Словно тьма объяла ее душу, приглушая все проблески чувств. Но однажды вечером вернувшийся после суда Раймунд понял: девочка изменилась. Мелисанда сидела за столом, когда он вошел в дом, и у него сразу возникло неясное ощущение, что в ней что-то не так. Казалось, изменились ее осанка, взгляд, выражение лица.

— Раймунд Магнус…

От звука ее голоса он чуть не выронил сверток с инструментами.

— Я долго думала…

Магнус сел рядом с ней, от радости у него даже слезы навернулись на глаза. Словно его девочка возродилась из мертвых.

— Я останусь с тобой и научусь твоему ремеслу. Когда я стану новым палачом Эсслингена, меня будут презирать все жители этого города. Но я готова смириться с этим, ибо настанет день, когда убийца моей семьи получит по заслугам. Тогда я открою всем свое истинное имя. И буду свободна. А до того дня, Раймунд Магнус, ты станешь моей семьей. Ты храбрый, добрый и умный, и я горжусь тем, что буду твоим… племянником.

У Раймунда от волнения не нашлось слов. Он молча встал и сжал девочку в объятиях.

С того дня она старательно делала все, чему он ее учил. Магнус чувствовал, что ей это дается нелегко, но Мелисанда никогда не жаловалась. Впервые оказавшись в пыточной, где она должна была помогать ему, Мелисанда побледнела так, что ее лицо стало цвета свежевыпавшего снега, однако рука, протянувшая ему раскаленные щипцы, не дрогнула.

Она плакала всего один раз за три года до того, как его хватил удар, вынудивший Мелисанду занять должность городского палача. Тогда она помогала ему допрашивать одного мальчишку, едва ли старше ее самой. Обвиняемый убил девочку, единственную дочь богатого ювелира. До последнего вздоха он утверждал, что это был несчастный случай, что девочка упала, что он не хотел причинить ей вреда. Тем вечером Мелисанда, не промолвив ни слова, ушла с кувшином вина в свою спальню, а ночью Раймунд услышал, как она рыдает, громко, с отчаянием. У него сердце разрывалось от жалости. Но на следующее утро Мелисанда сделала вид, что ничего не произошло, и только покрасневшие глаза выдавали ее. Он никогда не говорил с ней об этом. Да и что Магнус мог сказать? Она лучше других знала, что судьба бывает несправедлива.

Наконец-то дверь распахнулась. Гроза уже отбушевала, на небе краснело предзакатное солнце, и его лучи били в окно. Раймунд услышал шаги Мелисанды, узнал ее походку.

Войдя в дом, она повесила Нерту на балку и поцеловала отца в лоб.

— Прости, что задержалась. Ты, наверное, меня уже заждался.

Раймунд сжал ее ладонь, посмотрел в лицо. Взгляд девушки горел, под глазами пролегли темные круги. Раймунд заморгал, и Мелисанда поняла его вопрос.

— Да, ты прав. Кое-что случилось. Де Брюс пришел на казнь.

Раймунд с трудом сглотнул. Ему хотелось кричать, но с его губ сорвался только хрип.

Мелисанда опустила ладонь ему на грудь.

— Граф явился неожиданно, занес меч. Он не узнал меня, иначе меня бы тут не было. И если бы эшафот не было видно из города, я бы его не упустила. Он в тот же миг предстал бы перед Творцом.

Раймунд увидел, как ее глаза на мгновение просветлели, и нахмурился.

— Ты спрашиваешь, чего он хотел? — Мелисанда горько рассмеялась. — Ты не поверишь. Он хочет научиться у меня обезглавливанию. Сказал, что видел меня за работой и его это впечатлило. И что ему все равно, с кем показываться на людях. — Девушка погладила отца по голове. — Он спросил: «Ты, должно быть, удивлен, почему я хочу иметь дело с презреннейшим из презренных?» И расхохотался.

Раймунд дважды шевельнул пальцем.

— Ответа он не дождался, — продолжила Мелисанда и принялась мыть Раймунда. — Еще де Брюс хвалился, что, мол, он не такой напыщенный слабак, как все остальные. «Мужчина ценится по его мастерству, — заявил он. — И неважно, палач он или рыцарь». Затем он спросил, знаю ли я его. В ответ я покачала головой и, когда он гордо произнес: «Я Оттмар де Брюс, бургграф Адлербурга», — я даже бровью не повела. А он улыбнулся и говорит: «Все верно. Я вижу, что ты парень гордый, отважный и умелый. Я хочу у тебя учиться. Такого удара, каким ты отрубил приговоренному голову, мне никогда не доводилось видеть».

