С левой стороны, когда вы едете на юг, — горы, типичная, с высохшей растительностью, бурая калифорнийская сьерра, простирающаяся на юг и восток. Изредка узкая грязная дорога отворачивает в пересеченную сельскую местность, но ни одна из таких дорог не выглядит действительно проходимой хоть на небольшое расстояние.

Поэтому я не был готов к тому, что, потеряв «ягуар» из виду далеко впереди и одолев неожиданный поворот в сторону моря, увижу Бонни. Она была в пятидесяти ярдах от меня и шла пешком. Шла по левой стороне шоссе в сторону Энсенады. На ней было то же легкое платье, которое она надела в доме Гретхен, и она несла сумочку, тяжело свисавшую с ее правой руки. Я не видел оставленной ею машины и понятия не имел, где она могла ее бросить.

Она не оглянулась, когда я приблизился, и не повернула головы, пока я не остановился рядом.

— Похоже, тебя надо подвезти, — сказал я.

Она спокойно посмотрела на меня карими глазами. Она тяжело дышала, как если бы недавно бежала.

— Ну вот, — сказала она, — вот и мистер Шофилд.

Она сказала это таким тоном, что у меня появилось нехорошее чувство — она предвидела, даже ждала моего появления.

— У меня кончился бензин, — сказала она.

— О-о, — протянул я. — Ты собиралась шагать до Энсенада?

Она и бровью не повела. Сумочку она держала обеими руками и смотрела вниз на дорогу.

— Нет, мистер Шофилд, я хотела возвращаться в Тихуану. Потом вспомнила, что ближе к Розарита. Поэтому я повернула.

— Где ты оставила машину?

Она неопределенно указала рукой на юг.

— Там, недалеко.

Итак, много времени пройти не могло. Я был не так уж далеко позади нее, и ей пришлось бежать, чтобы преодолеть это расстояние до места, где я ее нашел.

— Я мог бы дотянуть твою машину до Розарита, — сказал я. — Ты могла бы там заправиться.

— Хорошо бы.

— Ну, тогда садись.

Я открыл дверь, но она не торопилась садиться. Она посмотрела в одну сторону, потом в другую. Наконец, она направилась к машине. Я вышел ей помочь. Послышался звук, напоминавший неожиданный раскат грома или рев сильного прибоя, разбивавшегося о скалы внизу под нами. Но звуки были слишком близкие для грозы и слишком недолгие для прибоя.

Мы посмотрели друг на друга, и выражение глаз Бонни изменилось, но она не отвела глаз и не колебалась, сесть ли ей в машину. Она села, положив сумочку на колени, строго на своем краю сиденья.

— Похоже, что-то рвануло, — сказал я.

Она не сказала ничего.

— Прямо? — спросил я.

Она кивнула.

— Сразу за следующим поворотом.

Я поехал вперед, но не слишком быстро. Следующий поворот был резко налево, и когда я повернул, то увидел, что дорога опускается к береговой линии длинной пологой дугой, кромка которой немного поднималась и шла по краю обрыва. Слева был обнаженный каменистый участок, где шли земляные работы. Я взял в сторону, чтобы объехать их, и сразу впереди, за обломками породы, увидел переднюю часть потрепанного грузовика, повернутого носом к шоссе под прямым углом. Толстяк в сомбреро стоял, опираясь на левое переднее крыло, и сворачивал сигаретку. Неожиданно он вышел на дорогу перед нами и поднял руку. Я ударил по тормозам и сумел остановить машину буквально в паре дюймов от него.

Бережно неся свое брюшко, он подтрусил к опущенному стеклу. Опершись на него, как будто у нас в запасе была вечность, он сказал:

— Слушайте, сеньор, грузовик, он не ходит. Вы его буксировать, правда?

Я смотрел на грузовик. Я не видел табличку номеров, но во всем остальном он был точно таким же, как и грузовик, который завернул к Кэрол Данди и забрал тело Эль Лобо.

— Сожалею, — сказал я. — сейчас не могу. У этой юной леди там внизу на дороге кончился бензин. Как только мы сможем завести ее машину, мы вернемся и поможем вам.

Он засмеялся. Я чувствовал, как его брюхо трется о дверцу машины. Бонни схватилась за ручку двери.

— Все в порядке, — сказал я. — Просто сиди смирно.

Толстяк снова засмеялся.

— Сеньор — вы не понимает, — сказал он.

— Я понимаю, — сказал я.

Я включил первую скорость, но Бонни вышла из машины.

— Слушай, Бонни… — начал я.

Что-то мелькнуло в окне. Я взглянул и увидел, что толстяк показывает мне через опушенное стекло длинное узкое лезвие ножа.

