цедил инструктор по стрельбе. — Шустрее! Давай! Кимовна, нажми ему на живот… вот так!
Но лицо Лешки оставалось неподвижным, абсолютно безжизненным, какого-то синего цвета… Казалось, это и не Лешка вовсе, а его искусно исполненная, неживая копия…
Илья тихо молился. Насмерть перепуганную Сашу била крупная дрожь, — она сама выглядела ничуть не лучше пострадавшего. Не находя себе места, она металась между группой, где откачивали Лешку, и Клоном…
Клон ничком лежал на песке у самой воды и, уткнувшись лбом в ладони, пытался отдышаться.
— Виктор Сергеевич! Хотите, я вам грудь разотру полотенцем? — стуча зубами, еле слышно предложила Саша.
Но Постников только махнул рукой в направлении, где откачивали Лешку: мол, иди туда!
Саша отошла к сбившейся в кучку батакакумбе.
— Мама, — схватившись за голову, шептала Джейн. — Не дышит… Мамочка, что же делать? А? Что делать?!
— Держите вот так, — показал зажатые в кулаки большие пальцы обеих рук Аси сяй. — Вот так!