— Когда это было?

— Уборщица в аэропорту Бромма слышала сообщение по радио о розыске и обратилась в шведскую полицию. Она утверждает, что видела Гуниллу в аэропорту около пяти часов утра. На ней было красное летнее платье; не похоже было, что она чем-то взволнована или нервничает. Все это, конечно, довольно странно. Что она могла делать там в такое время? Свидетельница видела, что она прошла через кухню служебной столовой и вышла на летное поле. Дальше ей помешал рассмотреть стоявший тогда туман. Никого больше она не заметила. Это значит, что если кто-то и шел за Гуниллой, то он должен был хорошо ориентироваться в аэропорту и, минуя зал отлета, также пройти на поле через кухню. Если бы он шел через зал, уборщица не могла бы его не заметить.

Другое странное обстоятельство — то, что Гунилла в ту ночь, по-видимому, не ложилась. Кровать ее в номере гостиницы осталась нетронутой, однако шторы были задернуты, а к окну придвинут стул. С другой стороны, она никак не могла выйти из гостиницы раньше четырех. Ночной портье признался шведским полицейским, что около четырех он слегка вздремнул. Но до этого времени, если верить его показаниям, из отеля никто не выходил.

И, наконец, этот загадочный пассажир — он как сквозь землю провалился.

Короче говоря, Гуниллу могли убить, ее труп могли спрятать в гардеробе, а потом могли перепрятать в то или иное место. Но в то же время все это может быть простым стечением обстоятельств и глупой шуткой пассажира. Пока что мне бы очень хотелось взглянуть на самолет.

Машина остановилась у аэропорта, и двое сидевших в ней направились ко входу. В зале отлета их уже поджидал представитель авиакомпании — среднего роста, чрезвычайно серьезный господин. Приветствуя их, он несколько раз поклонился и повел их по длинному коридору, минуя двери разных служебных помещений, на летное поле.

Представитель компании подвел их к самолету и принялся пространно рассказывать о различных его великолепных качествах, однако Йеппсен сделал вид, что не слышит его, обошел вокруг машины и внимательно ее осмотрел.

По сравнению с реактивными лайнерами самолетик, с его двумя пропеллерами на крыльях, выглядел просто-таки крошкой. По-видимому, скоро он должен был взлетать: какой-то человек в рабочем комбинезоне только что закончил грузить в него багаж и теперь заправлял бак бензином.

— А это что за люк?

Йеппсен указал на крышку, видневшуюся с правой стороны фюзеляжа перед самым крылом.

Представитель компании еле заметно кивнул, как будто ожидал этого вопроса:

— Запасное багажное отделение.

— А разгружают его снаружи?

— Разумеется, люк для того и предназначен.

— Значит, изнутри в него никак нельзя попасть?

И, не дожидаясь ответа, Йеппсен начал подниматься по трапу. На верхней ступеньке он остановился и принялся разглядывать хромированный лист, выделявшийся подобно заплате на желтой внутренней обшивке стенки. Взгляд его скользнул по ней сверху вниз и остановился на маленькой, почти незаметной ручке. Йеппсен потянул за нее; замаскированная под обшивку дверца распахнулась, и он заглянул внутрь.

— Получается, каждый, кто знал о дверце, мог иметь доступ к багажу?

Поднявшийся вслед за ним в самолет служащий смущенно кивнул.

Йеппсен захлопнул дверцу.

— Где обычно стоит стюардесса, когда пассажиры проходят в самолет?

Служащий немного отступил к желтой стенке, и Йеппсен отметил про себя, что хромированный лист и ручка оказались почти прикрыты. Мгновение он поразмыслил и продолжал:

— Вы не знаете случайно, не осталось ли незатребованного багажа со стокгольмского рейса?

— Не знаю, но сейчас выясню.

Представитель компании с готовностью спустился по трапу и пошел по направлению к конторе аэропорта. Минут пять спустя он уже вернулся.

— Да, вы правы, остался большой плетеный короб. Недавно позвонила одна из пассажирок и сказала, что забыла его. Однако здесь кое-что странно: она утверждает, что короб открыт и в нем ничего не было, а сейчас он заперт и весит на тридцать восемь килограммов больше нормы.

— Норма — двадцать килограммов. Следовательно, короб весит пятьдесят восемь?