— Сеньор, вы сейчас выйдете, — мягко сказал он.

— Послушай, Панчо…

Лезвие сверкнуло навстречу моему лицу, и я пригнулся. Панчо просунул руку и ухватил меня за рубашку.

— Сеньор, — сказал он, — не заставляйте меня зарезать вас в машине — в ней будет так грязно…

Теперь он говорил очень серьезно, а я был зажат между рулевым колесом и спинкой сиденья. Бонни стояла посреди дороги перед машиной. Я не мог решить, подставила она меня или просто, испугавшись, бежала. Нож был слишком близко к моему лицу, чтобы пытаться выскользнуть, пока мексиканец держит меня за рубашку. Это была крепкая нейлоновая рубашка, и вряд ли мне удалось бы вырваться.

— Ладно, здесь командуешь ты, — сказал я, сдаваясь.

Его хватка на моей рубашке ослабла, и он взялся за ручку дверцы снаружи как раз в тот момент, когда я схватил ее изнутри. Я открыл дверцу быстрее, чем он рассчитывал, и резко навалился на нее так, что он потерял равновесие. Он попытался схватить меня снова, но я ударил его дверцей и выскочил из машины прямо на него. Когда я оказалсяна дороге, он отступил назад, сжимая в правой руке нож, готовый для удара.

Я не видел Бонни и не слышал ее, но начал приходить к неприятному выводу, что она меня подставила, когда Панчо замахнулся. К счастью, обувь у него была скользкая. Он сделал ложный выпад левым плечом вперед, но опорная нога у него была не та. Поэтому, когда я, сделав резкий полукруг, оказался сзади него, он не смог развернуться сразу. Я ударил его по ребрам, но он был такой жирный, словно обернутый подушками, что просто застонал и, качнувшись назад в повороте, махнул ножом. Я уклонился от ножа, но поскользнулся на мелком гравии и рухнул на руки и на одно колено.

Я увидел взмах ножа, и в тот же момент услышал, как Бонни закричала что-то на испанском. Нож на мгновение застыл, и я вскочил, целясь сцепленными руками ему в живот. Это уберегло меня от ножа, но я недооценил бойцовских навыков Панчо. Он ударил меня ногой в тот момент, когда я бросился на него, и носок его ботинка вошел в замечательный, плотный контакт с моей челюстью. В глазах у меня померкло, и я почувствовал, как голова моя раздулась до размеров арбуза, а затем медленно стала сжиматься. Она еще не успела сжаться, когда он ударил меня снова, пониже левого уха, и я схватил его за ногу. Но было уже слишком поздно. Я терял сознание. Я боролся еще секунду, но глубокая тьма сомкнулась, как крылья гигантской летучей мыши, и я ничего не почувствовал, падая на дорогу.

Глава 7

Когда я пришел в себя, солнце садилось. Они перевалили меня на край дороги, к скалистой стене и придорожному хламу. Панчо и Бонни не было. Моя машина стояла там, где был грузовик, только была развернута задом к шоссе. В голове у меня словно работали кузнечные меха, раздуваясь и плотно сжимаясь, а свой рот я ощущал как кусок сырого гамбургера. Один глаз затек и не открывался, а нос, по всей видимости, был свернут набок, хоть и не сломан. Я испытывал сильнейшую потребность сунуть все это в воду.

Я медленно перевернулся. Тщательно, одно за другим, я подтянул колени и оперся на руки. Моя голова висела так низко, что волосами я подметал гравий. Подняв голову выше, я пополз через шоссе со скоростью околевающего мерина. Это, наверное, заняло у меня минут пять. Наконец я добрался до противоположной обочины и высунулся достаточно, чтобы взглянуть вниз на прибой. Он был в сотне футов внизу за отвесными скалами, стоящими частоколом. Пришлось отказаться от мысли спускаться к воде.

Но мое путешествие оказалось не напрасным. В уже неярком дневном свете, далеко внизу, среди омытых прибоем камней, я увидел «ягуар» — в том месте, где они его спустили под откос. Вместе с ним они спустили и запятнанное кровью заднее сиденье, и, вполне вероятно, хотя я не собирался лезть вниз, чтобы это проверить, — тело тореро Эль Лобо. Наконец-то он нашел успокоение. Я никогда не знал Эль Лобо, но то, как обошлись с его телом, было позором для небесно-голубого «ягуара» и моей Золотой Девушки. С этого момента золотую девушку придется спасать кому-нибудь другому. Трудно будет сказать об этом Кэрол, но ясно, что это работа для кого-то более достойного, чем я. Может быть, на уровне совместного проекта департаментов здравоохранения и социальной защиты Мексики и Соединенных Штатов.