– Значит, ты с самого начала не собиралась отправляться в салон одна, – набросилась я на Ирен, – но при этом ни словом не обмолвилась о мистере Пинкертоне!

– Даме не следует появляться в подобных собраниях без спутника, пусть даже он ничуть не лучше пустого места. Однако мне требовался человек куда более наблюдательный, чем рядовой сыщик, и на эту роль идеально подходила ты. Не переживай, сегодня вечером у нас с тобой будет свое, отдельное чаепитие. Устроимся, как обычно, в гостиной у камина. Кстати, тебе удалось прихватить с собой что-нибудь на ужин? И повод, и возможность у тебя были. Ладно, не хмурься, ты и так мне очень помогла. Ничего страшного, снова поужинаем лазаньей миссис Минуччи. Между прочим, мой спутник вовсе не мистер Пинкертон. Он работает в лондонском представительстве агентства Пинкертона, где трудится достаточно много сыщиков.

– Ну и чего ты добилась, устроив этот спектакль?

– Не так уж и мало. Кое-кто из присутствующих упомянул о поясе. Надо подробнее узнать об этом Нортоне.

– Но ведь он уже умер!

– Мертвые, Нелл, подчас оказываются самыми надежными источниками информации. Некрологи в газетах вообще самое познавательное чтение после личных объявлений. В этих маленьких заметках о кончине всяких зеленщиков и чахоточных девиц порой кроются трагедии под стать сюжетам великих опер. Наследники и споры между ними, древние фамильные тайны, старые и новые обиды, браки и разводы, жадность и печаль – все это там. Порой, когда я читаю некрологи, я даже начинаю подозревать, что некоторых из почивших убили, если не физически, то словом. В последнем случае убийца может не бояться тюрьмы – ведь он чист перед законом. Это отнюдь не отменяет того факта, что слово может оказаться столь же смертельным, как и удар ножа.

Я, словно завороженная, с восторгом внимала страстному, волнующему монологу Ирен. Однако меня все же продолжали снедать сомнения:

– И ты обо всем этом узнала из газетных некрологов?

Подруга лишь улыбнулась:

– Мертвые могут поведать о многом. Да и с чего им молчать? Кто им сможет возразить?

Глава седьмая

Неожиданные гости

Несмотря на то что в результате нашей авантюры в салоне на Чейни-Уок нам не удалось выяснить местонахождение Бриллиантового пояса, я увидела Ирен Адлер в новом, доселе неизвестном мне амплуа – в образе роковой женщины.

Я никогда не сомневалась, что Ирен – куда более приземленная, чем я, но я не пыталась выяснить, до какого именно предела. Понятное дело, она почти не рассказывала мне о своем прошлом. Что же касается настоящего, хоть моя подруга и общалась с мужчинами, ее отношения с ними не выходили за рамки дозволенного приличиями. Я бы никогда не позволила себе жить под одной крышей с куртизанкой, сколь бы осмотрительной и благоразумной она ни была. Однако лично я не замечала в поведении Ирен ничего подозрительного.

При всем при этом я продолжала удивляться, каким образом ей удается игнорировать столь искусительные для незамужней женщины ее положения соблазны. Ирен гордилась своими многочисленными способностями, и как раз эта гордость ее останавливала – вот единственное объяснение, которое приходило мне в голову. Моя подруга не желала разбрасываться талантами: ведь многие женщины, вступая в брак или становясь чьими-нибудь содержанками, отказываются от поставленных целей, приспосабливаясь к той роли, что подразумевает их положение.

Не исключала я и другой возможности. Вполне вероятно, когда-то в юности Ирен пережила несчастную любовь, и теперь моя подруга вполне естественно не обращала внимания на льстивые речи и цветы, понимая, какая опасность может скрываться за пышным, красочным фасадом. Даже я, исходя из своего скудного опыта, знала, что романтические отношения приносят скорее боль, нежели радость.

Так или иначе, несмотря на то, что за время нашего знакомства Ирен нарушила буквально все правила, определяющие подобающее поведение добропорядочной женщины, ее нарушения были незначительными и простительными. Моя подруга ни разу не дала мне хотя бы малейшего основания подозревать, что она имеет отношение к одному из грязных, позорных делишек, которые так любят обсасывать в газетах.

