— Сеньора Альварес, — сказал он, — будет рада приветствовать вас — соотечественника.

Жена — американка. Старичок был весьма жизнедеятельный.

Открылась дверь, и толстяк Панчо выглянул, всматриваясь. При виде дона Луиса он сдернул свое сомбреро и кинулся придерживать дверь. Меня он проводил взглядом, но несказал ни слова.

Дон Луис вошел, и Панчо закрыл дверь. Он держал сомбреро двумя руками, прижимая его к груди.

— Сообщи сеньоре, — сказал дон Луис, — что у нас американский гость. Сеньор Шофилд.

Панчо поклонился, отступая назад.

— Си, сеньор, — сказал он.

— Проходите в мой кабинет, — пригласил дон Луис и зашагал по голому дощатому полу гостиной, почти свободной от мебели. У одной стены стоял старый сундук, покрытый ярким мексиканским одеялом, и два жестких стула. Больше ничего.

Он провел меня через узкую дверь в нише в свой кабинет. В отличие от гостиной это была теплая, хорошо меблированная комната. Там был камин с широкой полкой, над которой висел написанный маслом портрет испанского дона начала восемнадцатого века. Остальная часть стены была покрыта картами, схемами; висело несколько фотографий, очень старых, с пожелтевшими краями. Карты были, в основном, крупномасштабными планами участков, и почти все они, похоже, изображали одни и те же владения. Но некоторые были старыми, выцветшими и схематичными, а другие — новыми, современными и очень подробными. На отдельных картах булавками были приколоты полоски бумаги, так чтоих можно было передвигать, обозначая границы участков. Старые карты были на испанском, новые — на английском. Я увидел имя Альвареса на старых. На более поздних я узнал некоторые географические точки, например, города и населенные пункты округа Оранж в Калифорнии, Санта-Анна фривей и некоторые другие.

Я нашел кресло, чтобы сесть, и он внимательно посмотрел вблизи на мое лицо.

— У вас сильные ссадины. Я чрезвычайно сожалею.

— Пустяки, — бросил я.

— Сеньора окажет вам помощь так скоро, как это возможно, — сказал он, усаживаясь за массивный, орехового дерева стол, заваленный тоже картами, схемами и пачками писем.

Затем на пару минут он, казалось, впал в некий транс. Мы просто продолжали сидеть. Глаза его смотрели вдаль, и он медленно переводил взгляд, словно, сидя в поезде, рассматривал отдаленный ландшафт. Я бы выпил чего-нибудь, но не хотел просить его об этом. Интересно, где же сеньора?

Неожиданно дон Луис включился в реальность. Он взял длинную указку и, повернувшись в кресле, начал объяснять мне про карты. Это был предмет, к которому он питал живой, если не сказать безумный, интерес.

— Эти земли в Калифорнии, — сказал он, — когда-то принадлежали семейству Альварес, и нас их несправедливо лишили.

Он очертил владения, занимавшие около трети Южной Калифорнии, которые в наши дни представляли собой рыночную стоимость приблизительно в сто миллионов долларов. Дон Луис начал рассказывать об истории семьи Альварес, но мне было трудно сосредоточиться, поскольку шли сплошные имена и генеалогия.

Затем он сказал:

— В течение ста лет мы вели бесконечную тяжбу в попытке вернуть эти земли их законным владельцам. Я — последний в роду Альваресов, и я поклялся довести эти усилия до успешного конца. Полагаю, могу с уверенностью сказать, что такое время наступает. Собственность семьи Альварес снова должна перейти мне в руки.

Я застыл на своем кресле, смотрел на него и твердо знал: сеньор дон Луис Альварес рехнулся.

Он слегка улыбнулся, похлопывая большой указкой по ладони.

— Вы думаете, я сумасшедший, сеньор.

Я едва не подскочил. Он еще и мысли умел читать.

— Позвольте мне объяснить, — сказал он мягко. — Я не один в этой борьбе. Вы, очевидно, удивляетесь, как тщедушный старик мог надеяться выиграть сражение с огромными силами в Соединенных Штатах и в штате Калифорния — особенно иностранец, как я. Уверяю вас, я не одинок. У меня есть партнер.

Он улыбнулся, как кот, съевший сметану.

— Я знаю, что в вашей романтической стране на это смотрят искоса, — сказал он, — но браки по расчету в традициях моей страны и в Испании. Мне повезло заключить такой брак.