— Да, выходит так. Но при отправлении из Стокгольма такого перевеса не было.

Йеппсен удовлетворенно кивнул:

— Давайте взглянем.

Через некоторое время они стояли в багажном зале перед большим дорожным коробом. Светлая плетенка из натуральной соломы выглядела как-то несолидно в ряду внушительного размера чемоданов.

Йеппсен, достав из кармана отмычку, быстро справился с замком и откинул крышку.

В коробе лежал скрюченный труп — труп молодой светловолосой девушки. Ноги были подогнуты, платье задралось и прикрывало голову наподобие шапочки. В груди торчала рукоятка ножа, однако крови почти не было. На красной материи платья зловещие пятна были почти не видны.

Представитель компании едва слышно вздохнул:

— Гунилла, это… это Гунилла. Йеппсен вопросительно взглянул на него:

— Гунилла Янсон?

Не в силах вымолвить ни слова от ужаса, тот кивнул.

Вокруг них уже начала собираться толпа — работники багажного отделения в коричневых комбинезонах и служащие таможни в синих мундирах.

Йеппсен еще раз взглянул на мертвую девушку:

— Итак, значит, это правда. В гардеробе действительно был труп. Видимо, ее убили в то утро в аэропорту, причем убийца прекрасно знал путь на летное поле через кухню служебной столовой. А незадолго до посадки в Гётеборге кто-то убрал тело из гардероба, перенес его в багажное отделение и спрятал в короб, который, к счастью для убийцы, как нарочно, был пуст и не заперт. Владелица короба, несомненно, не имеет к этому никакого отношения. Она не могла перенести тело. Только два человека имели возможность сделать это. По крайней мере, если верить тому исчезнувшему пассажиру.

Инспектор перебил его:

— Если у него совесть чиста, он должен откликнуться на наши розыски.

— Да, вот именно, если совесть чиста. А до тех пор нам следует заняться остальными пассажирами и экипажем.

Йеппсен вздохнул и добавил:

— Боюсь, попотеть с этим делом нам придется изрядно.

Глава 5

Однажды кто-то из знакомых спросил штурмана Кока, не боится ли он летать этими чартерными рейсами на старых ветхих машинах?

Кок ответил тогда, что если в течение первых двух месяцев с момента поступления в эту авиакомпанию ты не уволился, то, значит, уже отбоялся свое.

Конечно, это была шутка. Некоторым, задававшим ему тот же вопрос, он говорил, что в работе на чартерных рейсах есть свои преимущества — риск упасть на них минимален. Их машины, прибавлял он, такие старые, что, если все вдруг откажет, они будут махать крыльями, на манер птиц.

Да, все это были шуточки, однако Кок считал, что в них есть доля истины. Он действительно никогда и ничего не боялся. Даже тем утром в отеле в Бромме, когда стало известно, что эта паршивая девчонка пропала. Он просто почувствовал, что внутри него как-то все напряглось, и это трудно было скрыть от окружающих.

Да и теперь, кладя трубку на рычаг пыльного телефона в комнате отдыха экипажей, он вовсе не ощущал никакого волнения. То, что он узнал сейчас, не вызвало в нем никаких чувств. Просто наступило какое-то странное состояние внутренней расслабленности, глубокого покоя, сознание того, что единственный человек, который мог и который действительно выводил его из себя, теперь уже никогда не похвастается этим.

Да, сейчас он мог уже быть полностью уверенным в этом.

Кок поднялся и подошел к зеркалу, висевшему на стене. Чтобы причесаться и внимательно осмотреть свое лицо, ему пришлось нагнуться. Лицо было узкое, загорелое; вокруг рта — гордые, высокомерные складки, которые ему самому всегда очень нравились, тогда как непокорные, торчащие в разные стороны льняные волосы были предметом его постоянного недовольства.

Он в очередной раз попытался их пригладить; неожиданно снова пришли мысли о ней, и он улыбнулся сам себе в зеркале. Ему показалось, что в зеркале рядом с ним возникло и ее отражение: светлые волосы, здоровый румянец, приятные черты лица и глаза, ее нежные карие глаза — на них прежде всего и обращали внимание. Сейчас она выглядела в точности так же, как тогда, когда они встретились в первый раз.