Весна 1882 года была ознаменована фурором, произведенным Ирен в салоне, где собрались сливки лондонского общества. Хотя Ирен заявила о себе скорее просто как о выдающейся личности, а не как об оперной певице, фурор неизбежно привнес разительные изменения в нашу жизнь.

Во-первых, если вспомнить и о моих достижениях, я наконец получила диплом машинистки, свидетельствовавший о том, что я теперь могу достаточно ловко управляться с упрямым черным чудовищем. Больше всего меня удивило, что диплом, удостоверявший, что я владею столь ценным навыком, был не напечатан, а написан от руки витиеватым почерком.

Вскоре на мои услуги возник умеренный спрос. Я начала ездить по конторам, расположенным как в центре города, так и в предместьях, где перепечатывала рукописные документы. В целом, если не считать того, что мне приходилось разбирать каракули и носить пенсне, которое, несмотря на все его изящество, мешало мне дышать, работа мне была по душе. Сам процесс изучения чужого почерка и превращения малопонятных закорючек в ясный, четкий текст доставлял мне странное удовольствие. Порой я воображала себе, что занимаюсь расшифровкой иероглифов, высеченных на Розеттском камне, а весь мир, затаив дыхание, следит за мной.

Вам может показаться удивительным, но моя работа, подразумевавшая постоянное кочевание из конторы в контору, вполне меня устраивала. Быть может, вслед за Ирен я почувствовала вкус к непостоянным заработкам. Кроме того, думаю, свою роль сыграла память о том унижении, что я некогда пережила в должности продавщицы в универмаге Уитли – в каждую из контор я приходила ненадолго и потому не успевала ни нажить себе врагов, ни погрузиться в мир местных интриг.

Поскольку мне приходилось часто пользоваться омнибусом, я перестала бояться поездок. Вскоре я знала все основные улицы Лондона как свои пять пальцев. У меня в сумочке водились деньги, а на моей новенькой шляпке, которую я купила для повседневных разъездов, гордо покачивались перья. Одним словом, я чувствовала себя независимой женщиной.

Впрочем, мои успехи были достаточно скромными. Ирен же, в отличие от меня, резко пошла в гору. Благодаря чаепитию у Брэма Стокера, ее пригласили на прослушивание. Моя подруга претендовала на роль в свежей комической опере Гильберта и Салливана, которую собирались ставить в новом театре «Савой» на набережной. К сожалению, роль оказалась не для ее голоса, однако Ирен нисколько об этом не сожалела. Она была рада, пусть и ненадолго, снова погрузиться с головой в театральную жизнь. Параллельно с прослушиваниями моя подруга продолжала наводить справки о Бриллиантовом поясе.

Я ужасно волновалась за Ирен, поскольку порой ей приходилось передвигаться по Лондону в очень поздний час, однако подруга, как всегда, от меня отмахнулась.

– Ты беспокоишься обо мне, Нелл? Ты, которая в момент нашего знакомства едва не подарила все свое добро беспризорнику из Уайтчепела? Моя профессия требует свободы перемещения по городу. Должна же я ездить на репетиции и выступления?

– Мне было бы спокойнее, если бы кто-нибудь провожал тебя до дому.

– Это достаточно легко устроить, – сверкнула глазами Ирен. – Немало джентльменов с радостью согласились бы проводить после выступления даже такую малоизвестную актрису, как я, – с посещением ресторана и прогулкой в экипаже по Гайд-парку. Нисколько не сомневаюсь, тебе тогда было бы гораздо спокойнее.

– Господи, да нет, конечно. Пойми, я боюсь, что с тобой может что-нибудь случиться.

– Не беспокойся. Мне есть на что положиться.

– Остроумие спасает далеко не во всех ситуациях, – предупредила я подругу.

– Я говорю не об остроумии. – Ирен извлекла из своей многофункциональной муфты зловеще блеснувший маленький револьвер.

– Ну и ну! Я никогда прежде не видела оружия. Этот револьвер выглядит жутко и пугает куда больше, чем поначалу пугала меня печатная машинка.