Мелисанда перевернула Раймунда на бок. Стиснув зубы, он терпел, пока она переодевала его, мыла, меняла простыни.

— Мы договорились о тренировках. — Мелисанда произнесла это словно невзначай, будто речь шла о ничего не значащей встрече.

Но Раймунда не так-то просто было обвести вокруг пальца. Он вновь посмотрел дочери в глаза, но девушка уставилась в пустоту.

— Мы встретимся через три дня. Если бы де Брюс знал, у кого хочет учиться обращению с мечом! Но он узнает. Узнает перед смертью. Вскоре все свершится.

Раймунд вскинул руку и схватил Мелисанду за плечо. Ему хотелось закричать: «Не делай этого! Он тебя убьет, ты и дернуться не успеешь!» Но он не мог произнести ни слова.

И все же Мелисанда понимала, о чем Магнус сейчас думает.

— Я сделаю это. Я должна. Он больше никогда не подойдет ко мне так близко. Сам Господь привел его ко мне, чтобы справедливость наконец-то восторжествовала.

У Раймунда слезы выступили на глазах.

Заметив это, Мелисанда обняла его и опустила голову ему на грудь.

— Не плачь, — тихо произнесла девушка. — Я буду жить, а де Брюс умрет. Я никогда не оставлю тебя в беде, даже после его смерти. Все будет выглядеть как несчастный случай. Ты научил меня пользоваться травами. И клинок Нерты принесет де Брюсу смерть. Не потому, что этот меч острее любого другого, а потому, что благодаря травам он попадет в смертельную ловушку. Я только задену де Брюса, оставлю на его коже крошечную царапину — такое бывает в пылу битвы. От этого граф умрет уже через день, дьявол заберет его душу. Никто не узнает, от чего именно он умер.

Мелисанда выпрямилась, но Раймунда ее слова не успокоили. Он схватил дочь за руку.

— Я уже не ребенок, помнишь? — Она высвободилась, и дрожащая рука Магнуса упала на покрывало. — Я — Мельхиор, палач Эсслингена! — Посмотрев на отца, девушка потупилась. — Мне и так нелегко, Раймунд. Думаешь, я не знаю, какой опасности нас подвергну? Но я принесла клятву. Я дала слово отомстить за мою семью. У меня нет выбора. Поэтому не надо все усложнять.

***

Вендель как раз собирался подать сигнал к отъезду, когда к его дому подскакал рыцарь в начищенных доспехах. Гонец из Вюртемберга? Что случилось? Может быть, началась война? У Венделя похолодело в желудке. Последняя большая война закончилась двадцать лет назад, и Вендель знал о ней только по рассказам отца. Тогда жители Ройтлингена огнем и мечом прошли по этим землям, сожгли дотла город Нуртинген и разрушили два замка.

Сейчас, невзирая на царивший в этих землях мир, вюртембержский нобилитет имел серьезные претензии к свободным городам. Вюртембержцы не только взимали со свободных городов налоги[21] и подати, но и пытались вмешиваться в их внутренние дела.

Так, наместник в Ахальме управлял и Ройтлингеном, что вызывало недовольство у многих горожан. Ходили слухи, что вскоре начнется новая война.

Венделю становилось не по себе от таких мыслей. Отправиться на войну? Кошмар, да и только. Вендель не был трусом. Ни в коем случае. Он в любое время бросился бы в бой, чтобы защитить свою семью или свой город. Нет, все было намного хуже. У него была тайна, которую никто не должен узнать.

— Вы виноторговец Эрхард Фюгер? — Голос гонца оторвал его от горестных раздумий.

— Я его сын Вендель. Что вам угодно, господин?

— Вы должны отправиться в Урах. Срочно требуется ваша помощь.

Вендель, извозчики и наемники недоуменно переглянулись. Урах подчинялся Вюртембергу, городок был небольшим, зато отличался выгодным расположением: через него проходил торговый путь из Страсбурга в Ульм и многие купцы останавливались там отдохнуть. Герцог Ульрих тоже часто ездил в Урах, и потому город был хорошо защищен: его окружали мощные крепостные стены, имелось много сторожевых башен и широкий ров. Кроме того, в городе всегда квартировалось небольшое войско. Что такого могло случиться, чтобы потребовалась помощь Фюгера?