Этот поступок удивляет меня и греет душу. Я и раньше подозревала, что в этих горах скрывается целая тайная сеть выживших, прикрывающих друг друга. Теперь же я в этом уверена. Никто не любит охотников. И никто не хочет, чтобы с ними такое произошло.

Следы охотников отчетливо видны, и я следую по ним, резко выворачивающим обратно на магистраль. Вскоре и я оказываюсь снова на 23 трассе и теперь вижу машины очень хорошо, всего метрах в пятистах впереди. Я еще больше сократила дистанцию. Я снова разгоняю байк на максимум, но и они поддают газу. Должно быть, они увидели нас. На старом, заржавевшем знаке написано: «Кайро – 2». Мы совсем близко к мосту. Всего несколько километров.

Здесь все более застроенно и мы пролетаем мимо разрушенных конструкций по обеим сторонам дороги. Заброшенные фабрики. Склады. Вытянутые вдоль шоссе торговые центры. Даже дома. Все здания одинаковые: выжженные, разграбленные, разрушенные. Здесь даже стоят заброшенные автомобили – просто остовы. Все выглядит так, будто в мире не осталось ничего рабочего.

На горизонте я вижу точку назначения: мост Рипа Ван Винкля. Небольшой мост, всего в две полосы, вместо перил – металлические балки. Мост перекинут через реку Гудзон и соединяет небольшой городок Катскилл на западе с большим городом Гудзон на востоке. Про мост мало кто знает; когда-то по нему переезжали местные жители, сейчас им пользуются только охотники. Он отлично подходит для их целей и ведет прямо к трассе 9, которая выводит их на дорогу Таконик-Стейт-Паркуэй, а километров через 150 они оказываются в самом сердце города. Это их важная артерия.

Но я потеряла слишком много времени – неважно, сколько я потрачу бензина, я уже не смогу их догнать. Я не смогу сразиться с ними на мосту. Тем не менее, разрыв сокращается, и если я наберу достаточно скорости, может быть, я догоню их раньше, чем они пересекут Гудзон.

У основания моста стоит заброшенная кабинка для сбора платы за проезд и машины должны выстраиваться в очередь в одну линию, чтобы пройти пропускной пункт. Когда-то здесь был шлагбаум, который не давал машинам проехать, но его уже давно выломали. Охотники за головами пролетают через узкий проезд, над которым висит знак, заржавевший и раскачивающийся на ветру: «Безналичный расчет».

Я следую за ними и въезжаю на мост, вдоль которого стоят покрытые ржавчиной уличные фонари – они уже много лет не работают, а металл, из которого они сделаны, уже погнулся и облез. Набрав скорость, я вдруг слышу визг тормозов одной из машин впереди. Я озадачена – не могу понять, что они хотят сделать. Неожиданно я вижу, что один из охотников выпрыгивает из машины, бросает что-то на дорогу, затем снова запрыгивает в машину и уносится прочь. Это помогает мне выиграть время. Я приблизилась к их машине, отставая всего на полкилометра, и похоже уже скоро догоню их. Я все еще не понимаю, зачем они останавливались – и что положили на дороге.

Неожиданно я смекаю – и вдавливаю тормоза.

– Что ты делаешь? – кричит Бен. – Почему ты останавливаешься?!

Но я игнорирую его и еще сильнее жму на тормоз. Торможение слишком резкое и байк, не получив сцепления с дорогой из-за снега, вертится, делая большие круги. К счастью, мост ограждают железные перила и мы просто врезаемся в них на полном ходу вместо того, чтобы нырнуть в заледеневшую реку.

Нас вышвыривает обратно на середину моста. Постепенно нам удается затормозить, скорость снижается и я надеюсь, что нам удастся затормозить вовремя. Потому что я теперь я поняла – правда, слишком поздно – что они бросили на дорогу.

Раздается взрыв. Небо пронизывает пламя из разорвавшейся бомбы.

Жаркая волна идет прямо на нас, летят осколки снарядов. Взрыв очень мощный, вокруг полыхает пламя, а взрывная волна настигает нас, и как торнадо отбрасывает назад. Я чувствую жар, обжигающий мою кожу даже сквозь одежду, – он охватил нас целиком. Сотни обломков снаряда отскакивают от моего шлема, громким эхом отзываясь в моей голове.