— Не поймите меня неправильно, — торопливо продолжил он, — я больше, чем просто расчетливый человек. Я почитаю и уважаю сеньору Альварес и, по-своему, я люблю ее. Но я одинокий человек и долго в этом мире не задержусь, степень моего чувства покажут владения, которые я завещаю ей, владения, которые у меня почти в руках, благодаря ее неустанной и преданной помощи. Может быть, вы этого не понимаете, сеньор, но я считаю, что это правда — в партнерстве с гражданкой Америки я непобедим!

Его глаза сияли. Его жесткие седые волосы распушились на висках. Он хоть и был не в своем уме, но в нем жила огромная жажда борьбы. Я не мог не восхищаться им.

— У вас огромная воля, сеньор, — сказал я. — Но это очень дорогостоящее предприятие, не так ли?

— Невероятно дорогое, — кивнул он. — Но я не беден. Владения семьи Альварес в центральной Мексике, хоть их и душат налогами, дают достаточно для моих нужд.

— Значит, вы ничего не производите на этом ранчо?

— Нет, это бросовые земли. Но, как я объяснил, мне нужно было организовать штаб-квартиру вблизи границы Соединенных Штатов. Это место для жизни, сеньор. У меня есть небольшое производство. К сожалению, штат не отвечает потребностям. Но у меня есть грузовик, и мы достаточно прибыльно торгуем в Энсенаде. Поскольку Мигелю пришлосьпо делам сегодня утром ехать через границу, мне было необходимо лично отправиться в Энсенаду, чтобы присмотреть за отгрузкой. Именно потому вы встретили меня сегодня вечером на шоссе.

Мигель, конечно, был «при исполнении» по ту сторону границы, припомнил я. И интересно, насколько внимательно дон Луис «присматривал» в этом направлении.

— Понимаю, — сказал я. — А что вы производите на других плантациях в Мексике?

Какой-то миг было неясно, собирается ли он мне отвечать. Его снова увлекло в мир мечты, и он пристально глядел оттуда на одну из своих карт. Затем, не сразу он вернулся назад и посмотрел на меня.

— О чем вы? А, в основном цветы.

— Цветы?

— Да, сеньор. Маки.

Меня как будто ухватили за шею и слегка встряхнули. Мак — сырье для производства опиума, который можно превратить в продукт, известный как героин, который, в зависимости от места сбыта, может стоить колоссальные деньги.

— О-о, — протянул я и огляделся вокруг.

Раздался стук. Дон Луис посмотрел в сторону двери с мягкой улыбкой.

— Это сеньора, — сказал он.

Он встал и в изысканной манере направился к двери. Я не особенно представлял, что там надо было по этикету, поэтому остался в кресле. Дверь позади меня отворилась, и дон Луис сказал что-то по-испански. Нежный голос ему ответил.

— Сеньор Шофилд, — сказал дон Луис, и я встал. — Имею честь представить, сеньора Альварес.

Я поставил каблуки, чтобы щелкнуть ими с поворота. Но я не щелкнул. По правде говоря, я стоял как вкопанный. Потому что сеньорой Альварес оказалась Гретхен Уайли.

Глава 8

— Сеньор Шофилд, — она грациозно склонила голову, и я выдавил что-то в ответ.

Пульс у нее не зашкаливал, насколько я мог заметить, — ну конечно, ведь был Панчо, который мог ее предупредить. Это была совершенно не та пляжная девочка, которую я встретил первый раз. Одета она была с иголочки — в красивое, безупречного покроя платье слегка в испанском стиле. Волосы стянуты в узел сзади на шее. В ней не было ничего от того томного и ленивого существа. Лицо ее было подгримировано так, чтобы подчеркнуть римскую правильность черт. Но ошибки быть не могло. Это была Гретхен Уайли.

Дон Луис начал объяснять ей, что произошло, она слушала молча. Когда он закончил, она снова кивнула мне.

— Очень сожалею, сеньор. Вы пройдете со мной?

Дон Луис щелкнул каблуками.

— Если вы меня извините, — сказал он, — сеньора присмотрит, чтобы вам было удобно.

Я тоже щелкнул каблуками. Это у меня получилось впервые и было забавно. Такой резкий щелчок, как у него, у меня, конечно, не получился. Я последовал за Гретхен из комнаты, но в дверях задержался.