Бомба пробила в мосту такую большую дыру, что он раскололся надвое, а между двумя половинами теперь зияет метровая щель. Мы никак не сможем ее пересечь. А что еще хуже – мы скользим прямо в эту щель, под которой открывается обрыв в несколько десятков метров. Мне повезло, что я резко нажала на тормоз, когда до бомбы было еще метров пятьдесят. Но мотоцикл не перестает скользить, увлекая нас прямо в дыру.

Наконец, наша скорость падает до 50 километров в час, затем 30, 15… Но байк все равно не может полностью остановиться, скользя на льду, а вместе с ним скользим и мы прямо к центру моста – к зияющей пропасти.

Я вдавливаю тормоза со всей силой, на которую только способна, пробуя все способы. Но я понимаю, что нам уже ничто не поможет, и мы продолжаем неудержимо скользить к своей смерти.

Последняя моя мысль – это надежда на то, что смерть Бри будет лучше моей.

Часть II

Пять

5 метров… 3… 2… Мотоцикл замедляется и мы всего в нескольких метрах от пропасти. Я готовлюсь к падению, еще не вполне осознавая, что вот-вот умру.

Тут происходит нечто невероятное: я слышу звук тяжелого удара и меня бросает вперед, потому как мотоцикл неожиданно врезается во что-то и полностью останавливается. Кусок металла повредившегося от взрыва моста торчит вверх – он попал между спицами нашего переднего колеса.

Я в полном шоке сижу на мотоцикле. Я медленно гляжу вниз и сердце у меня обрывается, когда я замечаю, что вишу над обрывом, над краем пропасти. Подо мной ничего нет. В десятках метрах под собой я вижу белый лед Гудзона. Я удивляюсь тому, что еще до сих пор не упала.

Я поворачиваюсь и вижу, что вторая половина моего байка – коляска – все еще на мосту. Бен, который смотрит вниз так же ошарашено как я, все еще сидит в ней. Он потерял шлем где-то в пути и его щеки покрыты сажей и обожжены взрывом. Он смотрит на меня, затем в пропасть, затем снова на меня, не веря своим глазам, как будто поражаясь тому, что я еще жива.

Я понимаю, что его вес в коляске – это все, что удерживает меня на краю и не дает упасть. Если бы я не взяла его с собой, сейчас я была бы уже мертва.

Мне срочно нужно что-то сделать, пока мотоцикл не перевернулся окончательно. Медленно и осторожно я стаскиваю свое ноющее тело с сиденья и взбираюсь на коляску, прямо на Бена. Затем я перелезаю через него, встаю ногами на асфальт и медленно тяну на себя байк. Бен видит, что я делаю, вылезает и начинает помогать мне. Вместе мы втаскиваем висящее над пропастью колесо, и теперь мотоцикл снова стоит на земле в безопасности.

Бен смотрит на меня своими большими голубыми глазами, он выглядит так, будто только что прошел войну.

– Как ты узнала, что впереди бомба? – спрашивает он.

Я пожимаю плечами. Почему-то я просто это знала.

– Если бы ты не нажала на тормоз тогда, когда ты это сделала, мы были бы мертвы, – говорит он благодарно.

– Если бы ты не сидел в коляске, я была бы мертва, – отвечаю я.

Замечательно. Теперь мы оба обязаны друг другу.

Мы смотрим в пропасть. Я поднимаю глаза и вижу машины охотников за головами где-то вдалеке – они уже подъезжают к другому берегу реки.

– Что теперь? – спрашивает он.

Я лихорадочно оглядываюсь вокруг, взвешивая наши шансы. Снова смотрю на реку, которая совершенно белая от снега и льда. Смотрю вниз по реке, в поисках других мостов или переездов. Ничего нет.

В этот момент я понимаю, что нам нужно сделать. Это рискованно. Честно говоря, это скорее всего приведет нас к смерти. Но попробовать нужно. Я дала себе клятву. Я не могу опустить руки. Невзирая ни на что.

Я запрыгиваю обратно на мотоцикл. Бен следует за мной, усевшись в коляску. Я надеваю шлем и открываю забрало, развернувшись в направлении, откуда мы приехали.

– Куда ты едешь? – кричит Бен. – Нам не туда!

Я не обращаю на него внимания, мчась по мосту обратно на нашу сторону Гузона. Переехав мост, я поворачиваю налево на Спринг-стрит, направляясь в сторону Катскилла.